Человеку всегда хочется в космос

Сцена из спектакля «На Трубе». Фото предоставлено пресс-службой Театра на Трубной

О модных тенденциях в драматургии, о том, что значит писать пьесы нового типа и как их ставить на сцене, с Екатериной КРЕТОВОЙ побеседовала Марианна ВЛАСОВА.

– Екатерина Георгиевна, когда мы познакомились, вы стали моим проводником по закулисью, ведь у вас за плечами опыт работы в театрах Моссовета, Маяковского, Школы современной пьесы... Но, может, вы помните, как вы впервые попали в театр и кто был вашим проводником?

– Моим первым театральным домом стал Театр имени Маяковского. Это был рубеж 80–90-х, дул очень сильный ветер перемен. Я пришла в театр в экспериментальной для себя и для тогдашнего театра роли продюсера. Мы организовали один из первых в Москве арт-бизнес клубов. Труппа в Маяковке была суперзвездной: – Наталья Гундарева, Татьяна Васильева, Светлана Немоляева, Ольга Яковлева, Александр Лазарев, Игорь Костолевский, Евгения Симонова, Эммануил Виторган, Ольга Прокофьева, Роман Мадянов. С этими великолепными артистами мы устраивали клубные вечера для «бизнес-элиты» того времени. Банкиры приезжали к нам в шубах мехом наверх, подарки для артистов привозили в багажниках машин. Руководил Маяковкой мэтр русского театра Андрей Александрович Гончаров. Все его до смерти боялись. А нас он как-то полюбил и во всем давал «зеленый свет». После Маяковки был Театр имени Моссовета, затем Школа современной пьесы (ныне Театр на Трубной), теперь Новый театр под руководством Эдуарда Боякова.

– Как вы оцениваете современный театр как культурное явление в целом? И что за роль, на ваш взгляд, он играет?

– Театр всегда занимал уникальное место в культуре. Если мы посмотрим на его историю от истоков, то увидим, что он изначально существовал рядом с ритуалом: древнегреческие амфитеатры имели алтарную часть, примыкающую к храмовым жертвенникам. Артисты ощущали запах принесенной недавно жертвы. В языческой культуре театр был абсолютно угоден богам. Христианство внесло свои коррективы, определив театру несколько опасное место альтернативного духовного центра. Но тем важнее сегодня роль театра: он – носитель светского духовного знания, которое удивительным образом интегрировано в развлечение. Да, мы развлекаемся в театре. Но так, что душа получает важный импульс, без которого ей скучно на этом свете. Потому что человеку всегда хочется в космос. Он подчас об этом забывает, сводя свою жизнь к простым материальным удовольствиям – дорогим или дешевым, неважно. Но театр напоминает ему: эй, братец, ты – человек! Ты еще не обезьяна! У тебя есть шанс остаться человеком, если ты будешь слушать музыку, смотреть спектакли и читать книжки. Вы ведь знаете, конечно, что не человек произошел от обезьяны, а наоборот? И мы это превращение постоянно наблюдаем – правда же? Ну а чем театр отличается от других видов искусства? Смертностью. Сиюминутностью. Нельзя дважды посмотреть один и тот же спектакль, как нельзя войти в ту же реку. И как все смертное и неуловимое, театр обладает магией сопричастности.

– Какие пьесы сейчас популярны на театральных подмостках и почему? Что «цепляет» зрителя?

– Совсем недавно был период ухода в тотальный интертейнмент для массового зрителя и одновременно эдакий «арт-хаус» для театральной тусовки. Даже была такая хохма: начиная ставить спектакль, творческая команда договаривалась – делаем спектакль для зрителей или для «Золотой маски» (театральной премии, превратившейся в мафиозную структуру, распределявшую награды строго внутри «своих»). Но на самом деле зрители очень разные. Кто-то стремится к классическим формам, кому-то нужен эксперимент. Хорошая комедия всегда востребована. И умный разговор на животрепещущие темы тоже никто не отменял. Сегодня людей «цепляет» ситуация в мире. Умному зрителю не безразлично, что ждет его страну в ближайшем будущем. Так же как небезразлично, что именно происходило в его стране в ближайшем прошлом. Часто с этим труднее разобраться, чем с древней историей. Потому что по древности решение принято и изложено в учебниках, типа: реформы Петра Первого – это хорошо. И то, что сегодня мы начинаем пересматривать устоявшиеся стереотипы, так ли уж хорошо? А вот про реформы 90-х годов нам пока не дали сверху точную установку. Ищем ответы. И вот драматургия на эти вопросы должна отвечать. Это людей цепляет. Мы с Дмитрием Астраханом, худруком Театра на Трубной и конкурса «Действующий лица», для этих целей придумали новую номинацию – «Моя страна». И сразу пошли пьесы – очень интересные.

– Около 10 лет назад в Россию пришел термин «иммерсивный театр». Потом появилась череда постановок, как «Черный русский» и «Вернувшиеся», с дорогими билетами и большими очередями из «золотой молодежи». Вы писали сценарий «На Трубе» для Школы современной пьесы. В чем секрет непрекращающегося интереса к подобным постановкам и каково это – сочинять подобные пьесы, так сказать, «в ногу со временем»?

– Иммерсивный театр – ровесник XXI века. В 2000 году в Великобритании организовалась компания Punchdrunk, создавшая проект, который до сих пор остается эталоном иммерсивного спектакля, – шоу Sleep No More, ныне идущее в Нью-Йорке. Русский театр воспринял тренд и предложил не только работу по этой модели, но и оригинальные версии. Спектакль «На Трубе», к которому я написала сценарий, обладает своей магией, которая тоже заключается в эффекте погружения внутрь действия. Зрители не прикованы к креслу театрального зала, они перемещаются по пространству, интерьеры которого являются элементами шоу. Артисты играют рядом со зрителями, не отделенные от них традиционной рампой. Ближайший родственник иммерсивного спектакля – квест. И в этом заключается главный прием создания сценария: ты пишешь его для зрителей, которым интересен формат игры, где они не только наблюдатели, но и игроки.

– Хотелось бы узнать ваше мнение о модных на данный момент читках. Почему драматургия становится интересна в таком формате?

– К чему относится драматургия – к театру или к литературе? На протяжении ХХ века режиссеры доказывали, что именно они – авторы спектакля, а текст для них – лишь повод. Работая с живым автором, режиссер имеет возможность доработать текст совместно с ним. Я и сама этот опыт имею – он очень эффективен. Так мы целый год работали с Дмитрием Астраханом над пьесой «Бумеранг». Это была совместная творческая работа, где я как сценарист шла за пожеланиями продюсера и режиссера, хорошо понимающими ритм будущего спектакля. Но есть и другой подход, при котором драматург отстаивает незыблемость написанного. Так вот, читка – это идеальный формат, который позволяет писателю показать драматическое произведение как литературу. Здесь драматург – главный и единственный автор. Все лавры достаются ему. Именно так мы организовали недавнюю церемонию награждения лауреатов XXI международного конкурса «Действующие лица», которая проходила на выставке «Россия» на ВДНХ. Каждая пьеса-победительница была представлена читкой фрагмента в исполнении артистов Театра на Трубной и студентов ИСИ.

– Что важно для драматурга во времена условных Антона Чехова, Алексея Арбузова и сейчас?

– Антон Павлович Чехов считается основоположником драмы нового типа – то есть пьесы, которая подразумевает несколько смысловых уровней, что, собственно, и дает возможность для режиссерской интерпретации. Так вот он начал писать пьесы в последний период жизни. Он пришел к пьесе как к высшему для него этапу литературной деятельности. Это очень показательно. В отличие от прозы драматургия не предполагает косвенной речи. То есть в пьесе как бы отсутствует личность автора. И в то же время автор в каждом герое. И это высший пилотаж – изложить свою историю, расщепившись на нескольких персонажей, каждый из которых обладает своей индивидуальностью, при этом донести свои идеи.

– В этом году международный конкурс современной русскоязычной драматургии «Действующие лица» проходит уже в 22-й раз. А с чего он начался и зачем нужен?

– Конкурс родился в 2003 году как важнейший проект Школы современной пьесы – нужно же было где-то брать эти самые современные пьесы. В 2008 году конкурс оказался на грани закрытия. Не было средств на его проведение (случился очередной экономический кризис), но главное – энтузиазм увял. И тогда я придумала, как влить в конкурс новую жизнь. Я привлекла начинающих режиссеров, которых поманила возможностью постановки спектакля. И они поверили! Самое главное, что обмана не было: на сцене Школы современной пьесы каждый год реально ставились пьесы конкурса «Действующие лица». Иногда удавалось получить гранты. Иногда обходились своими средствами. Но конкурс жил и жив поныне. Он меняется, растет. Сейчас мы придумали еще одну форму участия – заявка на пьесу. Это дает возможность авторам вступить в контакт с режиссером на первом этапе работы над спектаклем.

– В каком жанре сейчас больше пишут? И какие темы актуальны?

– Скажу о самом редком жанре – комедия. Он очень трудный. Благодаря популярным современным юмористическим форматам значительно изменились стандарты юмора. Его диктуют стендапы, Comedy Club, КВН. Здесь ситуация похожа на использование микрофонов в театре. Еще лет 30 назад нигде в драматическом театре не прибегали к микрофонному звуку. Сейчас, когда мюзиклы и различные шоу приучили людей к громкому звуку, акустические голоса кажутся тихими. Так же и с юмором. Шутки ниже плинтуса – вот это да. Потому написать смешную, но при этом не пошлую комедию – нелегко. Популярен трагифарс. Очень актуальна тема подростков – в каждой второй пьесе героям от 13 до 17 лет. И это вовсе не пьесы для подростков, это пьесы о подростках. Номинация «Моя страна» обнаружила, что драматургам интересна патриотическая тема. При этом реализация может быть очень разной: от пьесы про воина древней Руси до такой, где действуют бойцы, участники СВО, от сюжета о советском разведчике до истории сегодняшнего волонтера на Донбассе.

– Какие тексты и почему становятся победителями? Что выбирают члены жюри?

– В этом году в жюри были мэтры российского театра, истинные профессионалы и знатоки. И потому мнения у всех разные. Финальное заседание шло горячо. Спорили. Аргументировали. Категорически не соглашались. Единодушно голосовали «за». В итоге сформировали «девятку». Перечислю членов жюри – будет понятно, насколько богат, с одной стороны, и различен, с другой, их опыт – только это и может обеспечить объективную оценку: Дмитрий Астрахан, Александр Галибин – режиссеры, артисты; Михаил Барщевский – адвокат, писатель; Юрий Бутунин – главред журнала «ДрамТеатр», Ольга Русанова, Марина Багдасарян – театральные критики, радийщики; Ада Колганова – директор РГБИ; Ольга Михайлова, Елена Исаева – драматурги.

– Расскажите о судьбах победителей. Было бы здорово услышать истории успеха. Это всегда вдохновляет.

– Первая судьба – это Елена Исаева, член нашего жюри, драматург, которая стала лауреатом самого первого конкурса «Действующие лица» 20 лет назад. Ее пьесы идут в Москве, в России. На протяжении двух десятков лет конкурсные пьесы украшают афиши московских и российских театров, лауреаты «Действующих лиц» попадают в шорт-листы других конкурсов. Елена Коллегова, Александра Фомина, Олег Маслов, Александр Тюжин, Анна Гейжан, Гала Узрютова, Игорь Витренко, Иван Крепостной… Это лишь очень короткий список лауреатов, которые востребованы в театральной и киноиндустрии. «Действующие лица» – это смотр профессионалов. Вместе с нашим постоянным партнером – Российской государственной библиотекой искусств мы ежегодно издаем сборник «Лучшие пьесы», куда входят пьесы-победители. Сегодня на моей полке 21 том, из которых 16 выпущены под моей редактурой. И это, конечно, предмет гордости.