Среди дозволенных чудес

Вячеслав Куприянов. Уроки / Lecons. На русском и французском языках.
– Kelmis: PEBO-Verlag, 2012. – 284 с.

К созданию этой книги приложили усилия поэты-переводчики, уже немало сделавшие для популяризации русской литературы у себя на родине. Леон Робель перевел одним из первых Геннадия Айги и написал о нем книгу, он же «открыл» французскому читателю верлибры Владимира Бурича задолго до того, как тому удалось опубликовать свою книгу на русском языке. Поэт Анри Абриль выпустил в своих переводах четырехтомник сочинений Осипа Мандельштама, отдельные сборники стихов и прозы Бориса Пастернака, Сергея Есенина, антологию русской детской поэзии и – уже в этом году – антологию поэзии обэриутов. Кристина Зейтунян-Белоус составила и опубликовала антологию новейшей русской поэзии. Вступление написал профессор Московского государственного университета Александр Лободанов, определив автора как ведущего представителя современного «русского философского лиризма».

Нет сомнений, что переведенная такими мастерами книга Вячеслава Куприянова звучит на французском языке убедительно. Она названа по одному из циклов поэта – «Уроки», которые были здесь разделены на «Урок пения» – раздел стихов развивающих музыкальную («звучащую») тему и на «Урок рисования», где преобладало видение и «зрение». Но это разделение весьма условно, ибо и там и там смысловые изобретения автора переходили границы названий, ибо метафора текста, как правило, искусно обманывает ожидание читателя. Так, «Урок пения» («Человек/ изобрел клетку/ прежде/ чем крылья») вовсе не о пении, а о свободе полета и о «справедливости клеток»; «Урок рисования-1» о том, что «земля/ должна быть/ не больше/ детского сердца», а «Урок рисования-2» взывает к тому времени, когда наконец мы будем «жить/ своей настоящей жизнью// и умирать/ только своей/смертью».

Уроки могут быть опасны, поэтому должно соблюдать точность. Поэтам – особенно. Генрих Семирадский. Опасный урок. Переславль-Залесский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

Аллегорический гротеск верлибра «Сумерки тщеславия» у многих уже на слуху, это вполне хрестоматийный текст: «Каждую ночь/ мертвец/ приподнимает/ гробовую плиту/ и проверяет на ощупь:// не стерлось ли/ имя/ на камне». Евтушенко в своей антологии «Строфы века» почему-то решил, что Куприянов написал это именно о нем и его поколении шестидесятников. Вряд ли такое придет в голову возможному французскому читателю.

Почти целиком вошел в книгу цикл «На языке всех», в котором можно найти черты именно французского сюрреализма, раннего Поля Элюара: «на волглом языке воды/ мы/ самые поверхностные из рыб/ мы плеск/ такой же как от камней / мы облик/ зыбкий как облако/ мы плоть/ мы тепло/ мы жажда». Стихотворений о языке здесь вообще немало, но они нередки в творчестве Куприянова, где чисто филологическая тема свободно переходит в философскую и социальную. Вот язык поэта лежит «под гнетом/ телевизионной башни». А это было иронически сказано задолго до знаменитого высказывания господина Черномырдина: «Опыт чтения/ а тем более говорения/ на русском убеждает/ что мы слишком/ часто/ когда слово расходится с делом/ говорим/ что мы хотели как лучше» (верлибр «Языковедение»).

В сборнике, однако, собраны не только верлибры, которые, как кажется иным, переводятся легче на иностранные языки (и обратно). Метафора, связанная именно с русской фразеологией, с пословицами и поговорками, не всегда находит себе однозначное толкование при буквальном переводе. Потому важно, что здесь поэта переводили именно поэты. Удачен перевод, когда такие речевые моменты в разных языках совпадают: «Наступает время/ волчьего воя/ шипенья змеи/ смеха гиены/ крокодиловых слез// Львиной/ доли».

Более поздние стихи заключают книгу, они даны в разделе, озаглавленном «Дикий Запад». Надо надеяться, что французы не обидятся на строчку из этого стихотворения, где они «хором ежедневно берут Бастилию», так же как и швейцарцы (тоже ведь – франкофоны), у которых «на каждого своя дырка в сыре», и так же как и мы, русские, «которые никак не решат/ где они/ где восток где запад/ и все же хотят быть этой европой». Чувство юмораш – это то, что по традиции роднит нас с французами. Правда, не до юмора, когда рисуется такая картина: «И хлынул мозг из головы России/ растекся по всей земле черной нефтью»… Или вот еще из заметок Вячеслава Куприянова о «Европейском доме»:

Россия прорубила окно в Европу

появился широкий русский человек

которому тут же указали на дверь

И все же основной мотив этой двуязычной книги задан стихотворением о творчестве, где поэт – «среди дозволенных чудес/ вечно творит// недозволенное/ чудо».