Вячеслав Куприянов. Нельзя/ Verboten.
– Людвигсбург: Поп-Ферлаг, 2012. – 224 с.
Обложка книги выглядит несколько вызывающе, это композиция на тему известной картины Эль Греко поэтессы и художницы из Ташкента Елены Атлановой, где изображены беседующие Куприянов и Рильке. Хотя почему бы переводчику не поговорить с любимым поэтом, попытаться, например, объяснить ему, почему он сам пишет иначе, почему вообще современная поэзия так не похожа на утонченную лирику начала прошлого века.
Куприянов пишет вообще «иначе», выпустил в 1982 году книгу верлибров «Жизнь идет» – и тут же пошли переводы на другие языки. В одной только Германии вышло уже 16 книг, включая прозу. Многие его стихотворные сборники двуязычные, что важно не только для сравнения перевода с оригиналом. В Германии верлибры Куприянова с легкой руки профессора Гумбольдтовского университета в Берлине Ирины Демель используют при изучении русского языка. Можно назвать две причины: верлибр по сравнению с регулярным стихом переводится с наименьшими потерями, здесь минимум вранья. Во-вторых, верлибр Куприянова нашпигован русскими фразеологизмами, обыгрываются пословицы и поговорки, речевые клише, по краткости некоторые тексты приближаются к афоризмам. К тому же здесь есть, как пишет Демель, «основание для разговора, выходящего за пределы обсуждения поэта В.Куприянова и русской поэзии и ставящего насущные общечеловеческие вопросы».
Восточные сладости, супружеские обязанности... Тут уже не до ценностей. Александр Лаврухин. Половчанка |
Но не только «общечеловеческие вопросы» волнуют автора. В новой книге достаточно именно чисто русских современных проблем. При этом взгляд на взаимоотношения с Западом достаточно критичен и скептичен:
Россия прорубила окно
в Европу
появился широкий
русский человек
которому тут же указали
на дверь
Или – там, «где у швейцарцев на каждого своя дырка в сыре…/ где турки тихо воссоздают свою византию/ …русские никак не решат/ где они/ где восток где запад/ и все же хотят быть этой европой». И вот уже сама Россия, которая «огромной ночной бабочкой…/ химерическим бражником / распластана на земном шаре» –
Если она вдруг сложит
крылья
обнажится –
безликая бездна
и поглотит Европу и Азию
и никакая Америка
уже не поможет
И потому поэт буквально заклинает: «Да не превратится русское поле/ В поле усеянное русскими костями/ В поле битвы русской идеи с русской натурой/ В поле боя русской смекалки с мировым разумом». Не оставляет он без внимания и гримасы современной (уже давно не коммунистической) массовой пропаганды: «Геноцид немцев под Москвой/ Геноцид немцев под Сталинградом»… Или:
Западные ценности. Восточные сладости.
Права человека.
Супружеские обязанности.
Европейская безопасность.
Азиатский грипп.
Австралийские аборигены.
Африканский слон.
В контексте немецкой культуры Куприянов мог бы быть отнесен к критической традиции Бертольта Брехта, на сегодняшний день скорее опасной, чем модной. В интервью, опубликованном в конце книги, он сам себя определяет как «критического идеалиста». Но не только саркастическое «нельзя» проходит лейтмотивом через эту книгу, здесь и лирические стихотворения, стихотворения о поэтах и природе творчества («Маяковский», «Гёльдерлин», «Птичий язык», «Пауза в свободном стихе», «Стихии стиха»).