Рудольф Баринский.
Избранное. – М.: Вимбо, 2015. – 552 с. |
Я думаю, многие, кто следил за взлетами советского театра, помнят ташкентский «Ильхом» и его режиссера Марка Вайля, один из первых негосударственных театров. Фантастические постановки, в том числе полузапрещенный «Дракон» Евгения Шварца. И удивительные баллады, написанные к этому действу. И написал их также человек удивительный – Рудольф Баринский.
Поэтами Россия богата была всегда. Наша трагическая история, великие культурные традиции и миллионы людей, жившие песнями и стихами, не могли не породить это чудо, этот великий феномен – русскую поэзию второй половины ХХ века. Мы до сих пор либо не всех знаем, либо забыли их – ходивших на фестивали самодеятельной песни, писавших о чем угодно, но только не гимны партии и правительству. Среди них были поразительные таланты. И одним из таких, безусловно, являлся Рудольф Баринский, «Ташкентский Галич». А прожил-то он так немного – с 1934 по 1999 год.
В Харькове он посещал литературную студию Чичибабина, первые стихи вышли в альманахе «Молодой Харькив». Иногда он публиковался в журнале «Звезда Востока», переводил узбекских поэтов. Но он не только давал новую жизнь стихам поэтов из ставшего родным Узбекистана. Рудольф Яковлевич, к примеру, переводил таких классиков, как Хаим Бялик или Федерико Гарсиа Лорка.
Его талант обдает сразу и возвращает в те времена, когда поэзия значила намного больше, чем теперь: «Господи, что за удача/ В этих просторах сырых/ Быть не бедней, не богаче/ Смертных сограждан своих./ И средь обычной мороки/ Грязных дорог и полей/ Чувствовать худенький локоть/ Вечной отчизны своей».
Рудольф Баринский был одним из «моторов» культурной жизни Ташкента. Именно он организовал фестиваль самодеятельной песни в Чимгане. Без него невозможно было представить существование ташкентских клубов авторской песни «Апрель» и «Орфей». Еще в 1977-м Баринский стал лауреатом Грушинского фестиваля.
Песенная традиция просто билась в его строках, еще самых ранних: «Паруса не признавали веры./ Океан запомнил навсегда/ Греков горбоносые галеры./ Викингов смоленые суда./ Ну а мне под этим небом синим,/ Разве не являли чудеса/ Пушечные ядра бригантины,/ Каравелл крамольных паруса?»
Но самое главное – время, приметы которого Баринский запечатлевал с потрясающей яркостью и точностью. Зарисовки военных времен, поезда эвакуированных, карточки на хлеб, серое небо, надежды оттепели – все это легко и страстно отражалось в его стихах:
«Пока еще не отзвучала/ Та музыка моей судьбы,/ Которая ведет начало/ С послевоенной голытьбы,/ Доставшаяся по наследству/ От вдов, очкариков, шпаны,/ С тюрьмой советской по соседству/ И с гением ее страны… Она исполнит все до грамма./ Все – от начало до конца:/ Фанерный чемоданчик мамы/ И похоронку на отца».
«…И только сейчас, через полтора десятка лет после смерти, титаническими усилиями его сына и друзей была издана та книга, которую вы держите в руках. Грустно читать посмертную книгу стихов настоящего поэта, почти не востребованного при жизни. А Рудольф Баринский был именно таким поэтом». Это слова из предисловия, которое написал к большому тому Рудольфа Баринского Александр Городницкий.
Я думаю, что многие, особенно те, кто застал Ташкент застойного и перестроечного периода, кто был на фестивалях авторской песни, где звучало множество баллад на стихи Баринского, вспомнят этого светлого человека и стихотворца.
«Начиналось все, как в притче./ И волхвы стучались к нам./ И горели ночью спички,/ И рыдали по утрам./ Слышу снова лязг затвора,/ Вижу снова красный снег:/ Эта музыка. С которой/ Не расстаться мне вовек».