Рыба Муху повстречала

Игорь Жуков выступает на Костре Чуковского в Переделкино. Фото из архива Игоря Жукова

– Игорь, у вас немало стихов и вещей в прозе для взрослых. Но если сегодня эту область вашего творчества оставим в стороне, не будете возражать? Ведь в литературу вы пришли с книжкой «Преимущества маленьких» в 1992-м именно как детский поэт?

– Книга «Преимущество маленьких» – это как раз так называемые взрослые стихи. Но название оказалось своего рода пророчеством.

– С чем связана ваша «уловка»?

– Ни с чем. Это просто название стиха о том, что маленький пролезет в любую щель. И с аллюзией на «маленького человека» из классической русской литературы.

– Помните наизусть что-то оттуда?

– Помню. Я тогда все свои стихи наизусть помнил... А стихотворение «Любитель Густоты» – видимо, до сих пор своеобразное мое кредо, хотя и написано лет 35 назад:

В час, когда влюбленные коты

Лезут на чердак, гонимы всеми,

Истинный Любитель Густоты

Пригоршней зачерпывает время,

Медленное, словно подо льдом,

Вязкое, гораздо гуще крови,

Где часы работают с трудом,

Оттиски выдавливая в слове.

Целит в центры годовых колец,

Как пиявка, извиваясь телом,

И, поранив руку о зубец,

Красное размешивает с белым.

– Кто подтолкнул вас писать для детей?

– Общение с талантливым детским поэтом-дилетантом и рождение собственных детей. Потом еще оказалось, что мне в любом возрасте (и сейчас) с одной стороны – семь лет от роду.

– То есть?

– Воспринимаю все и как старый взрослый, и как семилетний ребенок.

– Когда по-настоящему почувствовали широкое признание?

– Его нет. Есть только в профессиональной писательской среде. На книжных ярмарках покупатели-посетители очень часто говорят: «А мы вас не знаем...». Правда, когда в ответ спрашиваешь: «А каких живых российских детских писателей вы знаете?» – очень часто молчат. Нас же, живых российских детских писателей, по телевизору почти не показывают, и из детских книг, изданных за год российскими издательствами, совсем недавно было процентов 70 переводных западных. Как сейчас, не знаю… А в интернете любой может стать известным в своем сообществе, любой может заполучить, по бойкому Уорхоллу, «свои 15 минут славы».

Игорь Жуков с крысом Гогеном и в галстуке с обезьянами. Фото из архива Игоря Жукова

– Если вера в себя связана с «широким признанием», она мало стоит.

– Утверждая: «...чтение – это роскошь. Она доступна отнюдь не каждому <…> если человек хочет немножко роскоши, чтение – это самый простой способ к ней приобщиться» – вы ведь, пусть малость, слукавили?

– Нет, это чистая правда. Для человека, обладающего подлинным вкусом. Недаром, например, в древнеримских термах в число основных услуг вместе с гетерами входили библиотеки.

– С каких лет выбор что почитать оставили преимущественно за собой?

– С тех пор как стал в состоянии сам взять книгу с полки. Сказка «Репка» – это первое, что я сам сумел прочитать, и был поражен самим этим фактом... Помню, до этого мне родители-инженеры читали вслух «Руслана и Людмилу» Пушкина – ужасно нравилось...

– А дальше?

– Дальше пошли в собственном чтении другие русские народные сказки. Потом – сказки народов мира. Потом – приключенческая литература… Вообще, я хватался за все, что попадалось под руку, лишь бы меня картинка на обложке или название заинтриговали. Ведь в моем детстве (вторая половина 60-х – 70-е годы прошлого века) хорошие детские (и взрослые) книги купить в магазине было почти невозможно – все доставали разными способами. Помню, «Крокодила Гену» и «Винни-Пуха» давали почитать знакомые. И «Остров сокровищ», и «Зверобой», и «Три мушкетера» я брал как в библиотеке, у сослуживца моих родителей дяди Бори Щербинкина, а тома Майн Рида – у тети Люси Петровой, тоже коллеги моих мамы и папы. Школьная же библиотекарша Вера Петровна (ее фамилии, к сожалению, не помню), когда я был классе в пятом, не хотела выдавать мне на руки «Дон Кихота» (одна из моих любимейших книг всю жизнь) – мол, рано еще! – но я ее измучил и вымолил… А вот моя классная руководительница Руфина Владимировна Зеленова приносила из дома мне, пятикласснику, черные тома Конан Дойла про Шерлока Холмса из знаменитого и недоступного восьмитомника 1960-х… Недавно, всего-то через полвека, я этот восьмитомник наконец-то заполучил бесплатно – сбылась мечта идиота! Кто-то отнес эти драгоценные для меня книги в библиотеку Клязьминского городка Владимирской области, где я выступал, – считай, выбросил. Еще один трехтомник про Шерлока Холмса в отличном состоянии я нашел на помойке во дворе в большом городе вместе с «Королевой Марго». Нынче ведь «продвинутые» люди книги выносят из дома, как мусор или как покойников, – что поделаешь, «лысое время» дикарей с кнопками… В общем, хаотично-приключенчески формировался мой литературный вкус. И я по гроб жизни благодарен всем вышеперечисленным людям. Но «Мертвые души» и «Преступление и наказание» на школьных уроках полюбил на всю жизнь и постоянно перечитываю… А окончательно, в таком виде, как сейчас, мой литературный вкус сформировался на филологическом факультете Ивановского университета. У нас были выдающиеся преподаватели – например, Валерий Петрович Раков, Александр Николаевич Таганов. Их лекции я до сих пор помню и цитирую…

– Вы лауреат премии имени Корнея Чуковского «За развитие новаторских традиций в современной отечественной детской литературе». Формулировка несколько обтекаемая. Пожалуйста, конкретнее, о чем речь?

– О традиции нонсенса и игры в русской детской литературе, например.

– А еще?

– Аллюзии на «взрослую» мировую классику.

– К выводу, что такое хорошо и что такое плохо, вы подводите читателя весьма аккуратно. Из книги «Зоопарк на небе»: 

Вот Слониха идет

Со Слоненочком.

А навстречу – Свинья

С Поросеночком.

ТРУ-ТУ-ТУ! –

Поклонился Слоненочек.

– ХРЮ-ХРЮ-ХРЮ! –

Отвечал Поросеночек.

А Свинья со Слонихой

Cчастливые:

– Вот такие сыночки

Учтивые!

Или:

Ах, как я всегда восхищаюсь моржами!

Такими клыками!

Такими усами!

Ах, если бы только моржи не ревели,

А тоненько пели,

Как птички, свистели!

Как жаль, что нередко в природе бывает:

Хоть вид привлекает,

Да голос пугает!

Вы избегаете открытых поучений/назиданий...

Видимо, потому, что они в основном занудные, и читателю хочется делать все наоборот? Напротив, всяческих шалостей со словами и их смыслами, озорства в ваших стихах, лаконичных и аскетичных в эпитетах предостаточно:

Вот это шариковое небо:

Смотрите,

В нем шарик летает.

Вот это шариковая будка:

Смотрите,

В ней Шарик зевает.

Вот это шариковая ручка…

Вот это шариковая ручка…

Шариковая ручка… Шариковая ручка…

А где же в ней шарик?

Куда делся шарик?!

– А кто его знает. 

Или:

Рыба Муху повстречала,

Р-РЫ! На Муху зарычала.

Но на Рыбу на саму

Замычала Муха М-МУ!

Или:

Хорошо бы стать дождем

И не думать ни о чем,

С неба воду лить и лить

И по крышам колотить. 

Или:

Я на улице гуляла –

Где-то букву отеряла,

Ну а вместе с буквой той

Отеряла я окой.

Вот теерь оди оешь,

Вот теерь оди оей,

Вот теерь иди оой,

Хочешь адай, хочешь стой!

Ой, сама как осмотрю,

Неонятно говорю!

Ой, оала я в беду!

Оскорей домой ойду.

И все же границы допустимого для вас, очевидно, не размыты?

– Есть для меня как для детского писателя три табу: секс, смерть и занудство. Этого дети во взрослом будущем еще успеют «наглотаться»… Что касается смерти, детство – это вообще способ бессмертия. Как вера в Бога.

– Для того чтобы удержать внимание ребенка до последней строки стихотворения...

– Ничем не удержишь, если первые строки не удержат. Например, начинаешь:

На дерево

У моря

В три часа

Голодная

Влезает…

Колбаса…

Те, у кого есть чувство юмора, уже смеются и ждут, что дальше.

– Сколько времени обычно занимает у вас поиск нужного слова?

– Иногда секунду, иногда годы. Например, «Нападение на зоопарк» – то, что в учебнике «Литературное чтение для 1 класса» под редакцией Ефросининой, родилось за минуту:

В клетку

Гориллы

Забрался

Громила.

Мигом

Горилла

Громилу

Скрутила.

А иногда отбрасываешь «не идущий» опус, но через годы к нему возвращаешься. Например, стихотворение «Питер Брейгель «Охотники на снегу» у меня окончательно сформировалось лет через 30 после того, как его начал.

– Ваши стихи также включены в учебник «Русский язык» для 2-го класса Чураковой. «Звери на букву» – придуманная вами ритмичная азбука...

– Она, кстати, так и не опубликована. Вышли как книги другие мои поэтические алфавиты: «Мифологическая азбука», «Велосипедная азбука» и (совместно с Еленой Явецкой) «Буквы на елке. Новогодняя азбука». Сейчас готовится к изданию моя азбука в стихах про собак «Собачья радость, или Мое собачье дело».

– Порой вы расширяете словарный запас ребенка довольно странными «созвучиями»: «Охотник совсем позабыл про охоту –/ Уж больно лошадку закончить охота!/ Вот шея и грива, спина и живот./ Рисует и от удовольствия ржет». Зачем?

– Для себя… Все мои «созвучия» созвучны лучшим традициям золотого века русской детской поэзии (Чуковский, Маршак, Хармс, Владимиров, Введенский, Михалков, Барто, Заходер, Мошковская, Успенский) … А «зачем?» в литературе – самый, извините, никудышный вопрос (если это не заказ). Об этом и многие великие говорили, например Блок. Зачем дерево растет?

– Из какого реального события закрутился сюжет вашей первой сказочной истории?

– Сказка называлась «Говорящее яблоко». Сочинил я ее, чтобы развлечь одну пятилетнюю девочку. Было году в 1990-м. М-да... Сейчас, значит, этой девочке 33.

– К той или иной своей сказке вы, как правило, присоединяете уточнение: историческая («Русская пленница французского кота»), эксцентрическая («Крокодил, который любил все красивое») или, что чаще, детектив («Африканские подвиги Колобка»). Чем это объясните?

– Любовью к литературной обстоятельности и лучшим литературным традициям. Например, полные названия «Робинзона Крузо» и «Гулливера» занимают примерно четверть страницы обыкновенным шрифтом.

– В чем отличие ваших сказок-детективов от русских народных – «Гуси-лебеди», «Царевна-лягушка», где налицо преступление, расследование с выяснением обстоятельств и его раскрытие?

– Спасибо, что напомнили про истоки!.. Да, выходит, ничем, кроме того, что язык мой победнее народного и длиннее мои будут. Пожалуй, еще много в моих сказках-детективах лирических отступлений. Лучше сказать, что общего у меня с народными сказками. Они сквозьвозрастные – для всех, и для детей, и для взрослых. Кстати, ни Пушкин, ни Шарль Перро, ни братья Гримм, ни Андерсен не писали сказок для детей. Они писали просто сказки и подносили их королям, герцогиням, великим князьям. Тогда люди знали толк в сказке. По моему глубокому убеждению, человек по-настоящему начинает понимать настоящую сказку только после 30 лет (кому вообще это дано). Нужен некий жизненный опыт – и радостный, и печальный. Дети только готовятся к настоящему пониманию сказки.

– Вам не страшно намозолить глаз читателю, отправляя одних и тех же своих главных героев – поэта и сказочника Семена Семеновича К., начитанного Песика Фафика – кандидата собачьего литературоведения и сыщика Линка – из книги в книгу?

– У Жоржа Сименона из 240 романов 80 с лишним – про Мегрэ. Про Мегрэ обожаю и перечитываю, а другие, не про Мэгрэ, – и детективные, и недетективные, читать не могу, бросаю… Мне очень далеко до гения – у меня про моих героев всего-навсего 12 повестей (мои сказки-детективы по объему тянут на повести).

– Все ли вами написанное – есть впечатление, что работаете без устали, – считаете равноценным?

– Я очень ленивый и не работаю без устали – надо бы над прозой сидеть побольше… Все, что мной написано не на заказ, для меня примерно равноценно и дорого – все мои сказки-детективы, большинство стихов и пьес.

– Вообще, поспешать медленно для современного писателя, наверное, в убыток? Это все равно что сойти с дистанции?

– Это для тех, кто на договоре с издательством или с периодическим изданием – и в любую эпоху. А если ты пишешь-пишешь, а это, мягко говоря, очень не сразу издается, то получаешь в конце концов в лучшем случае психическую травму, а то и помрешь. Например, Ахматова уверяла, что Анненский умер от того, что его стихи отложили в другой номер «Аполлона»… Вообще, мне очень нравится выражение Козьмы Пруткова: «Если у тебя есть фонтан, заткни его...».

– Стремление писателя к коммерческому успеху своих книг естественно. На каком этапе вы задумываетесь о нем?

– Только когда пишу на заказ для какой-нибудь фирмы, которой нужна сказка-книга в рекламных целях. Если же пишу стихи для песен в театральных постановках, о коммерческом успехе не думаю.

– Энное количество лет вы прожили в провинции: Коврове, где родились, и Иванове, где окончили филфак университета. Вас не тяготит гул и суета большого города?

– Нет, не тяготит. Я вообще неделями из квартиры не выхожу. А когда необходимо побыть «человеком толпы» (смотрите одноименный рассказ Эдгара По), гигантский город – самое оно. Пусть даже и «квартирный вопрос испортил москвичей».

– Вам под 60 – «уже» или «пока»?

– Отвечу двумя цитатами из любимых гениальных Ильфа и Петрова. «К науке, которую я в настоящий момент представляю, это не имеет отношения». И – «Я всех вас переживу. Вы не знаете Паниковского. Паниковский вас всех еще продаст и купит».

– Вас пронзала сильно, до отчаяния, боль от мимолетности дней?

– Больше 20 лет постоянно пронзает, и от боли корчит – что поделаешь, атеистическое воспитание. Одна надежда на Бога, на жизнь вечную.

– Какие у вас писательские привычки?

– Элементарные. Курить и пить кофе или чай, когда пишешь. Стихи писать чернильной ручкой. Если выйдешь из дома, в этот день ничего не напишешь.

– В этом же ряду и ваши эффектные пиджаки, и любимый галстук с обезьянами и бананами?

– Если считать, что вся моя жизнь – писательская, то да… Впрочем, «эффектный» яркий клетчатый пиджак у меня всего один – его подарила мне мой друг Ксения Драгунская.

– Насколько кардинально со школьных лет изменилось ваше представление о таких понятиях, как дружба, честь, подлость, предательство?

– Самую малость. Собственно говоря, люди не меняются. Люди превращаются, оставаясь одними и теми же по сути.

– Что вам интересно, кроме литературы?

– Кино, музыка, живопись, танцы, старинная архитектура, огород, шахматы, в которые я всегда проигрываю…

– По вашим словам, музыки не сочиняете. Однако с гитарой – в дружбе, и песни на свои стихи исполняете, не так ли?

– Да, так. Вообще, обожаю петь старинные романсы… Самые последние по времени песни на мои слова написали прекрасные композиторы Александр Пинегин («В дороге с другом веселей» и «Книга – это чудо») и Марк Булошников (16 музыкальных номеров для спектакля «Том Сойер» детского театра «Вера» в Нижнем Новгороде). Очень люблю 34 песни к аудиомюзиклу «Трое в лодке, не считая собаки» (по Джерому К. Джерому), которые мы сочинили с нашим крупнейшим кинокомпозитором Алексеем Шелыгиным.