Увлекаться, отвлекаясь

ЛЮБОЙ критик ставит себя в странную позицию: с одной стороны, он должен был бы отстраниться от критикуемого, чтобы смотреть со стороны, непредвзято; с другой - он не может и полностью отвлечься, оторваться от него, иначе потеряет весь свой пафос. Майкл Уолцер в книге "Компания критиков" предпринимает интересную попытку разобраться с этой проблемой ("дистанции критики") - как в общем виде, так и на конкретных примерах, становясь критиком критиков, хотя не столько критикует, сколько оправдывает и защищает. Чтобы претендовать на критическое рассмотрение этой попытки, пришлось бы воспользоваться рефлексией как минимум третьего порядка.

Критика наличного или господствующего общественного устройства никогда не была привилегией только философии. Творчески мыслящие не могут не находится в оппозиции к стереотипам обычного образа жизни. Подрывающая существующий порядок вещей, критика тем не менее выполняет важную социальную функцию стимулятора гибкости и эволюции, что обеспечивает большую интегральную устойчивость человеческих коллективов. Вместе с тем и незаинтересованные в каких бы то ни было изменениях начинают использовать критику в качестве средства для выпускания пара и компенсации недовольства. "Либеральная культура впитала в себя критику, сделав ее чем-то интересным, даже приятно возбуждающим; она стала, как отмечает Маркузе, формой развлечения. Сократ превращается в героя телевизионных ток-шоу; более респектабельный и дистанцированный от толпы Платон занимает кафедру какого-нибудь университета. Разгневанный критик-одиночка бьется головой о резиновую стену. В качестве реакции на свою критику он встречает невероятную терпимость, тогда как предпочел бы сопротивление".

Тезис о принципиальной встроенности (тем или иным образом) критика в подвергаемое критикой общественное устройство не только преодолевает классический идеал внешнего наблюдателя, но и призывает к осторожности в прослеживании как оснований критики, так и исходных предпосылок ее восприятия. Показательно, что тут нет никакой прямой детерминации: "Одни и те же мотивы в одном случае приводят к критике, в другом - к молчанию и согласию". Противостоя наличному социуму, критик остается volens-nolens зависимым от него, противопоставляя одним общественным нормам и стандартам другие, общественные же ценности и предпочтения. По мнению Уолцера, "задачи критического исследования таковы: критик выставляет на всеобщее обозрение ложные условности своего собственного общества, он выражает наиболее глубокие идеи людей о том, как им следует жить, и настаивает на том, что существуют другие формы лжи и другие, столь же оправданные, надежды и чаяния".

Демонстрацию критики Уолцер проводит на примерах деятельности критиков так называемого господствующего направления, то есть тех, кто принципиально находится в близких отношениях со своей широкой народной аудиторией, не использует "эзотерический" язык и выступает от имени "Бога, Разума или Реальности". Таким образом, перед нами - под определенным углом зрения - проходит по очереди вся критическая компания: французский интеллектуал Жюльен Бенда, выступающий против морального предательства интеллектуалов, в своем стремлении к действенной власти становящихся апологетами тирании; американский публицист Рэндолф Борн, борющийся против Первой мировой войны, умышленно спровоцированной интеллектуалами; еврейский религиозный философ Мартин Бубер как националистический критик националистической политики; итальянский коммунист Антонио Грамши, мечущийся "взад-вперед от народа" и стремящийся повести его за собой и партией; еще один итальянский член Коммунистической партии и профессиональный революционер Игнацио Силоне, призывающий к социализму господства моральных ценностей и этических заповедей; британский литератор Джордж Оруэлл как радикальный критик английского общества и левых интеллектуалов; французский писатель Альбер Камю, который в отличие от Сартра и де Бовуар, резко размежевавшихся с колониальной политикой Франции, отказался выбрать справедливость независимости Алжира в ущерб справедливости отношения арабов к французам; Симона де Бовуар, отрекшаяся от своего пола и тем не менее провозглашающая свободу для женщин; германско-американский мыслитель Герберт Маркузе - антидемократический критик "одномерных людей"; универсально мыслящий интеллектуал Мишель Фуко как проповедник одинокой политики и, наконец, южноафриканский поэт и художник Брейтен Брейтенбах, во французском изгнании не перестающий критиковать режим апартеида.

Симптоматично, однако, что в качестве основания для предпочтения одних направлений критики другим без всяких объяснений выдвигается "демократическая традиция" - как будто сам по себе демократический выбор (даже если все остальное еще хуже!) в критике не нуждается. Кроме того, Уолцер отбрасывает почти все стремления к глубокой критической рефлексии и концептуальным построениям, объявляя их темными и непонятными, - Фуко единственный из описанной компании оказался раскритикован, причем за "катастрофическую слабость" своей теории. Вызывает некоторые сомнения, может ли превозносимое Уолцером "господствующее направление" критики действенно помочь в понимании общества, не говоря уже о радикальных и эффективных его преобразованиях, хотя влияние на общественное мнение оно, конечно, и оказывает.