Алла Большанина
Инна Кабыш. Мама мыла раму.
- М.: Время, 2013. – 208 с. (Поэтическая библиотека).
Новый сборник Инны Кабыш «Мама мыла раму» открывается стихотворением, которое стало визитной карточкой поэтессы:
Учебой ли, в тимуровцы игрой
охвачена, – была я всюду первой.
Отличницей.
Общественницей. Стервой.
Меня не научили быть второй.
И многое другое из раздела «Избранные стихи» можно считать уже хрестоматийным: «Кто варит варенье в июле,/ тот жить собирается с мужем,/ уж тот не намерен, конечно,/ с любовником тайно бежать./ Иначе зачем тратить сахар,/ и так ведь с любовником сладко…»; «У, Москва, калита татарская:/ и послушлива, да хитра,/ сучий хвост, борода боярская,/ сваха, пьяненькая с утра» и т.д. и т.п. – то, что поклонники поэзии Кабыш наверняка знают наизусть.
Но «Избранные стихи» – это только начало книги, а продолжение – «Новые стихи». «Новая» Кабыш верна своим прежним темам – мужчина и женщина, отцы (матери, точнее) и дети, «что есть стихи» («Что есть стихи? Цель или средство?/ Искусство выше или жизнь?/ Талант правее или сердце,/ и кто – нормальный или шиз?»), непростые отношения с родиной...
Как пишет в предисловии «Невеста без места: Личные трудности Инны Кабыш» (оно было опубликовано в «НГ-EL» от 26.02.09 под названием «Женщине дано иное зрение») литературовед Игорь Волгин (в его литературной студии «Луч» Кабыш начинала как поэт), «она говорит с родиной на равных – как, пожалуй, не смел бы разговаривать мужчина». И не просто на равных, но порой жестко («В моей бестрепетной отчизне,/ как труп, разъятой на куски…»; «К нам равнодушна родина – Бог с ней…») – продолжая ходасевичевское «И вот, Россия, «громкая держава»,/ Ее сосцы губами теребя,/ Я высосал мучительное право/ Тебя любить и проклинать тебя». У Инны Кабыш такое право есть вдвойне, поскольку женщина-поэт – и сама мать: «Господи, вот он, покой, –/ мысли густые, кисельные…/ Вот он, выходит, какой:/ дом, занавески кисейные.// Разве бывает полней?/ Речка, ребенок, смородина…/ Прочь от калитки моей,/ родина…» Хотя у «новой» Кабыш все чаще появляется ностальгическая нота – тоска по утраченному детству: «…А ночами мне снится Советский Союз,/ тот, где мама моя моет вечную раму». А традиционная силлаботоника начинает соседствовать с верлибрами:
И хотя стоял только ноябрь,
сад выглядел совсем по-зимнему:
всюду лежал снег и деревья были голые
и только на одной яблоне –
черной и усыпанной снегом –
висели яблоки, крупные и красные.
…и я впервые подумала,
что воскреснут не только все, но и всё,
например, деревья,и что, может быть, в раю будет
эта самая яблоня
и, может быть, вообще это уже рай,
которого я просто не замечала,
потому что не ожидала,
что он так близко.
Логическим завершением сборника стал раздел «Рассказы» – «Так говорил Вася Пупкин», «Саша плюс Маша», «Бахчисарайский фонтан» и др. В них Кабыш продолжает говорить о том же – о любви, отцах и детях и т.д. – и иногда с теми же персонажами (например, «домработница Шура» появляется то в стихотворении «Моя домработница Шура вечно проcит взаймы…», то в рассказе «Золотая рыбка»). Только подробнее, и не в столбик, а в строчку.
Дарья Гармоненко