Сорок световых верст

Кому-то нравятся лебеди, а кому-то совы...
Рисунок Алины Витухновской

Елизавета Дейк. Белая птица. – М.: ДеЛи принт, 2008. – 288 с.

В наше время, когда многие стихотворцы демонстрируют высочайший уровень стиховой эквилибристики, когда сложность и затейливость поэтической речи стали повальным увлечением и модой, – техникой, версификацией никого не удивишь. Между тем настоящая поэзия, как всегда, в дефиците. Тем отраднее брать в руки такие книги, как сборник стихотворений Елизаветы Дейк «Белая птица», в котором все наполнено музыкой и неповторимой лирической интонацией:

Святая тайна сочетанья
слов!
Меж звуками загадочные узы,
Рожденные по прихоти союза
Мечтаний, музыки
и странных снов.

Важно отметить, что вся эта гармония, удивительный сплав чувств держатся в строгих рамках безупречного русского языка, тактично освещенного забытыми и устаревшими словами. И еще: читая стихи Елизаветы Дейк, то тихие и умиротворенные, то болевые и резкие, я не чувствую диссонанса поэзии, хотя и ощущаю разлад в жизни, ее неудобство и нескладность. Поэзия выше жизни. Она всегда ближе к небу, чем к земле. В ней всегда больше иррационального, чем логики. Не случайно еще в начале прошлого века Томас Элиот писал, что стихи прежде всего надо проверять на музыку – вместилище огромного мира.

Применительно к творчеству Елизаветы Дейк такой подход на многое открывает глаза и дает почувствовать дыхание и пульсацию Космоса. А в качестве ключа можно, например, использовать┘ музыку дождя (стихотворение «Танец»):

Выстукивая по зонту
стаккато,
синкопами пытаясь
уклониться
от главной темы, что Земля
когда-то
ему вписала в первые
страницы
простой и гениальной
партитуры, –
дождь начался┘

Удивительная вещь поэзия! – ей доступны любые переходы: в данном случае поэтическая мысль бегло и непринужденно поднимает рядовое атмосферное явление и всю образную картинку в ранг натурфилософии и ставит их в один ряд с тютчевскими миниатюрами.

Кажется, не ошибусь, если буду утверждать, что многие стихи Елизаветы Дейк держатся на географии и космологии. Лирическая героиня мысленно непрерывно перемещается в поисках приемлемой, в соответствии с ее собственными критериями, точки в пространстве. Движение – главная примета этих стихов, естественное состояние бытия этой героини. Отсюда вытекают такие обязательные понятия, как время и место. Первое, хотя ему посвящено немало блистательно-глубоких строк, оставим все же философам, а на втором – задержим внимание.

Местонахождение или местопребывание, место действия, место обстоятельств – всегда в творчестве Елизаветы Дейк являются точкой отсчета позиции и неким знаком поступка, сконцентрированным импульсом развития смысловой ткани стихотворения. Глухая деревушка на Владимирщине, столичный квартал, проселочная дорога (возможно, та, которую воспел в красках великий Левитан), Млечный Путь, Малый Пес, Кассиопея и еще много других мест в близких и дальних концах Галактики – вот скромный перечень географо-космических определений, которыми просто, без рисовки оперирует неутомимая героиня многих стихотворений.

Дело, разумеется, не в расстояниях и не в координатах, а в нравственном выборе, что и делает лирику Елизаветы Дейк необыкновенно земной, близкой и понятной. Героиня ее стихов страдает от клеветы, сплетен, предательства и всего того, что мы называем злом («Улыбой беспомощной/ больно бьюсь/ об углы квадратных лиц»). Быть вне всего этого, вне мелочной суеты, отвлекающей от раздумий, размышлений, наблюдений, – и составляет основной пафос лирических обращений (к читателю, к людям, к своему внутреннему миру).

Убежденность в возможности непосредственного общения человека с Космосом носит у Елизаветы Дейк какой-то свой, неповторимый, я бы сказал, доверительно-домашний характер. Посещение иных сфер подается автором просто, без ложной напряженности и мистических хитросплетений. Поэтическое повествование о таких посещениях искренне, доверительно и всегда выстроено по настоящим и лучшим законам данного жанра. В этих стихах земные и межзвездные пространства разительно несхожи, но, как ни парадоксально это звучит, в то же время границы между ними не существует. Не поэтому ли, отвечая на вопрос, «откуда Знанье» неведомых миров, поэт говорит: «Я там бывала».