Тянувшая, как бурлак

Стихи ее знали наизусть, знают сейчас и будут знать, не зазубривая.
Фото автора

Эта женщина знала славу, видела набитые до отказа почитателями залы различных ДК и библиотек во многих городах и весях. На родине и за рубежом. У нее была всенародная любовь, у самых ног. Стихи ее знали наизусть, знают сейчас и будут знать, не зазубривая, потому что они совпадают ритмами со стуком в грудных клетках тысяч и тысяч людей, звучат в унисон.

Ее хорошо помнит Малый зал Центрального дома литераторов в Москве, где она несгибаемо вела «Клуб одного стихотворения». Приглашала известных в первое отделение, а во втором устраивала свободный микрофон. Было бы точнее назвать это действо иначе – «Клуб одного, еще одного, еще и еще не одного стихотворения»┘ Потому что кто ж не хочет почитать перед зрителями?! Римма Казакова такую возможность давала. Благословляла даже. Через этот зал и клуб прошел не один взвод поэтов, просеялся не один полк графоманов. А какая армия творческих людей прошла через ее квартиру (прежде всего кухню!), что на улице Чаянова. И я тоже не раз бывал на этой уютной кухне со светлой кафельной плиткой┘ Там Казакова гадала мне по своей книге, спрашивая номер страницы, прежде чем подписать и подарить.

Уверен, даже знаю, что этот московский дом, уже ставший частью истории отечественной литературы, будет отмечен мемориальной доской, на которой будет написано что-то уважительное, с намеком на вечность. Может, подобное: «В этом доме жила и работала Римма Казакова». И каждый поймет, о ком написано┘ Казаковой не нужно было отчество, все знали ее и так. Достаточно было сказать «Римма» – и все; вот он – пароль и отзыв.

Год назад «Независимая газета» вышла с некрологом, в котором было написано буквально следующее: «Казакова имя и отчество тоже имела соответствующие – Римма Федоровна, Казакова Р.Ф., Казакова РФ, Казакова Российской Федерации». Теперь, по прошествии времени, это стало еще очевиднее. Она была Казаковой всея РФ. Нет такого поста и чина в табели о рангах, а в жизни был. И остается.

Она была одна такая. Вообще одна. Во многом именно на ее личном авторитете и существовал Союз писателей Москвы, первым секретарем которого она была до последнего дня.

В прошлом мае, посреди сцены Большого зала Центрального дома литераторов, в букетах с четным числом цветов утопал ее гроб. Мне, находившемуся тогда в этом зале с мрачной атмосферой, почему-то вспоминалось, как там же, с переаншлагом, отмечался 75-летний юбилей поэта. А вереницы людей шли поклониться┘ Потом они молча провожали своего поэта аплодисментами в последний путь. Потом настало Ваганьково┘

Пока Казакова жила, многие удивлялись ее силе и упрямству: как она не устает обивать пороги кабинетов чиновников и бизнесменов. Конечно, уставала, хотя и делала это энергично, но по необходимости. Просто кто, если не она? Сами же денег на блюдечке с голубой каемочкой не принесут, не дадут на проведение очередного совещания молодых писателей в Переделкине (пусть хоть и зимой, когда там дешевле). Не дадут и на помощь пожилым, отписавшим свое и позабытым. Только кажется, что отечественный бизнес осознает социальную ответственность и к ней стремится. Не осознает, не стремится.

Римма Федоровна сокрушалась, понимая, что руководители всех рангов, в том числе и руководители страны, как правило, индифферентно относятся к литературе. Осознавая сложность такого положения и отсутствие радужных перспектив, она часто говорила: «Надо брать дело в свои руки, иначе ничего не дождешься┘» И всегда занимала наступательную позицию. Есть чему поучиться: «Поэт в России – меньше, чем поэт./ Таков итог последних странных лет./ Мы не нужны политике. И даже/ стихи уже – не утоленье жажды┘»

Она звонила на телеканалы, добиваясь организации передач о поэзии, обращала в свою веру владельцев всевозможных площадок, чтобы организовывать выступления, семинары, встречи писателей с читателями, чтобы добиться зеленого света для подрастающей смены. С молодыми она действительно умела работать. И любила это делать. Мастер.

Гиперактивность ее доказывала, что она сделала донорство смыслом своего существования. Тем и жила. Процитирую стихотворение Казаковой об этом полностью: «Наше дело – донорство,/ сколько ни отдашь,/ выплеснуть до донышка/ душу – страсть и блажь./ Пусть не удостоится/ и хвалы подчас,/ иссушает донорство,/ истощает нас, –/ но воздастся стояще!/ Пустоту утрат/ наше дело, донорство,/ возместит стократ./ Вновь кому-то стонется,/ кто-то бьет в набат┘/ Наше дело – донорство,/ милосердный брат./ Это – не трюкачество,/ не игра в слова,/ если кровь выкачивать/ и – дыша едва./ Жизнь шумит и строится./ Свой у всех удел./ Наше дело – донорство, –/ среди прочих дел».

Вливание Риммы Федоровны Казаковой я ощущал на себе. Помню, как она и ее товарищ, прекрасный поэт Владимир Николаевич Корнилов, принимали меня в союз, как помогали с первой книгой. Уверен, что литературные реципиенты («детки»), каковых у Казаковой было много, чувствуют что-то схожее.

С ней можно было легко, без дистанции поговорить о чем угодно. Она заражалась хорошими идеями, поддерживала, шутила, давала советы по существу и просто так. На совещаниях молодых, на которых я тоже бывал не раз, Римма Федоровна оставалась в компаниях подолгу: рассказывала литературные байки, любила петь. А с утра уже вела очередной разбор поэтической подборки┘ Она тянула общественную лямку, как бурлак. Другому в подобном раскладе и на себя сил не хватило бы, а она умудрялась за себя и «того парня». А ведь у нее, как у всех, были проблемы и со здоровьем, и в семье не все было просто. Откуда только силы брались? Она и сама писала об этом: «┘Роняет календарь свои листки./ Буравит грунт зеленые ростки./ И, не мирясь с указом и указкой,/ иду наперекор и вопреки».

Удивительно, но даже при такой саморастрате в пользу высоких идеалов некоторые писатели обвиняли Казакову в корысти. Помню, как она удивлялась очередной нападке: «Да какая ж корысть, когда мне пришлось достать на вручение премии «Венец» двадцать тысяч долларов, чтобы наградить наших ветеранов┘» О какой корысти вообще могла возникать речь, если Казакова была, пожалуй, единственной, кто отказался получать литфондовскую дачу, когда ее выбрали председателем Литфонда.

Пока все были заняты собой, она была занята другими: житейскими и творческими проблемами многочисленных знакомых и незнакомых, журналами, общественными советами, гражданской позицией. Короче, навидалась всякого. Может, поэтому Римма Казакова прекрасно знала и масштаб отдельных стихов, и масштаб отдельных людей.

Скоро обязательно будут изданы воспоминания друзей, коллег по цеху и просто современников, неизданные прежде стихи и посвящения, переводы, сборники лучшего избранного и даже наверняка полное собрание сочинений. В прошлом же году вышла последняя прижизненная книга под страшным заглавием – «Пора┘» Первый экземпляр сборника Римма Федоровна подарила врачу санатория в Перхушкове, где поправляла свое здоровье и откуда ушла в бессмертие 19 мая 2008 года┘ Теперь название книги воспринимается пророчески, а добавляет мурашек дата подписания сборника к печати – 28.01.2008. На следующий день после 76-летия автора. Римма Казакова навсегда осталась в этом возрасте.