Виталий Науменко  |
| Лариса Миллер.
Намек на благодать. – М.: Время, 2015. – 192 с. (Поэтическая библиотека) |
У Ларисы Миллер есть своя устойчивая аудитория читателей (по преимуществу читательниц), чьи ожидания она никогда не обманывает. Это не тот поэт, от которого стоит ожидать феерий, экспериментов и вывертов, попыток изменить своему стилю, поставить на неожиданность.
Миллер верна себе и в своей новой книге, где обобщает и то, что было написано прежде, и стихи 2013–2014 годов. «А я хочу найти начало,/ Что есть у всякого конца./ Хочу найти того юнца,/ Что я когда-то повстречала,/ Увидеть старых окон свет,/ Услышать хриплый репродуктор,/ И чтоб в троллейбусе кондуктор/ Счастливый продал мне билет».
В своей «старомодности» Лариса Миллер не есть поэт архаичный, охвату ее аудитории можно только позавидовать. Она не противопоставляет свою манеру изложения той, уже привычной, в рамках которой шокируют, пытаются уловить не за счет мастерства, а за счет приема. Прием не равен мастерству, важен опыт автора, напрямую связанный со «школой» и учителями.
Приблизительно – это линия не так давно ушедшей от нас Инны Лиснянской, линия «прекрасной ясности», но, конечно, не в понимании Михаила Кузмина, самого нескромного ребенка Серебряного века. Миллер скорее постакмеистка, разговаривающая на доступном, простом и понятном языке, легко варьируя степень искренности, но не фантазируя и не уходя от нее далеко.
Идет время, такие поэты, как Миллер, к сожалению, постепенно становятся «белыми воронами». Дело не в простоте, а в самом посыле. И когда к той же «прекрасной ясности» приходили «сложнейшие» Заболоцкий или Пастернак, никому это не казалось странным.
«И до того прозрачны дни,/ На время снявшие личину,/ Что можно разглядеть причину/ Того, зачем идут они./ Она ясна, как дважды два,/ Пока туманом не застлалась,/ И, чтоб сказать о ней, осталось/ Найти прозрачные слова», – пишет Лариса Миллер.
У поэзии такого рода есть поклонники, но нет врагов, что удивительно для современного литературного пространства. Достаточно объемная книга неравнозначна по уровню, но мы понимаем, что даже в более слабых стихах есть та органика, в которой нуждается читатель традиционной поэзии. Он ищет разговора, в меньшей степени обращая внимание на техническую сторону, и с такой книжкой, как «Намек на благодать», может «жить» довольно долго. Миллер дает достаточно разреженное и в то же время сугубо поэтическое и открытое для толкования пространство, которое обычно не дают поэты, загоняющие читателя в рамки жесткой авторской концепции.
Все ее размышления, порой изящно и тонко оформленные, – и попытка разговаривать с самой собой, и надежда на сочувствие собеседника. Миллер не настаивает на том, чтобы ее ценили и любили, скорее на том, чтобы ее понимали и слышали. По сути, это почти уходящий род «философской лирики»: поэт не отделяет себя от того, к кому обращается – от совершенно не известного ему человека, видя в нем исключительно друга, а не оппонента. И даже стихи Ларисы Миллер о смерти проникнуты неким светом и верой в то, что жизнь не конечна. Эту веру она и пытается передать.
Нас недостаточно родить./ Необходимо нас снабдить/ Надежным смыслом, целью ясной,/ Страной уютной, не опасной,/ И верой, что пришли сюда,/ Чтоб здесь остаться навсегда.
