Арсений Анненков
Смерть поэта – одна из его стартовых позиций. Именно тогда по-настоящему начинается увлекательный процесс под названием «время покажет»: события, последствия, старые и новые друзья, удачи, провалы, мимолетные связи и крепкая любовь.
Анатолий Кобенков умер в 2006 году, а выход книги его избранной лирики – подарок для ценителей русской поэзии и в 2014-м. Как для тех, кто уже знаком с ним по прижизненным книжкам и публикациям, так и – особенно – для тех, кто откроет его для себя впервые.
В стихах этого автора есть та драгоценная особенность, когда человек пишет не потому, что знает, а потому, что хочет знать. Эта внутренняя динамика раскрывает поэтическую речь. В том числе – навстречу читателю. Окрашивает ее неподдельными интонациями.
Поэзия Кобенкова – это во многом мелодия, а не текст, настроение, а не выводы, боль, а не поучение. То, что «не спросившись, на сердце легло». В нашей крайне определенной и навязчиво весомой повседневности это имеет также весьма конкретное деловое значение: позволяет хоть ненадолго «не тронув жизнь, на ласточку взглянуть/ да к радуге затылком прислониться».
Мелодия эта печальна, что не делает ее менее прекрасной: «Горечью пахла с вином задружившая юность,/ запахом гари – с печалью дружившая зрелость». По-другому и не может быть у того, кто вечно со всеми и всегда один. Кто постоянно противостоит: «Только маленький поэт,/ с чашкой маленького кофе,/ пришепетывает «нет»/ предстоящей катастрофе».
Кто неизменно – наблюдатель: «Я не с теми, кто вышел,/ чтоб построить и сместь,/ ибо с теми, кто выжил,/ чтоб за столик присесть…»
И чуть ли не с детства «в оппозиции». Вот, например, концовка замечательного стихотворения «Историческое лицо»:
И глядят на него поля,
строй домов и шеренги улиц…
Только я да мама моя
не хотим глядеть –
отвернулись.
Вообще, что касается замечательных стихотворений, то их количество в книге ожидаемо велико, все они прекрасно структурированы. За что надо сказать отдельное спасибо ее составителю. Даже те читатели, которые ориентируются исключительно на шедевры, обязательно помимо «Исторического лица» отметят «Губернский понедельник», «Иркутску», «Пьяный морок, бесы на Каширке…», «Визит», «Мой пиджак ночью»...
Сборник дает достаточно полное представление о Кобенкове и как о художнике слова. «Шпилек пробормот» – точно сказано. А вот как автор не просто вводит неологизм, «самодельное» словцо, а готовит к нему читателя, и тот просто не может его не почувствовать, – «шумну ступенькой, вышумнусь травой». А фраза «на кедры трудятся негры недров» – великолепна, чтобы так сказать, нужны и талант, и многолетний навык. Притом что в основе поэтики Кобенкова лежат все-таки чувство, эмоция, а не филологическая игра. Это особенно заметно и когда он пишет о любви, «о той, из-за которой строчка,/ на паузах кровоточа,/ как пулю, сплевывает точку,/ а та, как сердце, горяча».
Как всякий зрелый мастер, Кобенков, конечно, не оторван от русской поэтической традиции. В его стихах порой слышен и Мандельштам, и Пастернак… А читая, например, прекрасное стихотворение «Игра»: «…выкрикнул считалочку,/ пошел искать/ и никого не нашел –/ все спрятались очень хорошо…», нельзя не вспомнить «Прятки» Берестова: «…Раз-два-три-четыре-пять,/ Я иду искать!../ ...Я не верю в опустевший двор./ Я играю с вами до сих пор».
Но в то же время Кобенков обладает своей, совершенно неповторимой интонацией. В ней не Сибирь, где он жил, и не Москва, где завершил свой путь. Здесь главное – частная честная жизнь, вечные темы, Россия, окружающая его и нас. Темень, всполохи света, простор, печаль и высокая нота над общим шумом.
Как и положено настоящему поэту – исподволь, невзначай, – Кобенков помогает нам хоть ненадолго забывать о себе, смотреть вокруг и слышать музыку мира.
