Глазами скептической эпохи

ХОТЯ автор в выходных данных книги упорно называется Людвигом - это всего лишь опечатка, а вовсе не знак принадлежности философа к немецкой языковой среде и к немецкому же культурному кругу. Со средой и культурным кругом все достаточно сложно. Языковая среда - исходная - была польская, культурная принадлежность - европейская; культурная же значимость вполне может быть названа мировой. Людвик - все-таки - Флек, один из создателей физиогномически-характерного для ХХ века типа теоретического взгляда, именуемого социологией знания, родился в 1896 году во Львове - на перекрестье империй, в семье европейски образованных польских евреев. Стал медиком, практиковал как врач в Пшемысле и Львове, затем работал в частной бактериологической лаборатории, которую сам же и основал. Успел он побывать и в советском "культурном кругу" - после того, как его родной Львов вместе со всей Западной Украиной оказался присоединенным к СССР; а с оккупацией города в июне 1941 года немцами Флек с семьей попал в еврейское гетто. Он продолжал работать по специальности и там (разрабатывал методы массового производства противотифозных вакцин), и даже в Освенциме и Бухенвальде, куда его - специалиста европейского класса - фашисты вывезли, чтобы использовать его знания. Не имея возможности отказаться (его жена и сын были в это время в другом концлагере, и от согласия Флека на сотрудничество зависела их жизнь), он использовал эту ситуацию для проверки своих гипотез 30-х годов о влиянии исследовательского коллектива на содержание идей - а кроме того, участвовал в саботаже заключенных-исследователей (они разрабатывали заведомо неэффективный метод изготовления вакцины), который каждую минуту мог стоить им жизни. Бежав из Бухенвальда перед самым освобождением его американскими войсками, Флек после войны вернулся в Польшу, через несколько лет стал академиком и членом президиума Академии наук, а последние 4 года жизни работал в Израиле, где и умер, не успев прочитать подготовленный им курс лекций по философии науки в Еврейском университете Иерусалима, 5 июня 1961 года.

При жизни Флека знали и ценили главным образом как микробиолога; как философ он оставался в тени. Это обусловлено прежде всего тем, что в философии науки того времени, когда активно работал Флек, задавали тон совсем иначе настроенные теоретики: в 30-е годы - и вплоть до 50-х - в философии науки господствовало движение, сводившее ее, философию науки, к логическому анализу языка научных теорий. Флек оказался востребованным только в конце 50-х - начале 60-х годов, когда стиль мышления его коллег - философов науки изменился и проблемы единства когнитивного и социального аспектов науки снова оказались в центре их внимания. Именно тогда его и прочитал - и дал новую, активную жизнь его идеям - один из властителей дум времени Томас Кун.

В сборник вошла прежде всего классическая монография Флека "Возникновение и развитие научного факта" - та самая, которую называет в предисловии к своей книге Кун, говоря о ней (в 1962-м!) как о "почти неизвестной". С тех пор она стала ненамного более известной: известны больше ее последствия. Вышла же она впервые в Базеле в 1935 году: то есть, можно сказать, за эпоху до Куна.

Интеллектуалам этого времени вообще казалось привлекательным и убедительным объяснять интеллектуальные и духовные явления через внешнюю их детерминацию - тем более что тогда это было еще и ново, сохраняло оттенок интеллектуальной дерзости (марксизм, у которого мы это знаем в весьма категоричном варианте, - подход типологически того же порядка, принадлежит к той же познавательной матрице). (Именно в таком контексте сформировались и отстаивались позиции сторонников жесткого разделения науки и не-науки, которые тогда в философии науки были очень влиятельны.)

Характерный для общих интеллектуальных тяготений времени социологизм и историзм Флек спроецировал на историю науки - но сделал это, во-первых, очень изящно (он весьма далек от вульгарного социологизаторства!), во-вторых, чрезвычайно плодотворно. Условия времени, культуры, психологии познающих из внешних формующих прессов мысли превращаются у него в ее сложную внутреннюю структуру: это "внешнее" действует изнутри. Он, безусловно, должен быть назван в числе предтеч характерного для второй половины (особенно конца) века культурологического мышления с его открытием возможности рассматривать разные человеческие дела как культурную форму; в этом смысле значение Флека выходит за пределы философии науки и должно быть признано существенным для развития культурной "оптики", понимания культуры в целом.

Итак, он противопоставил господствовавшим доселе кумулятивистским и индуктивистским представлениям о развитии науки идею культурно-исторической ее обусловленности - и эпистемология под его руками превратилась в сравнительно-историческую дисциплину. В концепции его ведущая роль принадлежит понятию, которое во второй половине века прочно вошло в исследовательский и даже не только в исследовательский, а и в повседневно-интеллектуальный обиход: понятию стиля мышления и тесно с ним связанному понятию мыслительного коллектива. Познавательные процессы для Флека, в полном соответствии с духом времени, коллективны; традиционную структуру познания, в которой участвуют субъект и объект, он расширил за счет мыслительного коллектива как посредника между ними - да притом такого, который радикальным образом определяет их отношения и характер конечного результата. Каждый коллектив создает в процессе своего функционирования собственный, соответствующий ему стиль мышления, а с ним вместе конструируются и... научные факты - то, что, казалось бы, надежнее надежного, объективнее объективного: их содержание на самом деле в очень большой мере - результат интерпретации, которую они получают в свете того или иного стиля мышления.

Читатель, искушенный разочарованиями конца столетия, почувствует соблазн видеть во Флеке одного из предтеч релятивизма, а в построениях его - очередной аргумент в пользу скептицизма и непознаваемости истинной природы вещей - если у них вообще таковая имеется, - закрытой от человеческих глаз человеческими же конструктами. Нельзя сказать, что он окажется совсем уж неправ... хотя с авторским самовосприятием он сильно разойдется. В полном же соответствии с преобладавшими настроениями времени Флек был (гносеологическим) оптимистом. Из факта "зависимости науки от эпохи и среды" он делает совершенно другие выводы. "Отбросив скептицизм, - пишет он, - мы должны понять эту зависимость в ее эвристической значимости" (курсив мой. - О.Б.). А скептицизм с релятивизмом оставим вульгарным социологам.

В отличие от носителей позднейших стилей мышления он считал, что понимание исторической и социальной обусловленности познания не препятствует, но, напротив, способствует приближению к истине - поскольку позволяет избежать догматизма. Сама конкуренция и смена стилей мышления - свидетельство в пользу того, что научное развитие никогда не остановится на достигнутом - а истина, таким образом, окажется увиденной с разных сторон... Так ли? Поживем - увидим, особенно когда наш стиль мышления сменится другим.

В книгу вошли также избранные статьи Флека и его дискуссия со своим польским коллегой Т.Биликевичем 1939 года, на основании которой читатель может составить себе представление о том, как реагировало на идеи Флека его тогдашнее интеллектуальное окружение.

Простим издателям то, что они поместили иллюстрации к книге без внятных русскому читателю подписей (я уж не говорю об ужасающем количестве опечаток). Они сделали большое дело, заполнив очень существенный пробел в наших представлениях об истории мысли уходящего века. Классику все-таки приличествует знать.