Русское гетто

Петербургская поэтическая формация: Антология. – СПб.: Лимбус Пресс; М.: Издательство К.Тублина, 2008. – 480 с. (Российская поэзия)

Так уж повелось: Москва разбитная, разухабистая, вольная, ни с кем не считается (даже в литературе), а Питер более культурный, скромный, интеллигентный, посему и в худшее для себя время идущий с гордо поднятой головой. Неудивительно то, что именно на берегах Невы и вызрела «Петербургская поэтическая формация» (составители Кирилл Коротков и Арсен Мирзаев). Впрочем, книгу сами они называют не антологией, а сборником, поскольку «издание не претендует на широту и всеохватность». Однако в этот увесистый сборник вошли ни много ни мало стихи 122 авторов.

Мы не будем рассуждать о том, почему подборки одних сочинителей не попали, а других, наоборот, заняли больше места в этой загадочной книге. Тут составитель бог и царь, а все остальное дело его вкуса. Но все же не очень патриотично со стороны Короткова и Мирзаева выносить сор из избы и скандалить в предисловии (я имею в виду историю с Кушнером, из-за которой его стихи и не включили в сборник).

Вполне понятно стремление создателей книги «дать панораму сегодняшнего поэтического Питера, представить пиитов разных поколений, принадлежащих к различным группам, течениям, кружкам, ЛИТО и т.д.». Другой вопрос: что из этого получилось?

«В этнографическом зале –/ Безмолвные барабаны,/ Никогда не прочтенные «Египетские ночи»,/ Рифмы весталочные корчи,/ Остывший в ожидании непришедшего/ ужин» (Валерия Акулова «Жемчужины»). И через несколько страниц: «А он ничё не делал, но только вышел на улицу –/ Ему – раз – и под ноги бросилась какая-то старая марква:/ Заголила куртку и, оттянув штаны, резко сунула внутрь/ дохлую кошку, а может, мёрзлую курицу» (Наталья Романова «Dom Muruzi»). Комментарии тут были бы излишни.

В эту сборную солянку попало почти все от хорея до верлибра, хокку, графические стихи и так далее. Как верно заметил Виктор Топоров, автор одного из трех предисловий: «Братская могила», она же поэтический сборник «Формация», – это лирический Гайд-парк пополам с зоопарком. Свобода самовыражения и (самообнажения) предоставлена всем┘»

Наверное, поэтому слышится в книге заунывно читаемый стих Бродского, Гумилева, видна червоточина Достоевского, разбрелись по страницам блоковские незнакомки, трагично заламывают руки и некрасиво кривят губы. Особенно много в сборнике по-женски манерных стихов, причем многие из них написаны почему-то мужчинами. «Включен приемник. Музыка плывет,/ И тянет лесом от еловой лапы,/ И нашей ссоры прошлогодний лед/ Скользит и тает под лучами лампы» (Владимир Беспалько «А на столе обычный натюрморт»). Будто традиция, так бережно хранимая, сыграла с петербургскими поэтами нехорошую шутку. «Это заезженный трэшевый видеоролик./ Братец – наркуша со стажем, отец – алкоголик./ То к одному, то к другому приедет «карета» –/ медики или менты./ Это русское гетто!» (Владимир Беляев «Русское гетто»).

Прав Дмитрий Быков, написавший третье «полемическое» предисловие: в поэтических текстах петербургских поэтов не видно главного – самого Петербурга – «эти стихи могли написать когда угодно и где угодно – ничего собственно петербургского они не содержат даже на уровне реалий». И вот парадокс: самое интересное в книге – предваряющие ее статьи Топорова и Быкова – в них нет вторичности (которой отмечено творчество большинства поэтов), они ярко, живо и иронично написаны.

Впрочем, в книге встречаются и неплохие стихи. Например, Ларисы Березовчук: «Фахверка редкие графики/ на белой бумаге мазанок./ Ботфорты в грязи по колено./ Поколенье смотрящих вперед/ до рези в глазах. В пух и прах/ разодетые дамы прыгают в лодки/ без церемоний». Однако отыскать их в общей массе невероятно трудно. Очевидно, таким образом книга все же иллюстрирует современный литературный процесс.