Глыба и дыба

Из века в век. Польская поэзия: Стихотворения/ Пер. с польск.: Сост. С.Н.Гловюка, А.Навроцкого, А.В.Бессмертной; Предисл. А.Навроцкого; Предисл. к серии С.Гловюка.
– М.: Международное Агентство Гуманитарных Инициатив, 2012. – 784 с. (Из века в век. Славянская поэзия XX–XXI).

Десятый том серии представляет широкую панораму современной польской поэзии второй половины XX – начала XXI века и ее переводы на русский язык. Составители сборника: Сергей Гловюк и Александр Навроцкий (с польской стороны), подготовившие не так давно представительный трехтомник польской поэзии за тысячу лет, вынуждены были решать труднейшую задачу выбора шести с лишним десятков авторов из примерно 30 тыс. поэтов, ныне наличествующих. Кстати, одних поэтических дебютов в Польше насчитывается около 5 тыс. в год.

Открывается антология стихами Тадеуша Ружевича, дебютировавшего после Второй мировой войны и, по определению составителя, изменившего характер польской поэзии, создавшего новую, программную антипоэтику, обращенную к разговорному языку. Следующие за ним Збигнев Херберт и лауреат Нобелевской премии (1996) Вислава Шимборская в противовес реформатору польской поэзии активно развивают классику формы и содержания. Кстати, Шимборская, недавно ушедшая из жизни, успела не только подержать обозреваемую книгу, но и ознакомиться с ней. Третье направление демонстрирует Тадеуш Новак. Процитируем его стихотворение «На войне»:

Отец ответит вам охотно.
Что делать на войне солдату?
Палить, надвинув каску плотно,
По супостату или брату.
И вся наука, недоучки.
А чтоб уроки были вески, –
Бурьян, как розвальни, скрипучий
И крест в сосновом перелеске…

По мнению некоторых польских критиков, между поэтиками вышеназванных поэтов умещается вся новейшая польская поэзия. По справедливости далее следует перечислить практически всех поэтов, вошедших в сборник. Я же рискну привлечь внимание к тем главным литературным фигурам, которые остановили мое внимание и заставили перечесть их произведения: Тадеуш Новак, Рышард Данецкий, Богдан Дроздовский, Анжей Бурса, Ежи Харасымович, Станислав Гроховяк, Эрнест Брыль, Кшиштоф Гонсиоровский, Халина Посьвятовская, Агнешка Осецкая, Кшиштоф Бочковский, Эдвард Стахура, Збигнев Ежина, Александр Навроцкий, Юлиан Корнхаузер, Стефан Юрковский, Павел Кубяк, Уршула Бенка, Милош Манастерский, извиняясь за невозможность переписать сюда все оглавление.

Работая сам над переводами для данного тома, я постоянно чувствовал близость наших размышлений, однородность почти домашнего соседского обихода, общее происхождение наших обид. Так пытавшийся побороть безумие внешнее и безумие внутреннее Эдвард Стахура вполне благоразумно убеждал в стихотворении «Человек человеку»:

Человек человеку глыба
Человек человеку дыба
Но ты не дай себя оглушить
Но ты не дай себя сокрушить
Человек человеку волк ночью
Но только ты не завой по-волчьи
Человек человеку сосед
С соседом можно избегнуть бед.

Но отражает ли данная антология весь сегодняшний литературный процесс? Наверное, скорее всего, как принято говорить – мейнстрим. Опять процитирую строки из предисловия к тому: «Сегодня, когда любой, кто умеет найти деньги, может издать томик стихов… поэтому, при почти полном отсутствии критики, невозможно оценивать то, что появляется. Сюда нужно добавить также публикации в Интернете, где сегодня доступны произведения со всего мира… Книжный рынок падает, продажи книг снижаются. Поэты свои томики раздают… появляются новые способы общения, такие как смс-сообщения, электронные письма и т.п. Молодые поэты оперируют поэтической сжатостью, их стихи – это сочетание сообщения с лирическим волнением. Но жизнь интернет-стихов коротка, их создатели так же быстро исчезают из сознания получателей. По-прежнему издание книги является для автора пропуском в большую литературу.

Есть, однако, принципиальная разница между польской поэзией до 1989 года и после него. Первая была всегда вовлечена в реальную действительность: она или различными способами протестовала (бегством в вымышленные поэтические образы, в скрытые намеки, в насмешку над языком тогдашних СМИ), или зарывалась в малую частность, то есть в собственные проблемы, изолируясь тем самым от мира, на который она могла повлиять. А после 1989 года, когда начала рушиться социалистическая система, поэты утратили ориентацию, о чем писать, потому что отныне можно было писать обо всем. Чрезмерная свобода как бы лишила их дееспособности, таким образом появляются стихотворения, филологически безупречные, со своей индивидуальностью, но без того зуба протеста, что имел место в стихах до 1989 года. Тогда в каждом слове, метафоре доискивались несогласия, в каждом тексте читалось как минимум два подтекста. Сегодня текст один и означает то, что означает. Тотальная свобода стала зачатком тотальной черствости…».

Разве не то же самое происходит и в нашей стране? Свет в тоннеле, мне кажется, виден и в таких вспышках, как выход данного тома, читая который мы можем оценить звучание польской речи и адекватность ее воспроизведения в родном слове.

То ли дом, то ли человек, то ли глыба. Фото Александра Курбатова

И тут хочется отвлечься почти на двести лет назад, ибо взаимопроникновения отечественной и польской словесности никогда за это время не прекращались. Пушкин и Мицкевич сразу вспоминаются и вполне справедливо. И даже «антипольские» стихи нашего гения не нарушают гармонию этих отношений. В те же дни, когда было написано стихотворение «Клеветникам России», Пушкин откровенничал в письме Хитрово (21 января 1831 года): «Польский вопрос разрешить легко. Ничто не может спасти Польшу, кроме чуда, а чудес не бывает. Ее спасение в отчаянии: una salus nullam sperare salutem, а это бессмыслица. Только судорожный и всеобщий подъем мог бы дать полякам какую-либо надежду… Из всех поляков меня интересует только Мицкевич… Я недоволен нашими официальными сообщениями. В их господствует иронический тон, который не приличествует силе… Нет нужды возбуждать русских против Польши».

И тут же в стихах: «Спор славян между собою, домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою, вопрос, которого не разрешите вы... Кто устоит в неравном споре: кичливый лях иль верный росс? Славянские ль ручьи сольются в русском море? Оно ль иссякнет? Вот вопрос».

Один из ответов, может быть, как раз выход десяти томов данной серии, и одного из завершающих антологию славянской поэзии, тома, где дана наглядная картина развития польской поэзии последних 60 лет.

Настоящее неизбежно бывает следствием прошедшего. Другой наш классик сказал как отрубил: «Чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее, одно другим, так сказать, дополняется и в связи представляется мыслям яснее».