0
1156
Газета Филология Интернет-версия

14.11.2002 00:00:00

С пробоиной во рту

Тэги: Кобрин


Кирилл Кобрин. Письма в Кейптаун о русской поэзии и другие эссе. - М.: Новое литературное обозрение, 2002, 128 с.

Литератору, историку, публицисту Кириллу Кобрину удается оперативно объединять свои эссе в очередной компактный томик, ловко сколачивая композиционный каркас и сюжетную рамку. Несколько месяцев назад мы писали о "Книжном шкафе Кирилла Кобрина" - собрании толстожурнальных рецензий. Совсем недавно в новом издательстве "Прагматика культуры" вышли "Гипотезы об истории" - но это по ведомству другой экслибрисовской полосы. Еще одна недавняя кобринская книжка - "Письма в Кейптаун". "Основу сборника составляет┘ эпистолярий, в котором автор вел своего рода лирический дневник, посвященный лирике". Лирический эпистолярий. Эпистолярный дневник. Дневниковый сборник. Посвященный лирике. Итак.

Половина книги - действительно "Письма". Этот краткий эссеистический цикл начинается вполне в духе только что процитированной мной витиевато-виньеточной аннотации. Сложная инстанция адресата воплощается в образе далекого друга Пети, некогда ценителя стихов, а ныне кейптаунского винодела: "В конце концов разве нынешняя отечественная публика не тот же самый Петя Кириллов, за десять лет не заглянувший ни в одну новую русскую книгу (истинно художественную, конечно)? И вообще кто сейчас оный "русский читатель" - бур-африканец, зулус, ковбой, танцор фламенко, исландский программист, дублинский городовой? Кто вообще его, "русского читателя", видел?" Вино символизирует поэзию, вино и географические перемещения - посвященную лирике лирику, кейптаунский порт - пробоину в борту. Замысловатые метафоры, метафорические замыслы. Вовремя упомянуты Померанцев с его "Красным сухим" и Бродский с его странной манерой писать письма - "Не "ниоткуда с любовью", а "никуда с любовью". Первое письмо - про любовь к поэзии. К шестому и последнему становится ясно, что автор "Писем" на глазах условного читателя Пети провел абсолютно сознательный сеанс саморазоблачения.

Исходная задача - рассказать о поэзии вообще - решается Кириллом Кобриным совершенно блестяще: каждое письмо снимает новый слой представлений вообще о поэзии. Вот, смотрите. Шаг первый - желание сделать собственную подборку, отсортировать то, что нравится. Зима 2000 года. Доверчивый оптимизм - "Трудно беспристрастно сказать, какую из эпох мы переживаем сейчас (я-то уверен, что возрождения!)". Владимир Гандельсман, Борис Рыжий, Алексей Кокотов. Шаг второй - изобретение тематической рамки; самая очевидная рамка - "литература и история". Владимир Салимон, Лев Лосев, Дарья Суховей, Филипп Минлос. Шаг третий - попытка разобраться с мейнстримом: "Его генеалогия довольно скудна и включает в себя Тарковского и Слуцкого, поздних Заболоцкого и Пастернака; иногда (по культурно-географической склонности) либо Мандельштама, либо Есенина, либо Ходасевича. Подавать, припудрив пыльцой с раздавленных набоковских бабочек. Среди классиков жанра - Чухонцев, Рейн, Кушнер. Список открыт". Шаг четвертый - намерение сориентироваться среди переставших выполнять свою функцию ориентиров: "Последние три десятилетия уравняли в правах авангард с традиционализмом - для концептуалиста, для центонщика все было едино, все культурный перегной. Теперь он сам попал в гумус, и все смешалось: араб, его лошадь, стремена и подпруги, и даже изречение из Корана, вышитое на тюрбане". Ярослав Могутин, Юрий Колкер, Геннадий Барабтарло. Шаг пятый - "Стихи - опасная штука для русского человека, Петя". Смерть Бориса Рыжего. Замешенная на романтизме русская поэзия либо превращает поэта в "бесчувственное чудовище", либо убивает его наповал. Во всяком случае, именно так заставляет полагать замешенная на романтизме риторика говорения о поэзии. Шаг шестой. Кощунственный. Осень 2001 года. "Никогда еще людям не демонстрировали с такой наглядностью - Красота находится по ту сторону страданий, жизни и смерти. Эстетическое вовсе не противостоит этическому, оно к нему безразлично. Поэтому идеальное произведение искусства имеет отношение только к смерти. Поэтому и создать его смогли лишь зомби, ставшие орудием в руках гениального сумасшедшего. Писать стихи после 11 сентября, нет, не невозможно, но очень трудно: каждый честный поэт теперь знает о тщете своих попыток". Писем, понятно, больше не будет. "Шиш вам! Брянский!"

Еще один раздел сборника - "Пушкин и другие" - состоит большей частью из очень правдоподобных и очень произвольных гипотез о том, как формировались конструкты "нашего всего" - Пушкин и Вяземский, Пушкин и Кюстин, Поэзия и Литература, Литература и История. Сюда же, очевидно, для асимметрии, попали статьи о Теофиле Готье, Лидии Гинзбург и об Андрее Левкине, с которым кейптаунцу Пете так и не довелось познакомиться ("Ах, друг мой, зачем возложил ты на меня эту тяжелую ношу писать о поэзии, почему не о прозе?.. А то описал бы я тебе изумительную новую книгу Андрея Левкина┘").

Финальная заметка позволяет закольцевать композицию - Владимир Гандельсман, сборник "Тихое пальто", медленное чтение. "Оказывается, ты играл все-таки, играл с жизнью, играл, как Овайн с королем Артуром, - и действительно, каждый ход в игре менял ход этой самой жизни, как бы ты ни изображал незаинтересованность в исходе, как бы принужденно ни зевал, поглядывая в окно, и тебя опять обыграли, и результат - гробик, кладбище". Сборник кобринских эссе целенаправленно посвящен заведомо проигрышной схватке с поэзией. Свободный критический стиль, заимствующий с миру по нитке - что-то у постструктуралистов, что-то у новых историков, что-то у традиционных отечественных литературоведов, - но наделяющий себя способностью говорить о жизни и смерти, свободно признает собственное бессилие. Он не в силах раздавить этого монстра, этого вампира, эту тщеславную, питающуюся буквами и кровью гадину. Которая все равно не дает говорить ни о смерти, ни о жизни - ни о чем, кроме нее самой, поэзии. Пробоину во рту не заделать. Тихое чтение, медленное пальто: "Ты надеваешь его вместо скафандра и выплываешь прочь, только не в Индийский океан, а в еще одно, еще одно воспоминание".


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Карнавальный переворот народного тела

Карнавальный переворот народного тела

Юрий Юдин

100 лет тому назад была написана сказка Юрия Олеши «Три толстяка»

0
460
Тулбурел

Тулбурел

Илья Журбинский

Последствия глобального потепления в отдельно взятом дворе

0
461
Необходим синтез профессионализма и лояльности

Необходим синтез профессионализма и лояльности

Сергей Расторгуев

России нужна патриотическая, демократически отобранная элита, готовая к принятию и реализации ответственных решений

0
379
Вожаки и вожди

Вожаки и вожди

Иван Задорожнюк

Пушкин и Лесков, Кропоткин и Дарвин, борьба за выживание или альтруизм и другие мостики между биологией и социологией

0
242

Другие новости