Денис Безносов
Анна Харитонова. Небо в оливках.
– Madrid: Ediciones del Hebreo Errante, 2012. – 55 с.
В заглавии дебютной книги Анны Харитоновой соединяется сразу три зрительных ракурса: небо, засыпанное/заросшее оливками (взгляд вверх), фрагменты неба, заметные среди оливковых ветвей (взгляд одновременно вверх и вниз), и небольшое небо, растущее внутри каждой оливки (взгляд вниз, например, в собственные ладони). Три угла зрения вовне отражают три таких же угла вовнутрь. Наблюдающий субъект – герой или герои книги – познает себя с трех позиций: верха, низа и определенного синтеза, а именно – соединения двух векторов.
Ему остается только сделать выбор, и он его втайне делает. Тем временем в книге встречается текст, в котором автор дает некоторые подсказки по поводу сделанного выбора:
В руке сердце
Бьется
Небо закидано
оливками
Деревьями прорастают
звезды
Слышу как воздух
откусывается
пастью каблука
и мостовой
Иными словами, мир перевернут, верх становится низом, и наоборот; деревья растут в обратную сторону, прорастая корнями в сердцевину неба. Все вышеописанные ракурсы меняют свою полярность, лирический герой обособляется от собственного сердца; хлопок каблука о мостовую – поедание воздуха вместо предполагавшегося движения при ходьбе. Всего тремя зарисовками – сердца в руке, неба «закиданного оливками» и «откусываемого воздуха» – автор создает динамичный пейзаж, сливающий воедино героя и окружающий его ландшафт.
Но ключевой ипостасью творчества Харитоновой является заумный текст. Ее заумь выходит за пределы исключительно фонетических ассоциаций; здесь моделируется именно автономный язык, обладающий некоей собственной лексикой и временами перекликающийся с языком нормативным – либо на уровне синтаксиса, либо же в заумный текст вживляются «прочитываемые» строки: «Зыровчино/ аль фи/ рня/ клёна – тяно/ леты стара./ Немо – сочно/ в книге спал», «фрянные/ дуются/ йофа/ шинц/ стать – вёсны», «Являшися/ бохонори/ Алуко/ Алу ко/ те славяно/ хоче ня бы/ на разных понимало…», «Жиц/ Жёс/ Прально/ Тру ж о/ фа та/ Шоль/ Шафа мне/ Штурра/ Зечь мурашками/ Жале».
 Народные песни – чистая фонетика. Андрей Рябушкин. Втерся парень в хоровод, ну старуха охать. Москва, ГТГ |
Изобретенная лексика органично вырастает из архаичных слов и словоформ. Вслед за футуристами молодой поэт смешивает речь существующую и речь самостоятельно созданную. Причем созданная заумь вполне узнаваема. Вся книга кажется единым текстом, а заумные конструкции – иностранной речью или же речью родной, но настолько древней, что мы просто забыли, как ее понимать.
Зачастую стихотворения Харитоновой напоминают народные песни или заговоры, где в единой глоссолалии соединяются чистая фонетика и напевные фразы. Кроме того, такое поэтическое высказывание обладает некоей первобытностью: еще не зная слов и правил их употребления, поэт, подобно ребенку, на ходу коверкает речевые нормы:
Лу-лу
люлюшка
шепа-шепа
мелы – мил
На лу (у) угу тра (а)
ва растет
А в беседке самовар
ай фила нари зичок
купа грива мой вихор
прям и строг твой воротник
плечи врозь рубашка вспых.
Здесь первична музыка, ее законам подчиняется текст, через звук ведется повествование и внезапно прерывается точкой. Финальное «вспых» может восприниматься и как глагол, и как наречие, и даже как существительное, если предположить, что перед ним пропущен дефис. Заумь позволяет поэту говорить то, чего никак нельзя сказать словами; так, «ай фила нари зичок» пробуждает в сознании целый ряд различных ассоциаций, не говоря при этом ничего конкретного.
Помимо голоса здесь далеко не последнюю роль играет жест, кое-где весь текст строится вокруг определенного жеста: «Впитывающая пыль губка стопы./ Влажной встать на асфальт./ Я вышла из лужи». При чтении этого стихотворения автор буквально показывает, как он выходит из лужи. Другой особенностью «жестикулирующего» текста Харитоновой является его графическое изображение. Так, например, в книге приводится ряд текстов, написанных от руки, а в стихотворении «Карайка…» нарисован путь фонемы «И» сначала по восходящей, затем – по нисходящей траектории, превращающейся в «ы», «ааа» и наконец в восклицательный знак.
Тем временем сквозь текст-рисунок чувствуется интонация автора, синтезировавшего слово, звук и изображение.
