Галина Щербова
«Свет невечерний» Александра Суворова одновременно напоминает и Фаворский свет, и песню «Ой-да невечерняя заря занималася», и есенинский «…тот вечерний несказанный свет…». Он словно включает в себя известные контексты и развивает образ, делая его еще более выразительным: «Рожденные – гореть. И наш печальный свет –/ Свет невечерний – льется над планетой».
Едва ли не каждое стихотворение несет в себе яркое поэтическое прозрение. Александр Суворов говорит по-отцовски: «Приходит мысль издалека,/ И я беру ее на руки».
Своеобразное настроение сборнику задает внешняя шероховатость речи, стихотворения воспринимаются написанными в странствии, на ходу, когда смена картин и обстоятельств рождает новые мысли и образы, отвлекая от предыдущих, охлаждая интерес к ним. Словно дневниковые записи: «Полночь стоит на коленях/ среди асфальта и стен./ Младенцем веки я разжал/ И не узнал ни век, ни место».
Автор подчиняется своей творческой интуиции: «Но, отступив, я верен красоте,/ И, преступив, я знаю: это свыше…»
Книга имеет шесть разделов, в которых представлены и новые стихи, и относящиеся к прошедшему десятилетию. Книга цельная, плотная, как спил дерева, единовременно показывающий кольца длительного роста, что афористично определено самим автором: «Когда уже привыкнешь жить,/ То жизнь не кажется привычкой –/ И начинаешь дорожить/ Ее мельчайшею частичкой».
Сборник пронизывают несколько настойчивых тем, как исконных, глубинных – обязательных для русского поэта – тем России, Родины, народа, места поэта в мире, любви, – так и сугубо индивидуальных, близких именно Александру Суворову. Это темы детства и детской ранимости, Москвы, неприкаянности, смерти.
Вечная тема Родины у Суворова предстает как сыновняя зависимость, готовность принять и нежность, и суровость Матери. Трагизм строится на горькой иронии: «Посмешище для всей земли,/ Пылит немытая Россия…/ И все ей видится вдали/ Средь поруганья и бессилья/ Небес таинственный Мессия».
Портрет автора оборачивается осмыслением поэтического призвания, человеческого значения и собственного места в мире, что неразрывно связано с темой России, сопряжено с раздумьями об одиночестве, итогах жизненного пути. «Когда уже не станет в жизни сил/ И треснет в сердце вечная основа –/ Уйду скитаться по Святой Руси/ До самого конца пути земного».
Тема Москвы возникает настойчиво и последовательно: «Как холодно! Лишь бьет метель кресты/ Василия Блаженного, а выше –/ Нет звезд, одни лишь сгустки черноты/ Да ливень снежный мечется по крышам./ Но нет отчаянья, одно лишь чувство – боль…»
Тема детства оборачивается скорбной стороной сиротства, разрастаясь и переплетаясь с темой Родины, в которой так непросто бытие обычного человека: «Отчизна, откликнись! – я здесь,/ Я твой человек неизвестный».
Упоминание о детях у Суворова всегда трепетно, строки проникнуты нежностью, которую поэт не афиширует, но и не скрывает, что свойственно сильным людям и сильным поэтам, не боящимся упрека в сентиментальности. «Эта ночь мне кажется гробницей./ А в ночи мерцает Детский дом,/ Словно лайнер, дальними огнями, –/ Это души, скованные в нем,/ Это детки плачут перед сном/ Жаркими, беззвучными слезами».
Тема любви, как и все прочие темы, как и само настроение книги, полна трагизма. Наряду с очень светлыми, прозрачными воспоминаниями постоянный рефрен: все проходит и, более того: все прошло. «Тебя, с кем можно забывать/ Всё. Даже имя./ С тобою можно жизнь пройти/ И не заметить./ С тобой по улице идти,/ Что тоньше нити,/ Услышишь – улицы гудят –/ Не разминитесь!»
Тема поэзии вырастает из автопортрета автора. Редкие и краткие вспышки творческого успеха и признания происходят на фоне неустроенного быта, невостребованности стихов, неудовлетворенности собой, сомнений в истинности призвания. «Муторна музе рубашка чужая,/ Даже, случись, если собственной нет./ Старался я место святыне/ Найти среди грешных искусств».
Мгновенные впечатления, полученные поэтом и отлитые в художественные образы, их осмысление, творческая обработка – вот отчетливый и неповторимый портрет автора, собранный в искреннюю книгу. Именно такой является книга стихотворений Александра Суворова «Свет невечерний», которая завершается строками: «Меж смертным и бессмертным светом/ Видна незримая тропа./ Где я считал себя поэтом,/ Одна любовь была слепа./ Мы там живем без осужденья,/ И дышит трепетный простор/ В молитвенном благодареньи/ Тому, кто день в ночи простер».
