Лариса Миллер Странно – его имя никогда не было на слуху. Ни при жизни (несмотря на множество книг, публикаций и премий), ни в новые времена. Чем это объяснить, ей-богу, не знаю. Ведь он редкий поэт. Он сделан из того же вещества, из которого делаются стихи. По-моему, он мыслил стихами. Во всяком случае, я никогда не чувствовала разницы между его обычной речью и его поэзией. Ну, в самом деле, какая особая разница между разговорной речью и шестью стихотворными строчками:
Поймай меня на том,
на чем нас ловят, –
На пустяке, неосторожном
слове.
Прошу, попробуй, вымани
секрет.
Я всех болтливее
и бессловесней.
И запиши.
И это будет песней,
Которую ищу я с детских
лет.
Когда-то в юности я вырезала стихи Соколова из всех журналов и газет. У меня даже была специальная папочка для его стихов. И, как ни странно, мое отношение к ним за все эти долгие-долгие годы не изменилось. Я то и дело ловлю себя на том, что бормочу его строки. Вот скажу по какому-то своему поводу как будто бы обычные слова, даже забыв, что это строка Соколова: «Нет сил никаких улыбаться», как уже стихи покатились дальше:
Нет сил никаких улыбаться,
Как раньше с тобой говорить,
На доброе слово сдаваться,
Недоброе слово хулить.
Я все тебе отдал.
И тело,
И душу – до крайнего дня.
Послушай, куда же ты дела,
Куда же ты дела меня?..
Надо ли объяснять, в чем обаяние его строк? В естественности, конечно. В какой-то великой непринужденности, в той простоте, которая либо есть, либо нет. Ей невозможно научиться. (Невольно вспоминается шутливая реплика, не помню откуда: «Я человек простой – говорю стихами».)
Моя бы воля – я бы просто перепечатала какое-то количество соколовских особенно мною любимых стихов. Но так не принято делать, когда пишешь о поэте. Надо говорить что-то умное, а мне хочется только одного – заставить читателя подышать легким и чистым воздухом стихов Владимира Соколова. Позвольте мне это сделать:
…
И самый юный в мире дождь
Исчез за первым поворотом.
И показалось: ты идешь
По тротуарам, как по
нотам…
…
Пластинка должна быть
хрипящей,
Заигранной…
Должен быть сад,
В акациях так шелестящий,
Как лет восемнадцать назад.
Должны быть большие
сирени –
Султаны, туманы, дымки.
Со станции из-за деревьев
Должны доноситься гудки…
Слова наверняка любили этого поэта. Он бережно с ними обращался. Не выкручивал им суставы. Впрочем, есть поэты, созданные для того, чтоб «гнутым словом забавляться», но это не случай Соколова.
Его случай вот какой:
Я забыл свою первую строчку.
А была она так хороша,
Что, как взрослый на первую
дочку,
Я смотрел на нее не дыша…
Как объяснить случай Соколова? Наверно, это так же трудно, как пытаться объяснить природу, погоду, музыку, которую поэт тоже не знал, как объяснить:
Спасибо, музыка, за то,
Чего и умным не подделать,
За то спасибо, что никто
Не знает, что с тобой
поделать.
Вот эти почти беспомощные и безыскусные строки («за то – никто», «подделать – поделать») и есть лучшее объяснение необъяснимого. Подобные строки – удачная попытка с негодными средствами. Но ее (попытку) невозможно не сделать.
С помощью стихов Соколова надо объясняться в любви, прощаться с любовью («Прощай, летящая,/ Прическу путающая./ Всё уходящее/ Уходит в будущее»), встречать рассвет, провожать осень, говорить с друзьями.
Но можно сказать и о целой эпохе. И столь же просто:
Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек...
Владимира Соколова не стоит издавать огромными томами. Ему идут тонкие сборники, в которых все лучшее, что он написал за жизнь. В подобных сборниках не потонут такие драгоценные строки, как:
Прошу тебя, если надежд
не унять
И тянет, убив, повидаться,
Придумай, как лучше тебя
мне узнать,
Во множестве не обознаться.
Скажи: мой единственный,
под фонарем,
В толпе, задохнувшись
от бега,
Стоять буду в шляпке,
с вуалью, с пером,
В слезах прошлогоднего снега.
И напоследок еще одно любимейшее стихотворение:
Не смейтесь под окном, когда
так грустно в доме.
А впрочем, как вам знать?
Вы молоды совсем.
Рассвет или закат на вашем
окоёме – вы знаете одно:
Так значит. Завтра в семь.
Что может завтра в семь
смертельного случиться?
Разлука навсегда? Но это,
как восторг,
Как встреча с морем, зыбь,
где может приключиться
Лишь лучшее, чем то, что Бог
навек отторг…
