Пылинка над Бронной

Обыденная жизнь как источник вдохновения.
В.Поленов. Московский дворик. 1878. ГТГ

Александр Олитский. У стынущей реки. – М.: Водолей Publishers, 2008. – 192 с.

Об авторе: родился в 1960 году, окончил Московский автодорожный институт, в 2006 году выпустил сборник стихов «Островитянин». В послесловии к его новой книге поэт и переводчик Евгений Витковский называет Олитского «московским поэтом», чьи стихи произрастают соответственно из «пылинки над Бронной, Теплого Стана, Миусского райкомовского парка┘ крика галок над Битцей┘ ресторана «Якорь», Сретенки, бронзового Пушкина у кинотеатра «Россия»┘ Капотни, Покровки» и прочего «московского сора»: «Все это как-то, во что-то слагалось», говоря словами Константина Случевского из поэмы «В снегах», стало поэтом Александром Олитским, допило и портвешок, и текилу и положило на стол читателю вот уже вторую книгу стихов». Слово «река» в названии – метафора наипрозрачнейшая: разумеется, река времени, река жизни. И все стихи – о времени (своем) и о себе. Однако тот, кто уже настроился на очередные сетования на неказистую судьбу очередного виршеплета столичного розлива, будет по-хорошему разочарован. При всей дневниковости и автобиографичности стихи Олитского – больше, чем дневник и автобиография. И больше, чем биография поколения, хотя и не без этого:

Нас почти не осталось

на свете –

Пионерского горна детей,

Что курили тайком

в туалете,

Имитируя взрослых людей.

Да и те, кто остались, –

мутанты,

Неофиты, булгаковский

сброд,

МНС, ИТР и Антанты

Смесь, что тоже страна

и «народ» –

Часть того, что распалось

на части,

Оголив занемевшую ось,

Часть того, что мечтало

о счастье

И с мечтой этой тихо

спилось┘

У лирического героя книги (которого так и тянет отождествить с автором) особая миссия – «шататься дурнем по планете/ И ни на ком не ставить проб». И если в это время «на землю спустится мессия/ И наведет свой аудит,/ Развалится к чертям Россия» – ну что ж, пусть: «Мне наплевать, что будет дальше». И в такой сугубо антигражданской позиции нет кокетливого ерничества, свойственного виршеплетам из когорты иронистов-перестарков – тех, которые, заигравшись в детишек, так любят садиться на корточки и, натужно улыбаясь, делать «козу», приводя читателя в тоскливое недоумение. Есть лишь печальное понимание того, что «ничто не вечно:/ Ни власть, ни чернь, ни индивид,/ Ни церковь, ни одна шестая,/ Ни в справедливые края/ Птиц отлетающая стая,/ Ни жизнь нелепая моя┘» (сродни цветаевскому «и под землею скоро уснем мы все,/ Кто на земле не давали уснуть друг другу») –

Так что, гуляй себе,

чиновник,

Префект – воруй и мент –

свисти.

У нас на всех один терновник,

Одно «помилуй и прости».

А все эти пахнущие бензином городские липы, электрички до Мытищ, квартирные пьянки и прочие ясные и конкретные приметы земного бытия, составляющие канву стихотворений, всего лишь повод для разговора о том, что вся наша жизнь – проекция какого-то высшего замысла. Который воплотился не так, как хотелось и моглось, разменявшись на упущенные возможности и мелкие грехи: «Растил ребенка до семи лет,/ пил в Стамбуле на причале,/ прожил полжизни без семьи,/ без веры в Бога, без печали./ Ругал страну, в которой не/ прошел версты, поселка, луга,/ не видел крови на войне,/ не отличал врага от друга./ Был счастлив, но не помню с кем, –/ я лица не запоминаю./ Живу, бухаю, мяч пинаю,/ красивых баб глазами ем┘». Из этого простого перечисления возникает странное чувство сопричастности: будто читатель находится не вовне книжных страниц, а среди стихотворных строчек – как персонажи «Гарри Поттера», погружаясь в «Омут Памяти», ощущали себя в гуще давно прошедших событий. В стихах Олитского время условно и не линейно («Я их не жду, лучших дней – все равно не замечу,/ В чем их отличье от тех, где я был молодым┘») и то и дело течет вспять, порождая мучительные вопросы. Ответы на которые, пожалуй, лучше и не знать:

┘Это было не со мной –

с кем-то там: с барыгою,

С челноком, с глупцом,

с лицом, не умевшим жить┘

Я давно уже теперь никуда

не прыгаю.

В крайнем случае, могу денег

одолжить.

Иногда напьюсь, как скот,

все по старой дури я,

Иногда смотрю в окно сквозь

густую тьму.

С кем ты пьешь теперь вино,

Ольга Багатурия?

Почему проходит жизнь,

Ольга, почему?..