Портрет Вячеслава Ананьева работы художника Геннадия Доброва. Иллюстрация из книги
Я знаю Вячеслава Ананьева с 1990 года. Я только поступил в Литературный институт, а он там уже какое-то время учился, хотя никто и не мог точно сказать – какое именно. Зато все говорили мне: ты с ним осторожнее, он в ректора портфелем кидался. Или, наоборот, ректор за ним гонялся то ли с зонтиком, то ли с монтировкой. Разное говорили, а тогда еще на «Новокузнецкой» пивная «Кабан» была, а на «Белорусской» – трамвайный круг, улица Лесная и пивзал «Литучеба». А у Ваганьковского кладбища… впрочем, что сейчас хорошее вспоминать – зайдите на «Белорусскую», сами все увидите.
А со Славой как-то, помнится, мы проснулись сначала неизвестно где (он, правда, уверял, что место, где мы проснулись, прекрасно ему знакомо, но, думаю, врал), а потом поехали на электричке в Литинститут. Под Москвой где-то мы оказались, я потому и не признал ландшафта, а он, возможно, и впрямь представлял, где мы находимся. В электричке Ананьев стал громко и взахлеб читать свои стихи за деньги. Честно предупреждая, что на спиртное. Мне тоже пришлось выступить, в том числе и как литературному критику, ибо я и полемизировал со слушателями, и разъяснял им некоторые темные, как говорят литературоведы, места, и извинялся за то, что выступление наше, увы, прекратится, как только мы соберем требуемую сумму.
Вячеслав Ананьев.
Иные поднебесья. – М., 2013. – 208 с. |
Теперь вот читаю книжку, как будто слышу знакомый голос (давно не виделись, некоторое время назад «нашлись» в Интернете, обыкновенная, как говорили в позапрошлом веке, история или, как пишут писатели-деревенщики, привычное дело). Те же интонации. Ага, хочешь написать о стихах оскорбительно плохо и пошло, обязательно используй два слова – «пронзительно» и «интонация». Так вот, я все-таки слышу голос, как он читает. А сам весь такой высокий, огромный, когда падает, может сильно пораниться.
Слава, осторожнее. Все хотят, чтоб мы чаще падали и реже подымались.
Ничего, прорвемся.
Ну не нравится мне в послесловии Дмитрия Нечаенко фраза: «Как только ни изощрялись самозваные витии, стремясь перещеголять друг друга мудреностью своих «направлений» и «школ»: постмодернисты, концептуалисты, иронисты, метаметафористы, куртуазные маньеристы. Откуда ни возьмись появилось даже «Общество любителей стрекоз», сформированное то ли из отчаявшихся прославиться графоманов, то ли из по ошибке выпущенных на свободу постояльцев Канатчиковой дачи…» Может быть, все же имеется в виду ДООС – Добровольное общество охраны стрекоз?
Или такая фраза из того же послесловия: «На сайте «Стихи. ру» публикуют свои сочинения 346 000 авторов, но слава Богу, если среди них найдется хотя бы с десяток стихотворцев, способных отличить ямб от хорея…»
Полноте, г-н Нечаенко, не сотни даже, а тысячи «стихотворцев» ямб от хорея отличить смогут. Другое дело, что, может быть, что-то еще нужно для поэзии, но я сейчас о другом. Я сейчас об Ананьеве. А он писал вот что:
На Бутырской, в салоне,
мы спорим, как дети,
каждый жмет на свою колею
и педаль.
Как поедешь домой,
в западенщину, Петя,
ты хохлам-западенцам
привет передай.
я люблю Тимошенко
красивую Юлю
И немного ревную ее иногда…
Да, написано, конечно, до известных событий, но ведь ничего же не меняется на самом-то деле. Наши друзья остались друзьями, если, разумеется, таковыми были.
Тараканьи стихи про березы,
про Расею и всякую муть
пишут, коли бывают
тверезы,
и себя норовят обмануть…
Ананьев любит родину. И «малую» и большую. Но вы же видите – «тараканьи стихи про березы». Просто обо всем, даже о важном, можно и нужно писать хорошо. Не все могут, но все хотят. Вот Ананьев точно – может. Не знаю, хочет ли. Все равно у него получается точно, емко, грубо, кратко и зримо.
«Жить не по лжи!» –
сказал мудрец холеный
и засопел, как боров на свинье.
Но ложь есть соль, а пища
несоленой
бывает разве только лишь
во сне.
Ну я, например, не согласен, что толку? Все равно понимаю, что поэт прав тем хотя бы, что изложил свои мысли так стройно.
«Гуляй по России!» – сказала
и гулко захлопнула дверь.
И канул я в шуме вокзала,
и в поезде еду теперь.
Ушел не кривя, не виляя,
прямою дорогой ушел.
И все по России гуляю,
чтоб было тебе хорошо.
Ни убавить, ни прибавить.