Евгений Лесин
От Москвы не уйти.
А. Дейнека. Москва. Волгоградский областной музей изобразительных искусств
Иван Зеленцов. Александр Шведов. Письмо на салфетке: Стихи. – М.: АРФА, 2007. – 112 с.
Сборник двух молодых московских поэтов. На последней странице обложки – портреты и интернет-адреса. Книжка поделена на две части, «Письмо на салфетке-1» (стихи Ивана Зеленцова) и «Письмо на салфетке-2» (стихи, соответственно, Александра Шведова). Шведов: «Ведь ты всегда был чуточку пижон./ Прислать письмо на скомканной салфетке...» Отсюда и название книжки. Я люблю стихи, по которым можно узнать биографию автора. О семейной жизни:
«– Что ж ты, папа, с нами не живешь./ Ведь теперь другого мужика/ Нам искать.../ – Ну все, сынок, пока./ – В воскресенье снова к нам придешь?» (Шведов). О тяжелой и постылой службе. «То ль судьбина забросила сети, то ли счастье меня принесло в городской ежедневной газете репортерское грызть ремесло и посильную вкладывать лепту в рабский труд независимых СМИ: новостную просматривать ленту и писать с десяти до семи обо всем, что на свете творится. А такое на свете творят – тихий ужас, но, как говорится, не сдается наш гордый «Варяг». Непрерывно по самой по кромке происшествий и бедствий скользя, мы из тихого делаем громкий, потому что иначе нельзя...» (Зеленцов). Стихи, сознательно написанные прозой. От того ставшие только лучше и страшнее. Привел бы целиком, да слишком большое стихотворение. Но финал – на мой взгляд, очень сильный – не процитировать не могу. «И уже, вероятно, награда приготовлена мне за труды: в редколлегии «Вестника ада» плавить тонны словесной руды до скончанья эпох. Это ложь, но все сильнее с течением дней ощущаю, что очень возможно, я сейчас и работаю в ней».
Ой, возможно. Все мы немножко работаем в газете «Вестник ада». Или на радиостанции «Говорит преисподняя». Или на телеканале «Геенна ТВ». Потому что только плохие журналисты попадают в рай. А хорошие и при жизни, и после нее – в аду. Там, как известно, может, климат и похуже, зато публика интереснее. В аду неуютно лишь первую тысячу лет. Потом привыкаешь. А в воскресенье – опять в семью.
И радует, и примиряет, как всегда, только одно: родной город. Маленький город, наш безумный Третий Рим, ставший бешеным Вавилоном. «Здесь с утра замечаешь, что за ночь на метр подрос/ небоскреб на углу. Изогнувшись пунктирной,/ бесшабашенный кран образует гигантский вопрос,/ а вопрос, даже тот, что не задан, здесь, ясно, – квартирный» (Зеленцов). В книжке Зеленцова и Шведова вообще очень много Москвы. «Ну что, Москва, живем по Фаренгейту?/ (Плюс восемь в середине декабря!)...» (Шведов). Зная про родной город все, чем он плох, все, чем он ужасен и опасен, и тот и другой любят его. Не могут без него. Зеленцов называет себя «прескверным москвичом», но, думаю, он лукавит. Не бывает плохих или хороших москвичей. Так же как не бывает плохих или хороших поэтов. Есть поэты и непоэты. Москвичи и гости столицы. «Миллионов огней кутерьма!/ Загорается в дьявольском танце/ этот город, сошедший с ума,/ как красотка с журнального глянца./ Ощущая ее аромат,/ Даже в едком, губительном смоге./ Потому, где бы ни был, назад/ Возвращаюсь в конечном итоге./ От Москвы не уйти. Я рожден/ В этом шуме, я рос в этих стенах./ Мой характер – стекло и бетон,/ И бензин в металлических стенах!» (Зеленцов).
