Жизнь в античном ритме

Олег Филипенко. Один день неизвестного поэта: Поэма. – М.: Литературная учеба, 2010. – 104 с.

Как это буднично и знакомо: «Раньше проснулся я, чем электронный корейский будильник,/ мерзко и тонко пища, возвестил, что пора подыматься». Даже слегка трогательно: единение сотен и тысяч непохожих – в необходимости просыпаться под бесцеремонный звон будильника, томиться по утрам в общественном транспорте и невольно цепляться взглядом за надписи на заборах по пути на работу. Что еще может так точно и емко обрисовать нашу жизнь, как не бытовые мелочи?

На первый взгляд именно об этом поэма известного кино- и телережиссера Олега Филипенко «Один день неизвестного поэта», вышедшая отдельным изданием в «Литературной учебе». «Думаю так: это тоже часть жизни. А значит, имеет/ право она на фиксацию, пусть это я с отвращеньем/ иль с холодцой буду делать, но надо ее узаконить».

Особенность поэмы заключается в том, что жизнь лирического героя в ней не просто рассмотрена сквозь призму деталей и штрихов повседневности, а буквально микроскопирована. Есть в этом что-то гипнотизирующее: монотонное перечисление бытовых мелочей и рутинных действий словно заставляет сбавить обороты и проникнуться ритмом, в котором живет лирический герой.

Впрочем, материальное – это лишь каркас повествования, на который нанизаны иные, духовные пласты. Любая бытовая деталь может стать отправной точкой воспоминаний или рассуждений. Например, об эстетике: «Нас эстетически малость коробит при виде рекламы/ женских прокладок, шампуней от перхоти, от диареи/ всяких таблеток. <┘> Но в целом спокойно/ мы принимаем такую рекламу. А это лишь значит,/ что эстетически, как и этически, мы превосходим/ то, что сегодня по телеку видим почти ежедневно». Или о некоторых стражах правопорядка: «Хуже бандитов такие менты. Ведь они у законной/ власти на службе и, часто мундиром своим прикрываясь,/ нагло творят беззакония над неповинною жертвой».

Итак, с точки зрения композиции повествование лирического героя представляет собой плавное движение по кругу его житейских забот, прерываемое неторопливыми размышлениями о самых разных жизненных явлениях. Органичное единство с этой структурой образует непривычный для современной поэзии гекзаметр. «Нет ничего устаревшего в формах, где есть совершенство», по мысли автора. И, действительно, знакомый нам больше по произведениям античности гекзаметр воспринимается легко и естественно, что во многом достигается благодаря отсутствию рифмы. Кроме того, выбранный автором поэтический размер не сковывает жесткими рамками неторопливый ход размышлений и позволяет задержать внимание читателя на деталях, образующих картину внутреннего мира лирического героя.

Лирический герой совершает плавное движение по кругу житейских забот. Ф.А.Бронников. В кругу семьи. 1856. Шадринский городской краеведческий музей имени В.П.Бирюкова

Несколько слов хочется сказать о языке поэмы. С одной стороны, обращают на себя внимание многочисленные архаизмы («средь», «пред», «молвил»), настраивающие на некий возвышенный поэтический лад, но в то же время изрядно сдобренные иронией и потому не выглядящие навязчивыми. С другой стороны, немало в поэме и элементов сниженной лексики. Такой речевой контраст позволяет показать внутренний мир современного лирического героя во всем его многообразии, динамику эмоциональных состояний.

Очень многое в поэме указывает на то, что автор и лирический герой максимально сближены, а потому само произведение приобретает черты доверительной беседы с читателем. Каков же наш собеседник? Несомненно, человек глубокий и мыслящий, наблюдательный и способный дать однозначную оценку подмеченным явлениям. В то же время твердость жизненных ориентиров имеет и другую сторону – это некоторая жесткость, резкость в словах и поступках. Однако и в этой резкости наш собеседник подкупающе искренний.

Искренность, доходящая порой до шокирующей откровенности, – это «тональность», в которой существует лирический герой. Мельчайшие движения мысли и чувства запечатлены так же подробно, как и бытовые детали, а потому его жизнь перед нами – как на ладони, в тесном сплетении материального и духовного.

Откровенность лирического героя, даже когда она касается явлений чисто физиологических, – это не китч и не препарирование чувств, а знак особого доверия, которого удостаиваются только самые близкие. Такого доверия и искренности остро не хватает и в жизни, и в литературе, которая все больше перемещается из сферы искусства в сферу коммерции. Именно поэтому поэма «Один день неизвестного поэта», долгие годы остававшаяся неизвестной широкому кругу читателей, несомненно, будет востребована.