На что жалуетесь, г-н Руссо?

Жан Старобинский. Поэзия и знание: История литературы и культуры. / Сост. и пред. Сергея Зенкина. Т. 1. - М.: Языки славянской культуры, 2002, 496 с.

Старобинский - автор несколько мифологический: известен по ссылкам видных французских филологов, но собственные его тексты по-русски не выходили. Наконец в России начата публикация двухтомного собрания его произведений; инициатором этого издания стал Сергей Зенкин, постоянно и неутомимо открывающий русскому читателю достижения послевоенной франкоязычной философии, теории и истории литературы и культуры.

Выясняется, что Жан Старобинский - исследователь в самом деле очень значительный. Он немолод (р. 1920), но продолжает активно работать. А сделанное им в 60-е годы сейчас, во времена ревизии предшествующих достижений, не только сохраняет смысл, но в некоторых отношениях становится еще актуальнее.

Один из важнейших текстов книги - "Интерпретатор: движение к успеху" - начинается с подробнейшего разбора эпизода из "Исповеди" Жан-Жака Руссо: юный Руссо, прислуживающий в богатом франко-итальянском доме и тайно влюбленный в юную господскую дочь, единственный раз привлек к себе ее благосклонное и даже трепетное внимание, когда при гостях он, слуга, иностранец и пария, истолковал написанный по-старофранцузски девиз на гербе хозяев. Комментарии Старобинского таковы: интерпретация часто оказывается попыткой чужака быть признанным в качестве своего. Точно так же, по Старобинскому, Фрейд компенсировал свое еврейское происхождение, "проникая с помощью интерпретации во внутренние тайны, раскрывая значения забытого языка". Эта изначальная чужеродность может впоследствии помочь увидеть другого как своего (то есть объяснимого) и все-таки именно другого, особого, существующего по своим законам. "Интерпретация┘ при условии, что к ней прислушиваются, чудесным образом поворачивает колесо судьбы: главное, чтобы интерпретатором двигало желание". В этом движении мысли соединены сразу три сюжета, важных для Старобинского.

Первый - специфический взгляд на предмет исследования. Старобинский получил медицинское образование, работал как терапевт и психиатр. Он стал одним из первых исследователей модной ныне темы телесности в литературе ("Шкала температур: язык тела в "Госпоже Бовари"). Сергей Зенкин в предисловии к книге уподобляет отношение Старобинского к литературному тексту отношению хорошего врача к своему пациенту: хороший врач лечит не болезнь, а конкретного человека, которого старается понять в его уникальности. Одним из главных уроков психоанализа Старобинский считает умение слушать пациента.

С этим связан второй сюжет: Старобинский то и дело анализирует, как критик и читатель общаются с литературным произведением, а через произведение - с автором. Манифестом Старобинского можно считать его статью "Отношение критики": "Низойдя к материальности произведения, исследовав┘ ее фактуры, ┘критика┘ опознает в произведении след чьего-то поступка, повторяет его по-своему, дает ему оценку и тем самым сообщает ему более значительный смысл, вытекающий из его внутренней сути и внешних соотношений; она сама делается поступком, выражая и сообщая себя". Отсюда - внимание Старобинского-толкователя к своим мотивациям и к своей человеческой ограниченности.

Третий сюжет - постоянный, начиная с ранней статьи "Псевдонимы Стендаля", интерес Старобинского к различию между внутренним самоощущением человека и тем, как его воспринимают извне.

Старобинский спорит и соглашается со структуралистами и психоаналитиками, уже в 50-е годы предвосхищает постструктурализм, но не идентифицирует себя ни с одним из направлений. Он близок к женевской школе "генетической критики", а если говорить о более широком контексте - к традициям философской герменевтики. Дискуссии между герменевтиками и постструктуралистами оказались важными не только для франкоязычной, но и в целом для европейской гуманитарной мысли. Особая значимость позиции Старобинского в том, что для него чтение - акт личного и ответственного общения и истолкование текста - тоже. И этот акт общения, продиктованный не только высокими научными интересами, но и эротическими побуждениями, и желаниями понравиться, Старобинский делает самостоятельным предметом исследования.

Период, к которому Старобинский обращается постоянно, - рубеж XVIII-XIX веков: романтизм, "изобретение свободы" (так называется одна из его книг об этом времени), зарождение современной литературной критики (Старобинский анализирует ее возникновение на примере юношеских творений госпожи де Сталь), осознание трагичности отделенного существования, концепция "романтической иронии" - умения посмотреть на себя, одинокого и смешного, с запредельной высоты. Человеческие страсти становятся героями мифов новой эпохи. Не оправдание этих мифов, а исследование их существования - именно такие задачи решает в своих текстах Жан Старобинский - это и есть утверждение человеческой свободы, ограниченной, но реальной и неотменимой.