Улица давно уже не безъязыкая. Фото Владимира Захарина
* * *
Прими сей череп, Дельвиг…
Поэт как отчаявшийся нищий
С протянутым собственным
черепом
На улице клянчит у прохожих
Не бросит ли кто-то
в эту его копилку
Хоть малую толику своего
чистого смысла
Чтобы образ поэта перестал
быть печальным
Поэт играет на собственных
фронтальных долях
Которые не позволяют лгать
человеку
Он хочет пробудить
сочувствие у прохожих
Но прохожих не трогают
его ухищрения
Их волнует лишь легкость
своего шага
На своем пути по трупам
всех нищих поэтов
По направлению к своей
вершине
Поэт увеличивает скорость
в погоне
За ускользающей надеждой
добиться смысла
Он бьется левой височной
долей в стекла автомобилей
Но там принимают
его за мойщика окон
И люди наполняющие машины
Вовсе не хотят чтобы стало
их лучше видно
Когда они едут на дело
К кому же обратиться
с духовной жаждой
Художнику слова звука и мысли
Он собирается с духом
и воспаряет
И вот он уже витает
над водами
И стучит своим черепом
в угловые извилины
Эсминцев, авианосцев
и подводных лодок
Не поделятся ли они
с ним своим смыслом
Но стук его черепа тонет
в железном чреве чудовищ
Где в собственном соку медленно
Переваривается терпеливая
команда
Поэт бьется полушариями
своего мозга
В железные виски самолетов
Но его принимают за облако
в штанах
Его не замечают автопилоты
А пилоты думают
как сохранить свои черепа
Мысли в которых настроены
На взлет ради посадки
Нищий поэт взлетает
еще выше
И просит милостыни
у созвездий
Вдруг они в безвоздушном
пространстве услышат
Грохот его черепа, бьющегося
над смыслом жизни
Над смыслом жизни на этой
уже невидимой точке
На точке едва ли известной
этим звездам
Но может быть они увидят
нищего духом поэта
И подадут ему днесь смысл
насущный
Не излишний но вполне
довольный
Для утоления духовной
жажды
На этой земле переполненной
страждущей плотью
Поэт стучит в головной
мозг Вселенной
И мозг Вселенной течет
в его уже пустые глазницы
Смысл летит сквозь него
со скоростью света
Но уже никто не замечает
Среди звезд его могилу
* * *
Улица корчится безъязыкая –
Сетовал некогда Маяковский
С тех пор многое изменилось
Улицы стали более просторны
Народ стал более разговорчив
Речь стала более откровенной
Язык превратился в половой
орган
Разнополые экземпляры
На каждом шагу повторяют
Слово которое обозначает
Особу легкого поведения
Будто куда бы они ни спешили
В офис в лавку или даже
в школу
Все равно они идут в бордель
Или возвращаются из борделя
В то же время
во всеуслышание повторяют
О том что находятся
в интимной связи
Даже не с особой легкого
поведения
А с более приличным
партнером
А именно с матерью своего
собеседника
На что собеседник обычно
отвечает
Что и он занимается тем
же самым
До чего же эти люди отважны
Что говорят совсем
не предохраняясь
Таким образом эти люди
связаны
Самыми крепкими кровными
узами
Посредством красноречивого
совокупления
Хотя при этом не вполне
понятно
Чьи они в результате дети
И в то же время чьи они
предки
Но так ли иначе низ
телесный
Занимает место в высотах
невинного духа
Что и отличает этих людей
от бессловесного зверя
* * *
Под единственным солнцем
Нас всегда двое
Я и моя тень
Я пою
Тень слушает
Я пишу
Тень читает
Ночью под сонмом звезд
Я потерян
От света каждой звезды
Падает моя тень
Такая незаметная
Но у каждой свое мнение
Обо мне
Заслоняющем свет ее звезды
Так что во тьме ночи
Я сам теряюсь
И уже некому сказать
Свое слово
Несмотря на внимание
Звезд
* * *
Нет у ночи иных причин,
Кроме помысла темных сил
Постичь значение величин
Не замечающих их светил.
*
Перекликается с тишью тишь,
Тень за тенью спешит во тьму,
Кто-то кличет: «Услышь,
услышь!» –
«Слышу!» – эхо вторит ему.
Звездный дождь разверзает
высь,
На спящие души струит
бальзам.
На чей-то оклик: «Вглядись,
вглядись!» –
«Вижу, – в ответ, – но не верю
глазам».