Евгений Лесин
Такой вдохновенной запомнили Беллу Ахмадулину ее поклонники.
Фото Арсения Несходимого (НГ-фото)
Не стало Беллы Ахмадулиной – самого нежного и мужественного поэта плеяды шестидесятников. И не только шестидесятников: она была и останется одним из лучших лириков ХХ века. Ей было 73. В последние годы она тяжело болела, но многим запомнится такой, как в знаменитом фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича», – юной, необыкновенно красивой, вдохновенной. В этой картине Белла Ахатовна сыграла саму себя: один из эпизодов запечатлел выступление поэтов-шестидесятников – Ахмадулиной, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского... Тех, о ком она написала в стихотворении «Мои товарищи», – «А я люблю товарищей моих.... Да будем мы к своим друзьям пристрастны!/ Да будем думать, что они прекрасны!/ Терять их страшно, бог не приведи».
А теперь писатели, знавшие Беллу Ахатовну лично и по ее стихам, рассказывают о том, что значит для них утрата Ахмадулиной.
Опрос провели Алиса ГАНИЕВА, Евгений ЛЕСИН, Ольга РЫЧКОВА.
Константин Ваншенкин, поэт
Ничего не скажешь. Я хорошо к ней относился, знаю с раннего возраста. Она очень сильно изменилась в последние годы. Чувствовалось, что она была больна. Когда они были женаты с Евтушенко, бывали у нас в гостях, и мы у них, совсем еще молоденькие. Она была прелестная, ни на кого не похожая, живая. Первая реакция при известии о ее кончине – ошеломление, хотя я и знал, что она больна. Но все равно...
Алексей Варламов, прозаик, исследователь русской литературы ХХ века
Это год потерь: летом – Вознесенский, сейчас – Белла Ахатовна. Я очень люблю ее поэзию и считаю, что она – одна из самых ярких явлений в русской поэзии второй половины ХХ века. Ахмадулина удивительно рано и мощно начала, будучи совсем молоденькой девушкой. Сказалось соединение ее красоты, обаяния, поэтического дара. То есть это такое совершенное воплощение Музы. Удивительная судьба и вызывающая восхищение гражданская позиция! Помню, мне рассказывал Леонид Иванович Бородин: в начале 1980-х, когда появились проблемы у Георгия Владимова, Ахмадулина написала очень резкое письмо Андропову. Она написала, что если Владимова тронут, то она пойдет вразнос. И власть испугалась. Но на самом деле вся жизнь и вся поэзия Беллы Ахатовны была вразнос.
Нина Горланова, прозаик, Пермь
Не стало нашей Беллы. Беллы Ахмадулиной. Мое поколение, конечно, относилось к шестидесятникам с восхищением. Когда я поехала на международный съезд ПЕН-клуба – повезла, как обычно, свои картины, как-то не думая, что портрет Беллы подарю ей самой. Просто все всем дарила, и все. Я в то время прочла ее мемуары о поездке к Набокову и написала Беллу в виде бабочки в гостях у Набокова. Вхожу в зал – сразу встречаю Беллу Ахатовну. А ее портрет у меня в пачке картин сверху лежит. Я спрашиваю: «Можно, я подарю вам этот портрет?» – «Спасибо, Нина. Если хотите послушать, что я думаю о чеченской войне, оставайтесь рядом, я сейчас буду давать интервью французскому телевидению». Это было начало второй войны. И как меня поразило это интервью! Рафинированная Белла вдруг заговорила очень просто! Она находила самые точные слова для характеристики трагической ситуации. Что мы так и не научились ценить человеческую жизнь. Что с той и с другой стороны – граждане нашей страны. Что омоновцы, которые вернутся из командировок в Чечню, будут жестоки и к нам (так потом и случилось). А ведь в то время писатели, которые жаждали наград и денег, молчали.
Александр Иличевский, прозаик, поэт
Алексей Парщиков обожал Ахмадулину и особенно хвалил ее рифмы; его мнение заставило меня вчитаться в этого поэта и полюбить. Единственный раз в жизни я видел ее: открылась дверца машины – и стройная, в черном костюме и черной кружевной шляпке, она выпорхнула неверным шагом на высоких каблуках, поддерживаемая Борисом Мессерером, – с красным добрым лицом он стремительно пронес ее и сам легко взлетел по ступеням кинозала «Мир», где начинался один из концертов фестиваля Рихтера в Тарусе.
Этим летом я сидел за столом на самом высоком ярусе террасы кафе «Золотая кружка», откуда открывается незабываемый вид на излучину Оки – протяжный, распашной, крылатый, речное зеркало полно заката – такой, про который наш сторож говорит: «красиво, аж зубы ломит»; сидел с друзьями, они мне объяснили, что этот стол – любимый у Беллы Ахатовны, за ним она провела не один вечер.
Марина Кулакова, поэт, Нижний Новгород
Елена Шварц называла ее недостающей звездой пушкинской плеяды. Она сама, Белла, всячески подталкивала именно к такому решению. Вроде бы вся она, весь ее архаически-возвышенный слог – оттуда, из любимых пушкинских далей... Не верьте. Чего не сделает магический кристалл! ХIХ век – это одна из ее, Беллы, улыбок, когда улыбаются не губы, не глаза, не синтаксис, что тоже возможно, – улыбается дух...
«...В силу того, что она начинала в пятидесятые годы, исследователи часто причисляют ее к поколению Евтушенко и Вознесенского – этих «Rolling Stones» русской поэзии. Если указанная ассоциация имеет место, то только в силу хронологии. Белла Ахмадулина – поэт гораздо более высокой личностной и стилистической чистоты, нежели большинство сверкающих либо непрозрачных современников», – говорил Бродский.
Поэтический дар ангельского свойства: прикосновением слова восполнять-исцелять любую малость быта и бытия. Исцелять – делать целым. Дар кротости, смирения и нежности. Способность «приласкать горб безобразия». «То ль весна сквозь слезу зелена, то ль зрачок/ Робкой девочки море увидел и зелен,/ То ль двужилен и жив изумруд-светлячок,/ Просто скрытен – теперь его опыт надземен./ Он следит! Он жалеет! Ему не претит/ Приласкать безобразия горб многотрудный./ Он – слетит и глухому лицу причинит/ Изумляющий отсвет звезды изумрудной».
На стихи Беллы Ахмадулиной написаны романсы, ставшие классикой конца ХХ века. Этот жанр позволил себе добавить музыки к ее тайной и явной звукописи, точнее, только ему, романсу, бесконечно преданному тому, что неисполнимо и неназываемо, – было позволено. Мы, наше со-знание и со-чувствие, устроены так, что надземный опыт становится внятен, узнаваем, озвучен только через опыт земной. А ей было дано гораздо больше.
Александр Ревич, поэт, переводчик
Жалко ее очень. Плачу по поводу смерти хорошего и красивого человека. В 1960 году, в разгар ее славы, я написал о ней такие строки: «Ах, девочка, твой тонкий голосок/ Течет, журчит, и как вода в песок». Она не обиделась, когда я прочитал ей это двустишие. Она славная девочка была. Добрая, талантливая, милая, живая. Я ее помню 19-летней.
