Мария Тиматкова. Настоящее имя.– М.: Воймега, 2009. – 76 с. (Приближение).
Мария Тиматкова принадлежит к авторам, которые начали писать стихи на рубеже 80–90-х прошлого века. Она входила в первый состав «Алконоста» – одного из самостийно образовавшихся в то время и группирующихся вокруг издаваемого ими альманаха молодежных литобъединений («Алконостъ», кстати, выходит до сих пор), посещала ныне легендарную литстудию Кирилла Ковальджи, участвовала в молодежных поэтических фестивалях и выступлениях. Публиковалась в то время (под псевдонимами Нина Берк, Маша Орехова и др.) кроме «Алконоста» в альманахе «Молодой Гений» (1991) и одной из «перестроечных» провинциальных газет.
На некоторое время прервав поэтическое творчество, вновь начала печататься в «Алконосте» – к тому времени сильно преображенном, и выступать в составе его авторов. В 2005 году эмигрировала в США (штат Калифорния), с чем связано начало нового этапа не только жизни, но и творчества. За время эмиграции дважды была в Москве, где в литклубе «Билингва» прошли ее вечера (отзыв об одном из них – см. в «НГ-EL» от 07.09.06), а в издаваемом в Калифорнии русскоязычном журнале Terra Nova вышла подборка ее текстов (№ 6, 2007).
Главный мотив текстов Тиматковой – построение своего Дома в той части огромного мира, в которой ей приходится жить и которая диктует ей формы бытования. Это и природа, как «исходная», так и «рукотворная», и соотнесенность с главным субъектом, обозначаемым «ты». Все это приносит как радость, так и боль, и во всем этом надо жить изо дня в день, как на бытовом уровне, так и на глубинном, метафизическом, где идет неспешная работа построения себя:
Запру ворота, запрещу
скрипеть.
Непрошенным гостям
согрею чаю.
Все утрясу, ребенка укачаю.
А ветер стихнет.
Надо потерпеть.
Непонятно, что здесь и что там, какие близкие – близкие, а какие – далекие, только Родина – одна. Иван Шишкин. Рожь. ГТГ |
Цель этой работы – обретение Дома как обретение себя, подлинной и настоящей, находящейся в органических отношениях с окружающим. При этом основная опора героини Тиматковой – она сама, ее готовность, не отступая от путеводительства ощущений любви и радости, встраиваться в новые обстоятельства: «Как обрезанный ствол, начну растить ветки,/ Если снова куда-нибудь перееду».
Эстетика текстов на сломе до/после эмиграции практически не изменилась: тот же современный так называемый индивидуально-неупорядоченный стих, те же мотивы. Качественное изменение произошло в ощущении мира: он разделился на здесь, где «близкие близкие», и там, где «далекие близкие». Привычное для эмиграции разделение на «у вас», откуда кажется, что «я в сахаре живу», и на «у нас», в «пустыне сахара» рождает соответствующее мироощущение, в котором негатив смещается от «не те» к «не так»:
...все не так:
Бесконечное лето
не движется,
И нету ему ни дождя,
Ни печали, ни осени,
Как будто бы лодка скользит
По песчаной поверхности.
Как будто бы нет глубины.
Однако героиня Тиматковой исполняет свое обещание: она «терпит» и начинает «растить ветки»:
Пришла зима.
Я сшила куклам шубы.
А как еще
Отметить первый снег,
Когда и снега нет?
Я потерялась.
Я живу не там.
Я переехала,
Тут снега не бывает.
Тут лето круглый год.
Хочу понять,
Что делать мне со снегом,
Который выпал
Где-то далеко.
Что делать мне с зимой.
Смотрю вокруг –
Что люди будут делать.
Гляжу – подружки
Взялись за иголки
И куклам шубы шьют.
Она научилась «прикрепляться вверх ногами./ Как летучая мышь. Как лемур», «ходить по потолку./ Как геккон. Как таракан», по-прежнему продолжая учиться «ловить мгновенье жидкое,/ Пока не утекло», с одновременным посылом в окружающий мир: «...теки/ Между пальцев любовь».
Сила текстов Тиматковой в их опоре на настоящее и устремленности в будущее. Прошлое и его обстоятельства присутствуют в них как то, что было и переработано – без сожалений и претензий. При этом, как это характерно для эмигрантов последнего поколения, рассматриваются только метафизика личного окружения и внутренние проблемы героини. Она занята одним: продолжает «растить ветки» в уверенности, что «В небо пустит корни мое дерево». Строительство, или выращивание, Дома продолжается.