Дневники на песке

Лидия Гинзбург. Записные книжки. Воспоминания. Эссе - СПб.: Искусство - СПб, 2002, - 768 с.

Лидия Гинзбург была довольно скромным человеком (хотя и знала себе цену и обладала чувством собственного достоинства, близким к абсолютному); в некотором смысле и сейчас ее статус остается слишком скромным. Во второй половине своей долгой жизни (1902-1990) Гинзбург была вполне известна и признана в кругах нонконформистских филологов и писателей, а в конце 80-х вообще воспринималась как живой классик. Но классик "наш", "домашний". Кажется, до сих пор не многие отваживаются признать, что Гинзбург равномощна таким великим европейским мыслителям-современникам, как Жорж Батай, Симона Вейль или Ролан Барт.

При том, что книги и эссе Гинзбург сохраняют большое значение, в последние годы главным все-таки становится дневник - те самые записи, которые она вела на протяжении многих лет о филологах, о литературе, о человеческой душе. "Вряд ли можно найти для моих тенденций форму более адекватную, чем эти записные книжки, - между тем не могу на них успокоиться┘ Кроме того, меня смущает┘ их непечатность". В ее случае филологическая работа и осмысление жизни были двумя сторонами единого процесса. "┘Для меня писать - значит жить, переживая жизнь. Мне дороги не вещи, а концепции вещей, процессы осознания (вот почему для меня самый важный писатель - Пруст). Все неосознанное для меня бессмысленно. Бессмысленно наслаждаться стихами, не понимая, чем и почему они хороши; бессмысленно лежать в траве, не осознавая траву, листву, солнце как некоторую символическую структуру┘"

Гинзбург оставляла за собой право противоречить себе. Она исследует структуру психологических и исторических ситуаций, но никогда не выносит приговора. В ее записях есть азарт первооткрывателя - но азарт этот тихий и грустный, азарт для себя.

"- Я не могу не писать, - сказала я Грише [Гуковскому], - когда я не пишу, я не думаю┘ Если бы я попала на необитаемый остров, я, вероятно, стала бы писать на песке.

- Вы и так пишете на песке, - сказал Гриша".

По научной школе, или, точнее, по компании, в которой она провела молодость, Гинзбург относится к числу младших формалистов: училась в знаменитом ленинградском Институте истории искусств (ГИИИ) у Тынянова, Эйхенбаума, Жирмунского. Но методологию формалистов она восприняла как способ анализировать собственные и чужие душевные переживания. Так в книге "О психологической прозе" она анализирует столкновение психологических особенностей человека с поведенческим и словесным стилем эпохи. Так она анализирует восприятие пейзажа во включенных в рецензируемую книгу эссе "Возвращение домой" и "Мысль, описавшая круг". Как и большинство формалистов, Гинзбург не следовала формалистским декларациям. Обстоятельства жизни, внешние и внутренние, были для нее не "литературным бытом" и не "дальнейшими рядами", а исторически концентрированным местом поступка. Дневник или эссе становились методом анализировать истоки поступка: почему он устроен так, а не иначе.

Новый сборник - расширенное воспроизведение прижизненной книги "Человек за письменным столом" (1989). Но важно, что расширенное. В него вошли записи, которые Гинзбург не публиковала при жизни. Они интимны в высоком смысле слова, - доверительны, почти не рассчитаны на постороннее чтение (от читателя требуется усилие, чтобы чтение не было посторонним) - но целомудренны. В них - об отношении Гинзбург к тому, что она писала, о психологических проблемах, возникающих в общении с близкими людьми. Эти проблемы она благодаря своему мучительному и всю жизнь нелегко дававшемуся дару (так что и "даром" в привычном смысле это не назовешь) видела одновременно как исторические и нравственные. Много об отношениях с учителями, о том, как ломает людей эпоха.

Излишняя помпезность при публикации текстов Гинзбург смотрится чуть диковато. Воздать должное, выпустив такое солидное издание, сейчас нужно. Но, кажется, для будущих переизданий лучше всего подойдет многотомник из небольших книжек в мягкой обложке - чтобы полюбившееся брать иногда с собой в дорогу и перечитывать, восстанавливая уровень Гинзбург в крови.