Теория суха, но цветет изобильно
Илья Ильин. Постмодернизм. Словарь терминов. - М.: ИНИОН РАН - "ИНТРАДА", 2001, 384 с.
ОЧЕРЕДНАЯ работа Ильи Ильина, который регулярно выпускает полезные справочные издания по постмодернистской филологии и философии. Эта самая большая, обобщающая. В нее включены термины еще и постмодернистского театроведения (например, из работ Анн Юберсфельд). Но филолого-философский уклон остается основным, и терминология постмодернистских визуальных искусств - "хэппенинг", "перформанс", "поп-арт" - да и литературной практики в книгу не попадает. Проблемы словаря как исследования Ильин ставит прежде всего филологические: "главным из... присущих [постмодернизму] грехов является, по крайней мере в теории, его структуралистское происхождение, хотя постмодернизм и преподносит себя как "последовательная критика" структурализма"; то есть постмодернизм - не столько направление в искусстве, сколько совокупность направлений в гуманитарных науках. Тем не менее понятно, что с современными практиками в искусстве он взаимодействует, и в словаре хотелось бы побольше объяснений на этот счет. Свидетельство недоработанности этой стороны вопроса - иллюстрации, в книге такого жанра необходимые, но в данном случае подобранные плохо и бессистемно: в разделе "Постмодернизм в России" нет ни соцарта, ни "Коллективных действий", а для иллюстрации "постмодернистской травестии" дана почему-то фотография японского актера Кацуо Оно в женских ролях - хотя как раз для японского театра это в традиции, а дать можно было бы фотографию кого-нибудь из известных западных трансвеститов или Владислава Мамышева-Монро. Но в теоретической части словарь в самом деле очень полезен - в нем представлено много терминов и концепций постмодернизма с историей и обоснованиями у разных авторов.
Рождение ангажированной литературы из пены дней
Сартр Жан-Поль. Что такое литература? Перевод, примечания и послесловие Н.И. Полторацкой. - СПб.: "Алетейя", 2000. 480 с.
Сартр понят в России плохо. А мыслитель он принципиальный, и не только для Франции, но и для всей Европы, при всех своих недостатках, любви к демагогии и к эффектным фразам. Книга "Что такое литература?" - четыре главы-эссе, первоначально опубликованные в 1947 году в журнале "Temps Modernes" ("Новые времена"). Первое уже публиковалось по-русски в университетской хрестоматии 1987 г. "Зарубежная эстетика и теория литературы". Вопросом, как существует и что означает литература, Сартр как мыслитель и критик занимался всю жизнь - вплоть до итогового труда о Флобере "Идиот в семье". Но книга "Что такое литература?" - особая, она написана с неистовством мыслителя, точно ощутившим себя на своем месте и в своем времени. Послевоенное время стало для Сартра во многом звездным часом (о чем писал ехидный Борис Виан в романе "Пена дней"). Тогда, когда Франция приходила в себя после оккупации, Сартр провозгласил лозунг "ангажированной литературы" - можно перевести иначе: "вовлеченной литературы", - впоследствии опошленный. В этой книге Сартр впервые стремится дать философское обоснование этой самой ангажированной литературы и зачем она нужна именно в 1947 году. Литература для Сартра - это в первую очередь проза, о поэзии он всякий раз пишет, что это дело особое. С его идеями можно не соглашаться, но многое в книге важно и для современного мышления о литературе.
Недостаток книги - небольшие, но заметные неточности в комментариях: например, "das Man" у Хайдеггера хорошо бы перевести не "люди", а "каждый", третье место на древнегреческих состязаниях трагиков означало провал, потому что трагиков этих всякий год было три (комментарии о "Медее" Еврипида), и т.д. Зато комментарий осмысленный: например, с его помощью можно проследить за тем, как Сартр работает с кантовским определением свободы. Еще г-жа Полторацкая написала к книге большое послесловие - своего рода методологический отклик: что означают в 2000 году идеи Сартра образца 1947-го?
Литературные мутации на клеточном уровне
М.О. Чудакова. Избранные работы. Том I: Литература советского прошлого. - М.: Языки русской культуры, 2001, 472 с. - (Серия "Studia Philologica").
В АВТОРСКОМ предисловии к этой книге есть удивительная фраза: "С пятнадцати лет страстно хотела заниматься советской литературой; не перестаю недоумевать┘: мое собственное представление о предмете поменялось за это время раз десять, а страсть - осталась; так что же именно я хочу изучать?" Изучала Чудакова в первую очередь русскую прозу 1920-1930-х годов - сделала в 70-е годы фундаментальное исследование архива Михаила Булгакова, несколько лет пробивала в печать книгу "Поэтика Михаила Зощенко", ныне ставшую почти обязательным студенческим пособием, выпустила книгу о Юрии Олеше, написала множество статей о проблемах литературы того времени. Все это - с оглядкой на время исследования, на положение человека в удушающей советской атмосфере конца 1960-1970-х и на литературу того времени, от Аксенова до Солженицына. 20-30-е годы стали для Чудаковой временем изменения традиции: вначале - творческого преобразования, а затем катастрофической мутации психологических основ писательства и восприятия литературы. Вот Чудакова и расследует максимально подробно, как это случилось. Сама она пишет, что училась теории у формалистов и Бахтина, была в диалоге с московско-тартускими структуралистами, но при чтении становится понятно, что интересовали ее еще и психологически-нравственные основы литературного поведения в их либерально-шестидесятнической трактовке. Так вот, Чудакова была одной из тех, кто развивал эту трактовку литературы в самые неподходящие времена и развивал ее последовательно и доказательно. О современной литературе она тоже писала, но меньше. Однако она всегда имела в виду русскую литературу ХХ века в целом и изобрела для ее единого описания теорию "двух литературных циклов". С ее интерпретациями можно (иногда и очень хочется) спорить, но учитывать их нужно обязательно.
Три богатыря на границе и в центре
Елена Пенская. Проблемы альтернативных путей в русской литературе. Поэтика абсурда в творчестве А.К. Толстого, М.Е. Салтыкова-Щедрина и А.В. Сухово-Кобылина. - М.: Carte Blanche, 2001, 308 c.
ЕСЛИ согласиться с автором (а книга дает для этого достаточно оснований), то нужно преисполниться гордости за русскую литературу. И одновременно оплакать ее настоящее. В соединении взаимоисключающих эмоций заключен абсурд, который оценили бы герои книги. "Аудитор говорит: "Рай-диди-рай! Покойник отправился прямо в рай".
Елена Пенская выделяет Алексея К. Толстого (главного соучредителя фирмы "Козьма Прутков"), Михаила Салтыкова-Щедрина и Александра Сухово-Кобылина из хрестоматий "русской литературы второй половины XIX в.". В их творчестве есть нечто, что сближает всех троих и одновременно противопоставляет магистральному направлению русской классической литературы "от Пушкина к Льву Толстому". "В эпоху окончательного утверждения литературоцентричности русской культуры", когда доминирует роман ("иллюзия второй реальности"), эти авторы "решаются пересмотреть непосредственно статус и задачи писателя в России (Щедрин), предъявляют литературе тот же "счет", что государству и обществу (Сухово-Кобылин). У А.К. Толстого-Пруткова тотально разрушительная рефлексия над старыми формами искусства оказывается главным содержанием творчества". Эти трое "поставили под сомнение саму адекватность слова предмету. И увидели русский мир как абсурдное, иррациональное устройство".
Очевидно, предтеча триумвирата - выходец с Украины (с тогдашней петербургской точки зрения - с окраины) Николай Гоголь. Напрашивается и продолжение: то, что было периферией, современная словесность поставила в центр. Иррациональность, абсурд, культпоходы на край и далее┘ Возьмите хотя бы "ироническое цитирование", возведенное культурологами в признак, по которому у них определяется якобы новый литературный стиль и чуть ли не новая философия.
Илья СМИРНОВ