Всесильный бог деталей

ВЗГЛЯД без расстояния. Направленный не на ясно различимое с достаточной дистанции, не на то, что можно узнать и назвать, а на близкое, слишком близкое, трудноотделимое от смотрящего. "Близкое - это такая зона, куда доступ крайне затруднен. Эта зона защищена невероятной близостью к такой загадочной, вечно ускользающей инстанции, как наше "Я". Но различение и называние "отчасти связано с утратой зримого, его метаморфозой в вербальное и вместе с тем остановкой жизни во всей ее текучести". Обращенный к далекому, ясному не видит себя - как Эдип до открытия своей тайны. Надгробные статуи архаической Греции и не должны были быть похожими на умерших, это скорее изображения их душ, а на что похожа душа? А рефлексия, при которой "Я" дистанцируется от себя самого, лишь порождает двойника...

Может быть, один из аналогов близкого зрения - нефигуративная живопись. "Двумерное пространство, как бы налипающее на глаза зрителя, отрицающее глубину и основанное на ощущениях неоформленного цвета". Воспринимаемые непосредственно цветовые пятна. Течение красок, откуда вот-вот появятся вещи. Возможность всего. "Картина устроена так, что происходящее в ней мерцание, дрожание, излучение как будто вот-вот откроет глубину мира, но глубина эта никогда не открывается". Поэтика промедления. Втягивающий в себя орнамент. Восприятие предельно напряженное, так как видимое постоянно перегруппировывается, удерживается только вниманием, а не названием. Восприятие асоциальное, не называемое и потому не сообщаемое другим. И в то же время - возможность увидеть тот самый "туман, из которого приходит тот, о ком скучаешь и кого любишь", как сказано в одном из фильмов Сокурова. Медленное возникновение, никогда не завершающееся, потому что завершение станет исчерпанием глубины того, кого любишь. Неопределенность, становление, текучесть - все они слишком близки и никогда ясно не различимы. Внимание переносится с изображения на фон, фрагмент. Прустовский Бергот, разглядывающий желтое пятно на картине Вермеера (где оно - и есть ли оно вообще, - критики до сих пор спорят), и Олдос Хаксли, изумляющийся под воздействием мескалина подробностям фактуры ткани собственных брюк. Сверхкрупный план изымает деталь из потока событий, заключает в ней настоящий момент. Предмет вне времени, причин и следствий, переживаемый максимально интенсивно. Устремление к подробности, "всесильному богу деталей" - устремление к качеству жизни. И деталь персональна. "Все" видят в альпийском пейзаже "крошечную гостиницу", "игрушечную железную дорогу" и прочие туристские клише; Набоков - "окаймленный желтым Ringlet, сидящий со сложенными крыльями на цветке..." Взгляд устремляется внутрь, становясь воспоминанием. Вспоминать - с помощью увиденного здесь и сейчас (как Пруст - Венецию по неровности плит), но и забывая это увиденное ради вспоминаемого.

Все это слишком важно и близко - и потому рискованно. "Воспоминание опасно, потому что оно может вывести вспоминающего "по ту сторону", в область небытия". Смертельно опасно близкое зрение. "Свободно парящий цвет, взгляд, застилающий глаза, мерцающая игра красочных пятен и точек, выворачивание зрения изнутри наружу - все это вместе выбивает лицо из присущей ему формы и вызывает смерть" - прустовского Бергота на художественной выставке, набоковского Пильграма за коллекцией бабочек. Распадается и мир. "Наблюдатель, все более углубляющийся в изучение мельчайших деталей, также теряет общее видение особи..." Так исчезает понятие цвета - при большом увеличении поверхность оказывается составленной из разноцветных участков, а прежний ровный цвет - лишь их взаимодействие. И тем не менее все как-то балансирует на грани. Поглощенность предметом все-таки не отменяет значений его деталей (чему приводятся примеры из детективов Конан Дойля и Эдгара По). Логика позволяет увидеть материально несуществующее - например, орбиту планеты. Сама смерть в каком-то смысле ведет к приобретениям. "Смерть, вписываясь в строение, уничтожая его глубину, превращая его в "сплошь кожу", способствует переходу руины в репрезентативное, потере ею своего места "здесь и теперь". Но это значит, что смерть переходит в эстетическое... Пока объект жив, он не может перешагнуть через границу, отделяющую его от окружающего пространства, он не может стать цветовым пятном среди прочих цветовых пятен". А руина как изображение более не разрушается и потому вечна.

Ямпольский - собиратель цитат, эрудит. И сама его книга часто распадается на темы, порой далеко уходящие от зрения и лишь изредка вспоминающие друг о друге. Но разве плохо, что по поводу стихов Драгомощенко всплывает смысл точки, объясняемой через суфизм и арабскую каллиграфию не как место, но как мгновенное касание органов речи, рождающее звук? Впрочем, порой кажется, что автор сам устает от текучести. "То, к чему мы приближаемся, когда вступаем в область абсолютно близкого, едва ли может быть названо "Я", столь оно бесформенно и не индивидуализировано", - но сложность и многомерная расплывчатость означают скорее не отсутствие, а богатство?

"Два взгляда - мертвого Христа и рассказчика - встречаются и превращаются в плоскость - знакомый образ видения, спроецированного вовне, - в крылья бабочки, которую изображают веки в своем движении. Столкновение двух взглядов, а вернее, движение выворачивающегося наружу взгляда производит плоскость, растекающуюся цветовым пятном по роговице". Смысл продолжает мерцать.