У каждого во рту нога соседа

Константин Вагинов. Песня слов/ Сост., вступ. статья и примечания А.Герасимовой.
– М.: ОГИ, 2012. – 386 с.

Эта книга, уверяют издатели, является собранием всех известных на данный момент стихотворений Константина Вагинова. Помимо уже выходивших прежде стихотворных текстов в книгу включены ранние поэтические произведения из «Парчовой тетради», а также различные литературные и фотографические материалы о жизни и творчестве поэта, примыкавшего ко многим объединениям, но всегда остававшегося в стороне от общепризнанных литературных координат.

«Петербург, 1920 или 1921 год. Поэтическая студия Гумилева (…) Стихи читали подряд – как сидели. Гумилев благодушно одобрял, вежливо и высокомерно порицал, если замечал какие-либо отступления от внушаемых им принципов. Стихи Вагинова вызвали в нем сдержанное, бессильное раздражение. Они поистине были «ни на что не похожи»; никакой логики, никакого смысла; образы самые нелепые; синтаксис самый фантастический… Иногда хотелось рассмеяться, махнуть рукой. Но за чепухой вагиновского текста жила и звенела какая-то мелодия, о которой можно было повторить, что Ей без волненья внимать невозможно…» – так писал Георгий Адамович о вечерах поэтической студии «Звучащая раковина», которые посещал Вагинов.

На первый взгляд простые силлабо-тонические стихи при повторных прочтениях все глубже окунают читателя в сюрреальное мироощущение. Поэзия Вагинова существует на грани классической эллинской мудрости и иррационального деструктивного хаоса, перечеркивающего все исконные основы сущего.

Сложность этой поэзии, как ни парадоксально, в ее нарочитой простоте; емкая мнимо наивная форма, переливающийся из стихотворения в стихотворение ямб, простота и причудливость отдельных образов и текстов в целом скрывают под собой запутанные лабиринты авторской мысли, не расшифрованные и едва ли поддающиеся полной дешифровке наслоения подтекстов. Эта поэзия крайне маргинальна, отлична от всего своего окружения и в то же время крепко связана со средой, внутри которой родилась. Рифмованная хаотичность; бесформенность, стремящаяся к космосу.

Отсюда заглавие первой поэтической книги Вагинова – «Путешествие в хаос». Цепляясь друг за друга, стихотворения этой книги сливаются воедино и кажутся поэмой; книгу следует читать подряд, не прерываясь, чтобы почувствовать мелодику, спрятанную за узнаваемой структурой: «Жуют траву стада камней./ В ночи я слышу шорох жуткий,/ И при оранжевой луне/ Уходят в камни наши души». Путешествуя по ландшафтам хаоса, герой Вагинова познает сращение взаимоотталкиваемых предметов внутри деформированного пространства. Души сливаются с бездушными камнями.

Бесформенность, стремящаяся к космосу. Рисунок Николая Эстиса

В следующей поэтической книге «Петербургские ночи» еще сильнее звучит иррациональная интонация, многие строки своими неожиданными сочетаниями напоминают образы сюрреалистов: «А я сижу с куском Рима в левой ноге./ Никак ее не согнуть./ Господи! Каждый палец мой – умерший город/ А ладонь океан тоски; Палец мой сияет звездой Вифлеема/ В нем раскинулся сад и ручей благовонный звенит;/ Душа повисла шаром на губах; Сидит она торгуя на дороге,/ Пройдет плевок, раскачивая котелком».

И наряду с медитативными сновидческими стихами, избегающими всякого намека на понятность, звучит ирония, замысловато соединенная с пугающей меланхолией: «У каждого во рту нога соседа,/ А степь сияет. Летний вечер тих./ Я в мертвом поезде на север еду, в город/ Где солнце мертвое, как лед блестит».

И здесь же, поблизости, поистине хрестоматийный текст Вагинова, опять-таки печальный и ироничный, внутри которого синтезированы эллинское и современное автору временные измерения:

Я снял сапог и променял

на звезды,

А звезды променял

на ситцевый халат,

Как глуп и прост

и беден путь Господний,

Я променял на перец шоколад.

Мой друг ушел и спит

с осколком лиры,

Он все еще Эллады ловит

вздох.

И чудится ему,

что у истоков милых,

Склоняя лавр, возлюбленная

ждет.

В сущности, Вагинов был обэриутом до обэриутов. Его тяга к созданию иррациональных текстов неизбежно вела к обэриутской наивной абсурдности. В его стихах 1927–1934 гг. несколько меняется форма текста, возникает некая изломанность ритма, упрощается синтаксис, образы становятся еще причудливей, однако основные темы остаются неизменными – герой продолжает свое странствие по коридорам хаоса.

Все компоненты перемешаны между собой, диалоги теперь ведут старые и молодые слова, освобожденные от говорящих субъектов – их голоса сливаются в одну полифоническую Песню слов: «Здесь запах книг,/ Здесь стук жуков,/ Как будто тиканье часов./ Здесь время снизу жрет слова,/ А наверху идет борьба».

Своей полусумбурной песней слова запечатлели всеобщий излом. Поэт-сновидец Вагинов помог нам услышать их голоса.