Леонид Кацис Владимир Хазан. Особенный еврейско-русский воздух. К проблематике и поэтике русско-еврейского литературного диалога в ХХ веке. - М.- Иерусалим: Гешарим - Мосты культуры, 2001.
В издательстве "Гешарим - Мосты культуры" начала выходить новая серия "Прошлый век", посвященная изучению и сохранению наследия русско-еврейской культуры и воссозданию истории русско-еврейских и еврейско-русских отношений.
Первые две книги, вышедшие в этой серии, связаны с именем бывшего грозненского, а ныне иерусалимского филолога Владимира Хазана. К сожалению, и покинутый Грозный, ассоциирующийся сегодня не с наукой, а с антитеррористической операцией Российской армии, и нынешний Иерусалим, где создавались рецензируемые работы, не является местом, напоминающим сады Аркадии.
Тем не менее и книга вдовы создателя и режиссера Государственного еврейского театра (ГОСЕТ) А.Грановской "Беседы с В.Д. Дувакиным", подготовленная Владимиром Хазаном совместно с известным исследователем еврейского искусства Григорием Казовским, и сборник работ Хазана "Особенный еврейско-русский воздух. К проблематике и поэтике русско-еврейского литературного диалога в ХХ веке" относятся к работам, которые, будь они поддержаны другими исследователями, могут стать началом нового этапа в изучении русско-еврейских культурных отношений.
Не так далеко ушло то время, когда систематическое изучение русско-еврейских культурных отношений и собственно русско-еврейской литературы было связано в основном с именем профессора Симона Маркиша, писавшего о ней книги и создавшего хрестоматии, выходившие на разных языках. Несмотря на переведенного Маркиша все-таки основной массив работ на эту тему был далек от общего уровня русской филологии. Пожалуй, первой ласточкой нового этапа изучения русско-еврейского культурного взаимодействия стала вышедшая в Москве в том же издательстве "Гешарим" книга переводов еврейских поэтов, выполненных Ходасевичем. Этот сборник подготовила З.Копельман.
Таким образом, сборник работ Хазана имеет свой контекст в рамках изучения русско-еврейской культуры и привносит в эту работу традиции и опыт современной русской филологии.
Исследовательские приоритеты и научная традиция, которой следует автор книги, видны уже из названия обширной работы, открывающей книгу: "Некоторые аспекты "палестинского текста" в русской литературе ХХ века", восходящей к влиятельной концепции "Петербургского текста" Владимира Топорова. Другое дело, что трудность и безграничность постулируемого Хазаном "палестинского текста", порой неотличимого от "библейского", создает проблемы, намного превосходящие трудности изучения хоть в каком-то смысле конечного "текста петербургского".
Однако потом эта проблематика становится более конкретной: после работы о палестинском тексте в книге идет раздел "Несколько вариаций на тему "Ветхий завет и русская литература ХХ века", содержащий немало свежих наблюдений на означенную тему - потому что многие примеры берутся из текстов эмигрантских поэтов, порой малоизвестных.
Однако наиболее оригинальна и полезна для будущих комментаторов совершенно необычная работа Хазана "Внезапно спутав имена". Ошибки подлинные и мнимые в русской литературе о евреях". Часть этой работы публиковалась на страницах иерусалимского журнала "Солнечное сплетение" и тогда же привлекла наше внимание и остроумием ряда примеров, и, главное, систематичностью работы с крайне разнородными источниками, которые объединены лишь бесконечной мифологизированностью представлений о евреях в русской культуре и крайне сомнительными источниками, по которым пополнялись сведения авторов соответствующих текстов.
После работы Хазана комментаторам придется быть куда аккуратнее и внимательнее. Иначе можно попасть в какую-либо новую коллекцию русско-еврейских курьезов, которым, судим и по собственному опыту, несть числа.
Итоговый сборник работ Хазана, разумеется, не мог обойтись без имени Довида Кнута, чьи знаменитые строки "Особенный еврейско-русский воздух - / Блажен, кто им когда-нибудь дышал..." дали название всему сборнику. Ведь Хазан не только написал монографию "Довид Кнут: судьба и творчество" (2000), но и подготовил двухтомное, академического типа собрание сочинений Кнута, вышедшее несколько лет тому назад в Иерусалиме.
Работа над биографией Кнута естественным образом привела автора к изучению ближайшего окружения поэта. В сборнике помещена исключительно интересная статья об Ариадне-Сарре Скрябиной-Кнут, дочери Александра Скрябина от первого брака, которая стала русской героиней еврейско-французского сопротивления. Статья о ней "Моим дыханьем мир мой жив..." (К реконструкции биографии Александры Скрябиной)" предварена эпиграфом из библейской Книги Руфь: "Народ твой - мой народ, и Бог твой - мой Бог", что как нельзя лучше отражает содержание работы.
Не менее необычен очерк "Русский Байрон" о судьбе Николая Боклевского - русского поэта и моряка, основателя израильского флота. Пересказывать эту фантастическую биографию нет смысла: надо читать.
Таким образом, в той академической дисциплине, которая складывается на наших глазах, происходят все более и более серьезные сдвиги. Все чаще мы видим, как когда-то маргинальное направление русского литературоведения, которое и развиваться-то стало едва ли не в связи с перемещением изрядного количества бывших русистов в Израиль, становится важной частью общей науки о русской культуре, которая создает все более и более адекватную источниковую базу для своего развития.
