Оставшийся в мифе

Жизнь моя – вода. Фото Евгения Лесина

Имя Ивана Коневского известно сейчас, да и всегда, в сущности, было преимущественно узкому кругу знатоков модернистской поэзии и филологам-специалистам. Меж тем парадоксальным образом этот поэт (наряду с еще несколькими фигурами) вошел в канон Серебряного века своим личным мифом, принципиальным для символистского и постсимволистского отношения к поэтической биографии.

Иван Иванович Коневской (настоящая фамилия Ореус) родился в 1877 году в Санкт-Петербурге. Он стал одной из важнейших фигур в возникающем символистском движении – благодаря не только поэтическим опытам, но и статьям о новейших тенденциях в литературе и искусстве, переводам (сам Коневской выстраивал список важнейших для него европейских поэтов, называя – приводя написание некоторых имен к современной норме – Вьеле-Гриффена, де Ренье, Верхарна, Суинберна, Россетти, Ницше). При жизни поэта вышел единственный его сборник – «Мечты и думы Ивана Коневского 1896–1899» (СПб., 1900). Летом 1901-го, купаясь в коварной лифляндской речке Аа, Коневский утонул. Посмертно вышел подготовленный Валерием Брюсовым (который относился с нехарактерным для него пиететом к погибшему поэту) том Коневского «Стихи и проза» (М., 1904).

Как уже я говорил выше, миф о Коневском во многом заслонил его творчество. Конечно же, гибель здесь играла важнейшую роль, оказываясь в ряду иных, используя неологизм Михаила Гаспарова, «смертестроительств» русской литературы. Но и вообще недолгий путь Коневского логически подводил к выстраиванию одного из самых ранних модернистских литературных мифов.

Именно рассмотрению взаимоотношений между мифом, биографией и творческим путем Коневского посвящена монография Джоан Д. Гроссман. Исследовательница цитирует редактора журнала «Аполлон» Сергея Маковского: «Тогда же пошел слух в литературных кругах: Коневский не утонул случайно (хотя река Аа и славится опасными водоворотами). Нет, он погиб добровольно, ушел из мира плоти (как истинный романтик), плывя до потери сознания, до блаженного обморока, отдавая себя под рассветным небом возлюбленной стихии», – немедля оговаривающегося, что вышесказанное ничто, кроме как миф.

Однако подобная конструкция лежала в основе собственного творческого мифа Коневского. Гроссман пишет: «Вода как образ и символ часто фигурирует в стихотворениях Коневского… Значение этого символа углубилось во время морского путешествия летом 1898 года, когда поэту открылось совсем новое отношение собственной личности к миру: «Жизнь моя – вода». Мифологема воды столь тотальна в мировой культуре, что не требует пояснения. Однако текучесть как особое свойство времени и бытия (вспомним еще гераклитовскую философскую метафору) особое значение приобретает, когда мы говорим о духовной биографии столь последовательного поэта-мистика, как Коневской».

Джоан Д. Гроссман. Иван Коневской, «мудрое дитя» русского символизма / Пер. с англ. Н. Мовниной, К. Федоровой. – СПб.: Изд-во Пушкинского Дома; Нестор-История, 2014. – 308 с. (Современная русистика, т. 1)

Книга Гроссман, неизбежно показывая внешнюю биографию Коневского – совсем не богатую событиями, что не спишешь даже на короткую его жизнь, – в гораздо большей степени описывает этапы становления Коневского как мистического по преимуществу мыслителя; и его поэтическое творчество, безусловно, подробнейше проанализированное Гроссман, и переводческая работа, и важнейшие размышления над проблемами возникающего нового искусства (на раннем российском этапе которого совместную с Валерием Брюсовым роль Коневского невозможно переоценить), – все оказывается лишь элементами общемировоззренческой программы, точнее путь ее формулирования и трансформации.

Бессмертие личности, сохранение ее непрерывного бытия, мистическое понимание мироустройства, пророческие функции поэта – вокруг этого вращаются мировоззренческие поиски Коневского. Гроссман пишет, что Коневской «давно уже пришел к выводу, что отдельная личность не может и не должна просто растворяться в жизни природы, будь то до или после смерти; в любое время она должна продолжать существовать как единое независимое целое. Но в то же время она не может существовать как изолированная, замкнутая на себе монада, бесконечно странствующая в мироздании».

Этот поиск был прерван смертью, случайной или (что маловероятно) нет, но вошел в само существо символистского, а следовательно, и общемодернистского мировоззрения. «Всем существом своим пророк проходит путь между нынешними и далекими, ожидающими днями», – писал Коневской в последнем своем письме, чьим адресатом был его друг Сергей Семенов. Этот путь Коневского прослежен в книге Джоан Д. Гроссман подробно и убедительно.