Бахыт Кенжеев. Крепостной остывающих мест: Книга стихотворений.
– М.: Время, 2011. – 128 с. (Русская премия).
Много ныне есть премий, хороших и разных. И уже потому хороши они, что дают возможность не только поддержать авторов материально, но и позволить узнать о них широкому кругу читателей. Ведь поэтическую книжечку с грифом премии быстрее купят. Известное дело, там уже разные умные и образованные дяди и тети все это проштудировали и дали санкцию – читать стоит. Другое дело, всем ли премиям верить. Но тут уже все определяет разница вкусов. В любом случае для читателей будет нелишним узнать, что с пометкой «Русская премия» вышли три книжечки очень разных поэтов – признанного «зубра» Бахыта Кенжеева, талантливой поэтессы, живущей в США, Марии Тиматковой и донецкого поэта Олега Завязкина. Все они соответственно удостоились «Русской премии», «учрежденной в 2005 году с целью сохранения и развития русского языка как уникального явления мировой культуры». Это книжечки карманного формата, в мягком переплете, единообразно оформленные абстрактными иллюстрациями художника Валерия Калныньша. Но стоит заметить, что одинаковость оформления отнюдь не тушует своеобразие поэтики авторов и даже где-то подчеркивает их внутреннюю несхожесть.
Мария Тиматкова. Микрорайон.
– М.: Время, 2011. – 112 с.
(Русская премия).
Тяжеловесные, обильно заправленные философией, медитирующие откровения Бахыта Кенжеева похожи на откровения Пифии, по которым в храме Аполлона предсказывали будущее. Почти в каждом отзвучивает вековая, почти ветхозаветная мудрость: «Лечиться желтыми кореньями/ медвежьей желчью, понимать,/ что путешественник во времени/ не в силах ужаса унять,/ когда над самодельной бездною/ твердит, шатаясь: «не судьба»,/ и уплывают в ночь железные и оловянные гроба». Читаешь эти строки и ловишь себя на мысли: вот, он, собственно, и есть тот самый «путешественник во времени», порой теряющий привязку к взлелеявшей его эпохе. Но стоп, тут все законно – поэзия всегда возвышенна, она парит над квартирной тараканьей суетой. Просто хочется сказать, что, читая стихотворение Кенжеева, часто теряешь продернутый сквозь него пульсирующий нерв, являющийся абсолютным условием поэтического произведения, благодаря которому вздрагиваешь на стыках рифм, как от удара тока.
Олег Завязкин. Малява: Стихи о смерти и любви.
– М.:
Время, 2011. – 80 с. (Русская премия).
Неудивительно, что ближе по своей пронзительности и явственности в нашем временном пространстве покажутся стихи живущей в США Марии Тиматковой, которая, несмотря на жизнь на чужбине, не потеряла чувства, вкуса русского языка, способности передавать болезненно тонкую ткань ощущений. Поразительно, но в ее стихах не ощущается искусственности, «американскости», если не считать энного числа географических привязок. Может быть, как раз жизнь вдали от родины помогла точнее выразиться и созреть ее поэтическому дару. Помнится, еще в 90-х, живя в России, Мария читала свои стихи в клубе «Перекресток». Читала нараспев, что приближало ее творения к русской песенной традиции: «Гей-гоп!/ Я на пороге/ Большой грусти./ Гоп-ля-ля!/ Но я еще не плачу/ Пока не плачу,/ Гей-гоп!/ Вынимайте свои бинокли,/ Гоп-ля-ля!/ Будет на что посмотреть,/ Обсудить потом». Книжечка Тиматковой называется «Микрорайон»: тут возникают ассоциации и с Москвой 80-х, и с вкрадчиво философским словом «микрокосм», который вызывает ощущение процесса, кипящего на уровне нейтронов, но при определенном направлении способного выбросить энергию ядерного взрыва. Как, например, в стихотворении «Старуха»: «Собрала первоклашка/ Соседу по парте букет./ А соседа-то нет./ И самой первоклашки/ Очнуться – не станет тоже./ На старуху похожа./ В черном платке,/ Заколотом на булавку,/ Пришла посидеть/ К своему старику/ На его лавку <┘> Так шарахнуло смертью его,/ Как мячом по окну,/ Как бомбой по крыше;/ Размозжило, перевернуло,/ Поволокло ко дну –/ Ум последний из головы вышел».
Живьем добегу до весны, а дальше – по ветке, в вагоне... Фото Александра Курбатова |
Чтобы довершить картину разноликой троицы, нужно рассказать и про очень интересного автора Олега Завязкина. Интересен он в первую очередь биографией, в которой нашлось место и медицинскому училищу, и филологическому факультету Донецкого государственного университета, и местам не столь отдаленным, о пребывании в которых узнаём из текстов. Собственно, название сборника говорит само за себя. Но при этом мы узнаем, что поэт является главным редактором издательства «БАО» (Донецк). В общем – картина неординарная. Когда начинаешь читать стихи, понимаешь, что по глубине, неожиданности и силе образов, по тосковальной русскости эти зэковские тексты перевешивают ветхозаветного Кенжеева и «американку» Тиматкову: «Улыбку в люди пустил./ Прости./ Линия губ прямая./ Совсем зима./ Что ни день, глубже и глубже дно. / Рыба смотрит в окно./ Молюсь./ Дождь по крышам идет./ Никто меня не найдет,/ Богоматерь┘ мама┘ Марусь┘» Хочется цитировать почти каждое стихотворение. Несмотря на малый размер, все они поражают цельностью, емкостью высказывания, а главное, в них чувствуется глубинная связь с Русью убогой, с беглым каторжником, который тяжкие цепи влачил в горах Акатуя: «Я знаю, меня не убьют,/ и тело мое не отыщут/ в сухом лозняке через тыщу/ набухших туманом минут./ Живьем добегу до весны,/ а дальше – по ветке, в вагоне:/ ты, я да обозные кони,/ четыре дощатых стены». Или вот: «Я сдал квартиру на Пушкарной,/ Я сдал майданщика с Цепной,/ И ту, с сережкою непарной,/ Что завсегда гнушалась мной./ Их брали утром, серым длинным,/ Мне снилось пять ночей подряд,/ Как плыли сморщенные спины/С руками взятыми назад».