Григорий Кружков Мое правило никогда не отвечать на критику в печати. Во-первых, негоже литератору самому оправдываться. Кроме того, никто не вправе посягать на священное право любого критика или рецензента по своему разумению возносить или порицать – и говорить все, что ему вздумается. Но здесь другой случай: мне приписывается перевод, мне не принадлежащий, и на основе недостатков (истинных или мнимых) чужого перевода выносится приговор моей работе. В данном случае я вынужден исправить эту ошибку и восстановить истину перед введенными в заблуждение читателями.
Речь идет о статье Григория Дашевского в еженедельнике «Коммерсантъ Weekend», озаглавленной «Напрасный перевод» и посвященной вышедшему в Литературных памятниках полному собранию стихотворений Джона Донна. Критик объявляет эту книгу полной неудачей, связывая неудачу с переводами, составляющими более половины тома, – моими. Рецензия короткая, и конкретных доказательств в ней лишь два. Начнем со второго аргумента, который содержится в следующем пассаже:
«Например [в примечаниях сказано]: «В оригинале излюбленный донновский концепт: на слезе-монете отчеканено изображение любимой». И в самом деле, у Донна буквально написано: «Дай мне, пока я тут, пролить слезы перед твоим лицом, ибо их чеканит твое лицо, и они несут твой отпечаток, и благодаря этому чекану они чего-то стоят». А в переводе Кружкова читаем: «Дозволь излить,/ пока я тут, все слезы пред тобой,/ ты мне их подарила и в любой/ отражена». Не осталось ни монетного пресса, ни монет, ни чекана, то есть не осталось ничего от того контраста технического описания и человеческих чувств, на каких и строится поэзия Донна».
На самом деле, это перевод не мой. Это стихотворение «Прощальная речь о слезах» в переводе Анатолия Сендыка (тридцать лет как покойного), в чем легко убедиться, заглянув в оглавление. Кстати говоря, об этом переводе я специально пишу на первой же странице обоих своих донновских сборников 1994 и 2005 годов, объясняя, почему я сам не решился взяться за перевод этого стихотворения.
Ошибка объяснима (перед переводом Сендыка идет целый ряд моих), но не извинительна, раз на ее основании рецензент зачеркивает мой почти тридцатилетний труд. Но если задать вопрос: почему он так точно «попал» именно в этот перевод, напрашивается парадоксальный вывод, что в окружающих его стихах найти такой пример неточности оказалось затруднительно.
Вернемся теперь к первому (их всего два) аргументу Дашевского: «Например, у Донна буквально написано: «Жалость сжимает мне селезенку, а презренье запрещает излиться слезам, от которых пухнут веки». А у Кружкова читаем: «Печаль и жалость мне мешают злиться,/ Слезам презренье не дает излиться».
Насколько верен этот аргумент? В оригинале слово spleen, которое означает и «селезенку», и «злость, раздражение». В поэзии той, шекспировской, эпохи в девяти случаях из десяти spleen употребляется именно в этом втором значении. Здесь тот же случай. Это определяется по контексту. Правильный перевод фразы: «Жалость душит мою злость┘» Если рассмотреть не одну, а две строки в целом, то суть риторической фигуры Донна в том, что зрелище порока вызывает у автора противоречивые чувства, он не знает, негодовать ему или плакать: «Жалость душит мою злость (смиряет, затыкает ей рот), но и плакать от жалости не могу – мешает презренье». Если бы переводчик написал: «Жалость душит мою селезенку», никто бы не понял, что именно делает жалость – разжигает злость или ее смиряет (скорее подумали бы первое, и мысль поэта была бы вывернута наизнанку).
Итак, два аргумента; один из них основан на неправильном прочтении Донна, другой – на невнимательности (приписывание переводчику чужого текста). Рецензия, я думаю, писалась второпях, критик не прочел книгу, а разве лишь пролистал. Смог ли бы он с чистой совестью отнести свои обвинения в сглаженности, бесстильности и неточной передаче концептов Донна, например, к элегиям: «Скорей сударыня! я весь дрожу,/ Как роженица, в муках я лежу;/ Нет хуже испытанья для солдата –/ Стоять без боя против супостата┘», «Дозволь служить тебе – но не задаром,/ Как те, что чахнут, насыщаясь паром/ Надежд – иль нищенствуют от щедрот/ Ласкающих посулами господ┘», «Влюбленный, если он к венцу любви/ Не устремляет помыслы свои,/ Схож с моряком, доверившимся бездне/ Лишь ради приступа морской болезни┘» Или к стихотворным посланиям Донна (в книге впервые дается полный их корпус): «Тревожась, будто баба на сносях,/ Надежду я носил в себе и страх:/ Когда ж ты мне напишешь, вертопрах?», «Клубку зверей подобен человек;/ Мудрец, смиряя, вводит их в Ковчег./ Глупец же, в коем эти твари в сваре, –/ Арена иль чудовищный виварий┘», «Рассудок – левая рука души,/ А вера – правая. Кто зрит Вас рядом,/ Тот разумеет, как Вы хороши,/ Я ж верую, не досягая взглядом┘»
Скомпрометировать книгу легко, а вот дать честную и взвешенную оценку, само собой, труднее.
