Бездна незнания

Коммуникатор между культурами Боли Кан приглашает Дмитрия Пригова в клуб «Дума». Фото Игоря Сида

Боли Кан (полное имя – Абдул Боли Кан) (род. 1963) – сенегальский филолог-русист, лингвист, культуртрегер. Родился в Каолаке. В 1990–2000-х годах – ведущий идеолог и промоутер африканской культуры в России, объединяющая фигура российской афросцены. Окончил филологический факультет и факультет романо-германской филологии Воронежского государственного университета, защитил в Государственном институте русского языка им. А.С. Пушкина диссертацию по теме «Способы выражения комической семантики в реагирующих репликах русского разговорного диалога». Регулярно участвовал в Африканских чтениях, вечерах цикла «Зоософия» и других литературных мероприятиях Москвы. Главный эксперт по музыкальным проектам портала Africana.ru, инициатор и главный организатор афрособытий в городах России. Ныне преподает на кафедре русистики в Университете Шейха Анты Диопа (Дакар). В 2021 году выступил координатором проекта в Западной Африке российской фольклорной экспедиции «Африка Пушкина».

О русских цитатах, метонимиях, климатическом переводе, Кирилле и Мефодии, поэтократии с Боли КАНОМ беседует Игорь СИД.

– Боли, начнем с вопроса по интертекстуальности. Для Словаря культуры XXI века ты написал статью про слово «мамихлапинатапай» из языка южноамериканских индейцев-яганов с очень сложным значением. Но проиллюстрировал ее русской цитатой…

– Как сказала Ахматова своей подруге Чуковской, «Лидочка, мы же филологи!» А русская культура – она огромная. Реально можно найти цитату на любую тему. И вот я читаю перевод этого слова – «взгляд двух людей друг на друга в ожидании, что другой предложит сделать то, чего обе стороны желают, но не хотят начинать». И у меня сами собой всплывают слова из песни группы «Секрет»: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я…» Я ведь с 90-х годов был совершенно погружен в культурную жизнь России. А африканские музыканты в России всегда были накоротке с российскими поп-звездами…

– Вспоминается рассказ Андрея Урицкого про то, как Жанне Агузаровой в прямом эфире телепередачи «Антропология» звонит знакомая танцовщица из Мадагаскара, чтобы узнать про ближайший концерт...

– Все эти взаимодействия, особенно на личном уровне, – достойная тема для изучения историками. Культурные контакты россиян с африканцами невероятно интересны. Не только во времена Петра Первого и Абрама Ганнибала, но и в новую эпоху. Ведь все уходит в прошлое и постепенно забывается... Конечно, если не попадает в художественную литературу, как в описанном случае.

– В 2011 году «НГ-EL» писала: «Сенегал в подаче филолога Боли Кана предстал страной строго интеллектуальной, что шло вразрез с эротической картинкой «постели, распахнутой настежь» из элегии Александра Городницкого «Жена французского посла». А что еще ты ценишь в своей стране, помимо интеллектуализма?

– Сенегал – самый западный уголок континента, он географически обращен к Америке, к Западу, и исторически всегда выступал как медиум между всей Африкой и Западом. Сенегальцы всегда были крутыми коммуникаторами. Так было в Средневековье, так есть и сейчас. Когда 20 лет назад на Мадагаскаре был спор между двумя претендентами на президентский пост – куда полетели для личной встречи два конкурента? Конечно, в Дакар. Во французской армии «сенегальские стрелки» – это не только мои земляки, но и воины из любых африканских регионов. Сенегал традиционно символизирует и олицетворяет всю Африку. И это, если вдуматься, огромная ответственность.

– А что ты сам думаешь про эту песню Городницкого?

– Дело не во мне. Мы, сенегальцы, гордимся этой песней, хоть она и шуточная, потому что Сенегал здесь привычно оказывается метонимией всей Африки. Автор так и резюмирует: «Всю мне душу Африка сожгла!» В хорошем смысле, разумеется… В 2005 году песне исполнилось 35 лет, и кто-то придумал перформанс – наградить автора именным барабаном «джембе». Вручал, конечно, тогдашний президент сенегальского землячества в России. Награда нашла героя: лучше поздно, чем никогда.

– Похоже, эта метонимия – «Сенегал как Африка» – работает и на индивидуальном уровне. Когда ты уезжал, чтобы преподавать в Дакарском университете, литераторы Москвы устроили тебе вечер «Прощай, Африка!».

– Не думаю. Название скорее из книги Карен Бликсен о ее жизни в Кении. Когда Хемингуэю вручали Нобелевку, он сказал: «На моем месте должна была бы стоять Карен Бликсен». И прощался с Москвой не только я. Со мной был маэстро африканских барабанов Джага Самба (Ндиага Самбе). Самое смешное, что Джага потом решил не уезжать…

– Ты переводил на родной язык волоф для малайского сборника сказку про мышиного оленя Канчиля. От русиста до переводчика русской литературы – один шаг… Пробовал уже себя в этом?

– Кажется, «коготок увяз»… Сейчас перевожу книгу Анастасии Строкиной «Кит плывет на север» не из-за ее литературных наград, а потому, что это сказка для всех возрастов типа «Винни Пуха» или «Мэри Поппинс». В плане сюжета она похожа на наши сказки, где животные антропоморфизированы, как, например, в африканской фольклорной сказке про Зайца и Гиену. Но перевод дается трудно. Понятийные системы наших языков далеки друг от друга. Нужен не только словесный, но и культурный перевод, я бы даже сказал, «климатический» перевод – с языка Крайнего Севера на язык Юга. И я осознал сейчас важную проблему. Это бездна взаимного незнания, которая все еще разделяет Африку и Россию. На язык самого многочисленного народа Сенегала – волоф – до сих пор не переведено ни одной русской книги… Та же история с языком фульбе и с подавляющим большинством языков Африки. В СССР для Африки печаталось много русской классики XIX–XX веков, были профильные сильные издательства – «Радуга», «Прогресс», «Наука»... Но все переводилось на европейские, колониальные языки. И до сих пор африканцы имеют возможность читать русскую литературу в основном в английских и французских переводах. А ведь деколонизация постепенно, но неизбежно приведет африканские страны к приоритету национальных языков…

– Есть отдельные прорывы – благодаря Институту перевода несколько книжек русской классики вышли на суахили.

– Это капля в море... После распада СССР был очень долгий переходный период и успели забыться позитивные наработки. Но спустя 30 лет Россия осознала, что Африка должна быть партнером, причем не только в экономике, но и в культуре. Прошли два саммита «Россия–Африка», и можно надеяться, что диалог возобновится и будет развиваться – появится больше взаимных переводов, культурных обменов и т.д.

Реальным прорывом был в 2021 году проект «Африка Пушкина». Я благодарен его организаторам Паше Африканде и Максу Дмитриенко, филологу Светлане Адоньевой, музыкантам и всем остальным. Этот десант в Дакар с лекциями и концертами был для нашего города приятным шоком, а мои студенты, филологи-русисты, больше заинтересовались русским языком и культурой. Совершенно реальный практический результат.

– В онлайн-переводчике – более 20 африканских языков, только из Эфиопии четыре (амхарский, оромо, сомалийский, тигринья), при этом ни одного языка из Сенегала. Почему так?

– Эфиопия, несмотря на свою бедность, в Африке давно на особом положении – аналог центра Евросоюза Бельгии, ведь Аддис-Абеба – столица Африканского союза. А что касается западноафриканских языков, то о многих нет сведений в интернете. И как углублять самообразование, если ты живешь в глухомани и не знаешь иностранных языков? Для многих языков нет интернет-словарей. Я нашел только в англоязычной Гамбии нужный сайт – англо-волофский интернет-словарь. Для развития языковой сферы требуются большие усилия. Здорово, если подключились бы российские лингвисты и айтишники…

– Проблема только в работе с интернетом?

– Многие африканские языки еще не имеют своего алфавита. Здесь далеко впереди язык суахили. Суахилийцы давно поняли, что требуется свой алфавит. Они не создавали новую азбуку, а нашли способ эффективно использовать латиницу. Правда, латиница не всегда соответствует звукам наших языков. И я уверен, что в таких случаях поступать нужно так, как Кирилл и Мефодий. Разумно было бы перенять опыт русского языка, письменности которого уже больше 1000 лет. Греческий алфавит не мог передать все русские звуки, поэтому братья придумали новые буквы.

– Кого из писателей Западной Африки ты рекомендовал бы читать – и переводить – россиянам?

– Авторов очень много. Например, в Сенегале есть писательская династия Кане: Шейх Хамиду Кане, его внучка Ндие Фату Кане и двоюродные братья Абдула Элиман и Мустафа Анна Кане. Амаду Ламин Салль – выдающийся поэт, любимый ученик Леопольда Сенгора. Буркиниец Венсан Уаттара; малиец Сейду Бадиан Куйате; камерунцы Монго Бети и Фердинанд Леопольд Ойоно; гвинеец Джибриль Тамсир Ньяне.

– Салля российская аудитория в какой-то степени знает, его переводил Александр Ткаченко. А в 2005 году он участвовал в международном фестивале «Биеннале поэтов в Москве». У Венсана Уаттары вышла книга в русском переводе – «Жизнь в красном» о судьбе африканской женщины.

– Боюсь, этим знакомство с писателями Западной Африки пока что ограничивается. Зато 2005 год в Москве был вообще очень «сенегальским», так как редакция Africana.ru организовала много событий, связанных с нашей культурой.

– В этом процессе активно участвовал сенегальский дипломат и журналист Сулейман Ндьяй, долго живший в России. В 2024 году вышел русский перевод его публицистического романа «Товарищ Гай, или История черного бомжа».

– Это интересное явление – когда африканцы формируются как писатели в России. Думаю, этот феномен тоже еще никто не изучал.

– Ты был инициатором и главным куратором большого количества африканских фестивалей в России, в том числе крупнейшего – «Афро Плюс». Расскажи про это.

– В 2009 году мы арендовали на ВДНХ целый павильон. Позже один из участников Паша Африканда делал похожий проект – «Африка. Москва». Участвовали не только музыканты. Выступали Герман Виноградов, Александр Гальпер, Герман Лукомников, Сергей Седов, Елена Семенова, Владимир Тучков, много кто из русских писателей… Такие проекты помогают понять россиянам, что африканская культура не только интересна и содержательна, но и современна.

– В начале прошлого века в Норвегии был придуман термин «поэтократия». Это историческая ситуация, когда в верховной власти оказывается большой писатель или деятель искусств. Ярким примером было президентство в Сенегале поэта и философа Леопольда Седара Сенгора...

– Ситуация редкая. Я не помню примеров ни в России, ни на Западе. Зато для Африки это не уникальный случай. В Анголе, например, Агостиньо Нето – первый президент и тоже большой поэт. Похоже, африканцы склонны президентом выбирать поэта. Интересно, что в Азии первый правитель династии Великих Моголов, Бабур, был известен как поэт.

– Занимаясь в России популяризацией интеллектуального наследия Африки, ты читал в том числе лекции по истории негритюда. Помню твой доклад в клубе «Дума», тогда слушатели словно онемели…

– Может быть, они в чем-то узнали самих себя? Как ни странно, российской публике теория негритюда не кажется сильно экзотической. Хотя многие о ней еще не знают. Особенно близка слушателям концепция «любви как космической силы» Сенгора. Конечно, россияне и африканцы очень различаются между собой, но в фундаменте культуры очень много общего.