Черствые именины

В ИЮНЬСКИХ номерах почти все журналы поместили "пушкинские" материалы. Можно посмотреть на дело оптимистически: вот, "юбилейные залпы отгремели", а мы не забыли про наше солнце, про наше все и впредь месяц июнь будем считать месяцем Пушкина, как март - месяц Женского дня, а май - месяц Победы. Можно, впрочем, и рассудить прозаически: на стол выставлены остатки прошедшего пиршества, плюшкинский кулич, завалявшийся с прошлой Пасхи, - кому-то не хватило места в юбилейном номере, кто-то припозднился и не успел подать текст вовремя - кстати, в начале июня и в театрах, и в кино прошли пушкинские премьеры, обещанные год назад. Так или иначе, но очередной разговор о Пушкине никогда не будет лишним, вопрос в том, будет ли он достойным.

В журнале "Москва" Рахматулло Мухамадиев выступает со статьей "Первая русская трагедия", где пытается понять, почему русской сцене до сих пор не дается постановка "Бориса Годунова", и приходит к выводу, что это вина не театра, а литературоведов, не давших целостного истолкования смысла трагедии. Но ведь Островского ставят без особых мудрствований и почти всегда удачно. Может быть, не в понимании дело, а в исполнении, в чувстве? Интеллигентские страдания царя Федора нам доступны, а страсти беглого монаха или муки совести властителя-детоубийцы - нет?

Николай Прожогин ("Дружба народов") в статье "Для берегов отчизны дальной┘" еще раз возвращается к личности Амалии Ризнич, пытается восстановить ее облик и судьбу, рассказывает о ее могиле в Сербии.

В "Новом мире" Ирина Сурат публикует статью "Пушкинский юбилей как заклинание истории". В поле зрения автора множество вопросов, любой из которых мог бы стать предметом особого разговора. Первый вопрос - а действительно ли мы любим Пушкина, как говорим, и знаем ли мы его, наконец, просто читаем ли мы его сами, не по школьной программе, вышед из школьного возраста? "Нет, нет и нет", - отвечает Ирина Сурат, причем не голословно, а ссылками на печатные выступления известных литераторов (Пригов, Сорокин) и на социологические исследования. Помпезные торжества советской и постсоветской эпох - акции государственной идеологической политики, а не взрывы стихийной народной любви.

Вопреки предсказаниям Гоголя русский человек двухсотлетнего юбилея не приблизился к Пушкину, а заметно отошел от него, можно думать - в сторону, а лучше признаться - в дурную. Ирина Сурат предполагает, что виноваты здесь непредвиденные Гоголем развитие цивилизации, расширение сфер потребления и информационных полей, но это опять-таки комплиментарные объяснения. Технический прогресс дает новые и мощные средства удовлетворения потребностей, как материальных, так и духовных, но не формирует их. Пушкин не затерялся в дебрях Интернета, его там не ищут. Нет спроса - значит, плохо раскручен. Предъюбилейная кампания была такой раскруткой. Оглядываясь на ее ход, Ирина Сурат замечает, что ни подключение политической элиты, когда Лебедь, Зюганов, Жириновский и все-все-все как кто мог декламировали Пушкина с телеэкранов, ни выход в массы, когда по полстрочки читали из "Онегина" простые труженики и "люди с улицы", ни сенсационные повороты, как в фильме Гордона (Пушкин не официально-медный, а в голубых тонах), не сумели реанимировать ни язык поэта, уже изрядно устарелый, ни его духовный мир, по большей части "слепой" для наших современников, обставленный реалиями, без комментариев абсолютно непонятными. Ошибки в ударении делали не только самодеятельные чтецы, но и Сергей Юрский. В самом лучшем случае современный читатель пытается приспособить Пушкина к своему уровню, видеть его современным, движения в обратную сторону нет. А между тем, заглядывая на двести лет вперед, Гоголь именно это имел в виду - что русский человек будет год за годом открываться просвещению и вбирать в себя культурные ценности мира так, что в двадцать первом веке сможет читать Пушкина душа в душу, без пояснений от ученых педантов.

Ирина Сурат отмечает, что упали тиражи научных и научно-популярных изданий, между филологией и народом пропасть, между "небольшим культурным сообществом и всеми остальными┘ бездна". Кого подразумевает автор под "небольшим культурным сообществом"? Уж не тех ли, про которых Карандышев говорил: "Мы, то есть образованные люди, а не бурлаки"? Разве в дни открытия опекушинского памятника или в 1987 году вышеупомянутая бездна была менее бездонна?

Пушкин говорил о народной тропе, а не о снисходительном суждении элиты. Жив ли Пушкин? Да это про Пригова с Сорокиным можно спрашивать, живы ли они теперь и будут ли живы когда-нибудь потом. Приговор над Пушкиным история давно произнесла, и его нерукотворного памятника не свалить даже общими усилиями юбилейных комитетов. Ирина Сурат не верит и в то, что значение имени Пушкина переходит за границы российского. "Шекспир не имеет национальности, а Пушкин имеет". О национальности Шекспира тоже находятся охотники спорить, но и Пушкину монументы поставлены и в Африке, и в Италии, грозятся и в Америке поставить, и "Онегина" англичане экранизировали как чисто английский роман. Разумеется, честь Пушкину воздается в мире, как честь России, но ведь это судьба любого автора любой национальности. Страна представляет поэтов, а поэты - страну. Если кто боится, что Россия "исторически конечна, как государство Урарту", то пусть утешается тем, что по Пушкину школьники новых веков будут изучать Третий Рим, как по Овидию - Первый.

Не о славе пушкинской приходится беспокоиться, но о слове. Читают Пушкина мало, потому что вообще мало читают. Культурных людей мало, потому что их никогда не было и не будет много - "тогда б и мир не мог существовать". А слава, как говорил Лев Толстой, - это любовь к тебе незнакомых тебе людей. Любят, несмотря на то что не знают, - это секрет народной любви. Нужно развеяться по ветру родной стороны, чтобы "каждое мгновенье все, все вокруг тебе звучало обо мне" - и буря, которая мглою небо кроет, и невидимка-луна, и мороз и солнце, и птичка божья, и конь ретивый, и кораблик на раздутых парусах, и вскормленный в неволе орел молодой. Вы, нынешние, о каких "устоях общенационального бытия" вы говорите, что теряем мы их вместе с Пушкиным? Что от официальной трескотни тошнит - так ее и вырубить недолго. А в тонкости масонской символики и в нескромные подробности личной жизни пусть вникает "культурное сообщество", и чем меньше будут тиражи домыслов и сплетен, тем лучше для финских лесов. Слово же, русское слово пушкинского наследия нужно беречь, а беречь слово - это его употреблять. Культурная элита, где у вас пушкинский словарь? - На полке? - В компьютере? На позвоночник переписывайте, на язык выводите. Вот и будет у нас пушкинский праздник non stop, других - не надо.