Марионеточная беженка из полушарий и извилин

У тебя двор, курицы – живи двором… Алексей Саврасов. Летний день. Куры на задворках. 1874. ГТГ

Елена Александровна Жамбалова – поэт. Родилась в Красноярском крае. Окончила филологический факультет Бурятского государственного университета. Публиковалась в журналах «Байкал», «Сибирские огни», «Новая юность», «Огни Кузбасса», альманахах «Особняк» (Москва), «Образ» (Ленинск-Кузнецкий), «День поэзии», «Иркутское время» и др. Победитель конкурса творческих работ Международного фестиваля духовной и материальной культуры «Подношение десяти драгоценностей», посвященного Хамбо Ламе Этигэлову, в номинации «Лучшее эссе на русском языке» (2014), конкурса «Стихи. Проза» в номинации «Поэзия» Литературного института имени Горького (2015). Лауреат премии «В поисках правды и справедливости» партии «Справедливая Россия» (2015). Победитель конкурса в рамках Всероссийского фестиваля поэзии имени Алексея Бельмасова (Ленинск-Кузнецкий, 2017). Лауреат премии «Лицей» имени А.С. Пушкина для молодых российских прозаиков и поэтов в номинации «Поэзия» (2018, второе место).

Информационного повода для беседы не было. Потому что поэтической книги нет и в ее создании поэт не видит необходимости. Просто Елену Жамбалову интересно читать, отмечая, как взрослеет и крепнет ее поэтический голос. Голос яркий, не замутненный фальшью, берущий за живое. C Еленой ЖАМБАЛОВОЙ поговорила Елена КОНСТАНТИНОВА.

– Елена, позвольте начать беседу с личного воспоминания. В 1991 году я была в командировке в Бурятии. В местном музее посоветовали встретиться с известным художником, рисующим буддийские иконы танка. Но оказалось, он в отъезде. «Собирает в степи травы для красок», – объяснила жена. А потом наотрез отказалась отпустить меня без угощения. «У нас так не принято!» В голосе – отчаяние, в глазах – чуть ли не слезы. Мой, пусть вежливый, отказ означал бы оскорбление ее дома. А потом – хотя и не поздний вечер, правда, на улице тьма-тьмущая, только огромные сияющие звезды во все небо – попросила старшего сына-школьника проводить меня. Вы живете здесь – сначала на озере Байкал, в Баргузине, теперь в селе Эрхирик под Улан-Удэ – почти четверть века, и вас такое радушие, наверное, не удивило бы?

– Да, не удивило бы. Здесь люди живут радушные и хлебосольные. Очень приятно, что у вас остались такие хорошие воспоминания. Бурятия – мультикультурная республика. Тут и буряты, и русские, и татары, и евреи – и у всех свои национальные блюда, которыми рады угостить гостей. А еще все меж собой переженились, и такой интернационал породил новые блюда. Например, мы делаем манты, заворачивая тесто, как на буузы – это бурятское национальное блюдо, его еще называют позы, на русский манер.

У бурят есть свой Новый год – Сагаалган, праздник Белого месяца. Он наступает позже европейского календарного и большей частью по разным числам, но примерно в конце февраля. Целый месяц люди ходят друг к другу в гости, обмениваются подарками – хорошим чаем, красивыми полотенцами, одеждой, сладостями. На стол ставят белую пищу – молоко, масло, творог, сметану, саламат… Можно долго рассказывать.

– А какие нравы в вашем региональном писательском сообществе?

– Скорее немного пассивные. Но есть несколько человек, которые создают «движ». В этот процесс активно включены библиотеки, где регулярно проводятся музыкально-поэтические вечера. Особенно уютные, яркие, совершенно лишенные какой-либо официозности они в библиотеке № 13 – филиале Центральной городской библиотеки имени И.К. Калашникова. Там же в Книжном клубе, который возглавляет Андрей Извеков, частенько собирается творческая молодежь, обсуждая знаковые произведения больших писателей. Не очень давно в Национальной библиотеке Республики Бурятия состоялся семинар прозы и поэзии, который онлайн провели Амарсана Улзытуев и Максим Амелин.

Недавно за спиной памятника бурятскому классику Даширабдану Батожабаю у писателей появился свой дом, где находится Ассоциация писателей Бурятии под руководством поэта Есугея Сындуева.

У нас есть свой литературный журнал – «Байкал», где с периодичностью раз в два месяца публикуются проза, поэзия, публицистика, краеведческие очерки, нон-фикшн авторов как из Бурятии, так и со всей России. Выходящий в Улан-Удэ с 1947 года (с перерывом в 1998–2005-м), «Байкал» имеет богатую историю и традиции. В свое время в его редколлегии был даже Юрий Гагарин! Главный редактор журнала – Булат Аюшеев.

– Вовлечены ли вы в общественную литературную работу или держитесь особняком «от шума городского»?

– Когда как... В минувшем октябре приезжал поэт из Новосибирска, мой друг Антон Метельков, организовали ему творческий вечер. Антон совершенно уникальный поэт, а еще он хранитель памяти – исследователь сибирской литературы, составитель антологии современной новосибирской поэзии, многих участников которой нет в живых: Анатолия Маковского, Виктора Iванiва, Янки Дягилевой, Егора Летова… Антон (кстати, он кандидат исторических наук) знает множество разных историй, и его невероятно интересно слушать. Стихи его, конечно, несут отпечаток всего того, чем он живет:

как по янкиным тропинкам

мимо каменки-реки

мы спешили на поминки

наступили сумерки

то не клен шумит

то не гром гремит

то мое сердечко ломит

как осенний лист дрожит

<…>

– «Тише пойдешь – большим станешь» – по отношению к вам бурятская пословица справедлива?

– Не слышала такую. «... Дальше будешь» – знаю.

– Якобы по-бурятски – не ручаюсь за правильность произношения – она звучит так: «Аалихан ябажа, абгай болодог».

– Медленно и кропотливо не умею. Наоборот, я спринтер. Короткие дистанции, вспышки. Марш-броски. И опять на дно залегаю. «Большой», наверное, не стану.

– После присуждения премии «Лицей» за сборник «Мороженое для внутреннего ребенка» ваши стихи не оставляют без внимания московские критики. Как вы относитесь к известности?

– Не думаю, что это прямо такая уж известность. Но в целом я люблю внимание. Мне его часто мало. Обычно обо мне пишут мои друзья. Если кто-то незнакомый неожиданно обращает внимание, сразу становится интересно, как он обо мне узнал, но потом все равно нахожу «хвосты» друзей. Может, это нормально.

– «Книги нет, и делать лень, и не вижу необходимости» – эти ваши недавние слова своего рода рекламный ход, завуалированная заявка книгоиздателям?

– Да нет, мне просто лень этим заниматься. Лень искать средства на издание книжки. Ждать, нервничать. Переживать, что плохо получилось. Я просто боюсь ее делать. Страх тормозит.

– Значит, вы не с теми молодыми стихотворцами, кто, издав первую книгу, стремится в Союз писателей?

– Я хотела вступить в Союз писателей, но не ради самого членства, чтоб строку к регалиям добавить или что-то поиметь вдруг, а чтобы тут на месте организовать Союз молодых литераторов (СМЛ). Хотелось работать с творческой молодежью, поэтами в частности. Но я вообще быстро перегораю. Одно время вела лито. Потом опять стало лень... То есть замысел хороший, а воплотить, вернее, воплощать, с протяженностью во времени, то самое «тише едешь», у меня не выходит, наступает какая-то точка, и все заканчивается. Поэтому я не организатор, не лидер, не ведущий, у меня на это нет стержня и энергоемкого аккумулятора внутри. Я скорее соратник кого-то сильного и ведущего, и то – с временным контрактом.

– Однако хотя бы мысленно вы заполняете страницы будущего избранного?

– Даже не мысленно. Зимой 2020 года я собрала книгу, и ее даже обсудили на московском СМЛ Андрей Тимофеев, Гриша Шувалов и другие ребята, за что им большое спасибо. Это даже не книга, а сборник. Там нет концепции. И названия пока нет. А как дело дошло до издания – я даже нашла издателя, – затормозила. Заморозила. Пока так, ничего не хочу.

– У каждого поколения свои – совсем не обязательно в буквальном смысле – наставники. Кто у вас, не без уверенности заявившей: «Верен свет, что из окна./ И строка моя верна./ Как каленое железо –/ всех других прочней она»?

– Их много. Очень признательна завотделом поэзии журнала «Знамя» Ольге Юрьевне Ермолаевой, которая опубликовала мои стихи в 2018 году. Название подборки – именно «Каленое железо». В дальнейшем я разочаровала Ольгу Юрьевну. Моя эмоциональная неустойчивость, демонстративность в социальных сетях, дурные привычки, желание поныть в жилетку кому-то большому и сильному – все это трудно и незачем терпеть. Я оказалась совсем не каленым железом, а мокрой тряпочкой. Но это тоже я. Сейчас вспоминаю обо всем с благодарностью и принимаю свои воспоминания, они меня больше не мучают.

Поэт, литературовед Марина Владимировна Кудимова – мой мастер поэтического семинара на Международном фестивале поэзии на Байкале имени Анатолия Кобенкова в 2017 году и на Всероссийском литературном фестивале имени Алексея Бельмасова в Ленинске-Кузнецком в 2018-м. Разговоры с ней помогали мне справиться с внутренними противоречиями, обрести силу.

Семинары строгого и зоркого мастера Алексея Давидовича Алехина сняли с моих глаз шоры. И вообще, всем мастерам наших творческих семинаров на форумах в Липках и Химках огромная благодарность.

Лилия Ривкатовна Газизова – мой мастер на переводческих форумах в 2017 и 2018 годах. Сначала я считала переводы поводом съездить на форум, повидаться с друзьями и покутить. А в итоге очень прониклась этим делом, поняла, что оно не просто обогащает в плане содержания и формы (тем, мотивов, образов, звука и т.д.), но и является этаким энергоносителем, батарейкой. Когда настроишься «на волну», приходит особая энергия. Хотя и не всегда со знаком «плюс». Я переводила с подстрочников тувинские (Антон Уержаа) и бурятские (Борис Сыренов) стихи – правда, немного, но это интересный опыт для меня. Лилия Ривкатовна умеет организовать работу, зажечь группу на живые обсуждения. Позже она прислала мне свою книгу стихов «О летчиках Первой мировой и неконтролируемой нежности», вложив в нее кольцо с зеленым камнем. У меня тогда был сложный период в жизни после приключений на одном из фестивалей. И этот подарок, поддержка очень важны для меня.

А мой самый первый наставник – Ирина Жамсарановна Степанова, преподаватель Бурятского государственного университета. Первые шажки в поэзии сделаны с ней. Она приехала в Баргузин из Улан-Удэ и вела у нас в школе углублённые курсы русского языка и литературы, потом отправила меня на республиканскую олимпиаду по этим предметам, и благодаря набранному там высокому баллу я поступила на филологический факультет университета без экзаменов...

Одно время стихи Виталия Владимировича Пуханова были просто моими молитвами, 3D-картинками, где за намеренно простым словом, обеднённым, ужатым языком открывались и преломлялись мощнейшие смыслы. На энергии от этого чтения, под кайфом от этого чтения я и сама писала. Многое вошло в ту самую «лицейскую» подборку «Мороженое для внутреннего ребёнка».

Поэзию как таковую, настоящую я определила для себя довольно поздно, в 2015 году. Я тогда впервые поехала на Совещание молодых писателей Урала, Сибири и Дальнего Востока в Томске, мастер-класс вела Елена Исаева, ей большое спасибо. Для меня открылся целый мир, такая компания интересная: все что-то читали наизусть, сыпали цитатами и литературными терминами, много знали. Я хлопала глазами и сутулила плечи.

Костя Комаров и Саша Вавилов, Артём Морс произвели на меня большое впечатление тогда. Захотелось стать частью этого всего. Конечно, я потусила там на славу. И понеслась. Участвовала в форумах, фестивалях. Начиная в 2015-м с Иркутского. Вот! Организатора этого фестиваля, поэта Игоря Дронова могу назвать наставником, я даже в шутку называла его «гуру»...

Мне казалось, что я начитанна, но это было не так, а в том, что смотрела, многого не видела, вошла в литпроцесс дурочкой. Общение с Борисом Кутенковым, опубликовавшим потом мои стихи на портале «Прочтение», и другими литераторами настроило мне оптику. Впрочем, я её постоянно сбивала, иногда меняла целенаправленно. Экспериментировала. И – немножко потерялась... Мои мудрые старшие друзья – живущий в Кемерово поэт Дмитрий Мурзин и питерский писатель Даниэль Орлов. И конечно, свои, родные – Амарсана Улзытуев, Анна Банаева, Есугей Сындуев, Аркадий Перенов, Иван Башанов.

Конечно, большое спасибо Евгении Фахуртдиновой, моей подруге и проводнику. Наша дружба началась на поэтическом вечере «И, слово, в музыку вернись...», который она организовала в Улан-Удэ. Позже, переехав в Москву, Женя всегда встречала и привечала меня. Москва для меня прочно связана с ней. Женя не только поэт, но и сценарист: сейчас при поддержке Министерства культуры России работает с командой над масштабным проектом – фильмом «Коралловые бусы» по мотивам бурятских народных сказок.

– На кого из поэтов со временем ваш взгляд изменился, и кардинально?

– На Бориса Слуцкого, например. В юности он мне казался скучным. А потом как открыла-открыла его... Теперь это мой любимый поэт. «Мне всех – не жалко! / Одного мне жалко: / Того, / что на гармошке / вальс крутил». Биография писателя влияет на меня, иногда трудно отстраниться от человеческого. Так, из-за долетевших когда-то слухов, что Александр Межиров был отцом ребёнка Ксении Некрасовой и никак ей не помогал, до сих пор не могу читать его стихи. Но это не по-поэтски, это я по-бабьи, конечно. Хотя… я и до этого его не особо-то читала.

– «Я для других останусь тайною. Национальность, вера, форма – / Запрячусь в роли социальные...» Действительно, информация о вас в доступных источниках крайне скупая. Какими фактами из своей биографии вы бы её дополнили?

– Я раньше вела Facebook и писала туда ВСЁ. Что надо и что не надо. Поэтому многие знают мою биографию, мои проблемы и радости. Это неправильно, но на тот момент мне это было нужно. Иначе бы я, кажется, лопнула. Просто я и сама ещё не очень поняла, кто я по жизни. Вот социальные роли понятны. Я продавщица «симок», мама, жена. Дочь. Сестра. Детей у нас четверо. Мне 36 лет. Меня часто уносит в эмоциональные, и не только, срывы. Я с этим работаю.

– Обескураживать читателя вам, похоже, привычно. Строки из автопортретов: «А я – сама себе герой, / Властитель над рутиной серой»; «Марионеточная беженка из полушарий и извилин / С соседней улицы...»; «я маргиналка, королева, курица», «дура косоротая»; «из меня, как из валенка, / катятся помидорами недозрелыми / слова с чужих кустов»; «А весна вокруг щебечет пташками, / И ещё далече до финала. / Постою бурятской чебурашкою, / Половлю небесные сигналы». А вот цитата из вашего интервью: «Поэты, по сути, инвалиды. В них нет чего-то такого, что защищало бы их – взрослости, духовной и эмоциональной зрелости, умения принимать. В них есть какая-то неровность, первая пуговица, которая неправильно застегнута...» Разве уничижение не паче гордости? И не кажется ли вам, что представляете поэтов, по сути, в утрированном виде? Во всяком случае, ваши сверстники держат нос, что называется, по ветру...

– Пусть держат. Я исхожу из своего опыта и судеб других поэтов. Всех корчило, ломало, крутило. А выдержки из стихов – ну так это ведь лирическая героиня. Конечно, это и я тоже, в разные периоды. Вообще, я люблю себя поругать, потому что как бы и есть за что. Но здесь это скорее не ругательства, а образы. Так ощущалось. Мне правда хотелось бы, чтобы поэты (и я) были счастливы, благополучно и ровненько жили, и при этом ещё и хорошо писали. Но чаще всего это не так. Честно говоря, среди моих друзей-поэтов нет «держащих нос по ветру». Может, это и к лучшему.

– Ещё слова, принадлежащие вам: «Не писать не могу, иначе давно бы бросила»…

– Да вот сейчас, как сказала, уже могу. Могу не писать...

– Фиксируя на бумаге/экране компьютера проговоренное и организованное в стихи, вы тем самым ставите точку на той или иной проблеме, таким образом преодолевая и снимая её с повестки дня? Отсюда и назидательность, направленная опять же на себя?

Какая-то лапша.

Ещё на что хватило.

Нога скользнёт, но устоишь как будто бы.

Живи, где не упал,

Где тело спохватилось

И машет растопыренно продуктами.

Или:

Не навреди –

Это значит не лезь с добром.

Отстань уже от людей.

Отвали.

У тебя двор, курицы – живи двором,

Только вечером выпрямляйся,

Тяни с земли

Руки, расплескавшие два ведра.

Не навреди.

Не надо никому твоего добра.

Или:

тошно и от русской, и от зарубежной.

снилось, что говорю Булату Лубсанычу:

как ни крути, везде у Бовари смерть,

ничего, кроме смерти, её не ожидало.

и то ли виною французские сентиментальные романы,

то ли русское «бабыдуры».

бабы дуры, конечно,

но почему-то не все же.

от чего это зависит?

<…>

один человек говорит, что не верит в депрессию,

и называет её распущенностью.

мне кажется, в этом есть доля правды.

что есть распущенность?

это когда себя далеко отпустил однажды,

или не однажды,

не обязательно действием, а только мыслью даже,

картинкой в голове.

и как она закралась, эта картинка,

не из взрослых ли книжек с крючками соблазнов,

растления?

потому что кто же будет разбирать эти сеновалы,

если время от времени в них не прятать Анфису с Федькой?

<…>

нет, я понимаю,

дуры есть и среди нечитающих.

может быть, дело в почве, а не в семени?

но читающие дуры самые дурные,

самые несчастные,

начитанные дуры самые идейные.

а в случае чего, в жизни своей

делают ссылочки на русскую и зарубежную.

Или:

И детскую припухлость, и приду́рость

Изжить в себе, стать честно-крючковатой

<…>

Не плакать, если люди не прощают.

Не лезть с любовью, ненавистью тоже.

– Да, вы правы. Спасибо за подборку, очень приятно. Это я так с собой разговариваю и говорю «Ой, Лена, Ленаааа».

– Как вы гасите застарелые комплексы?

– Молиться надо. Бог выравнивает. Но иногда я ленюсь, забиваю на духовный рост, и тогда гашу всем, что гасит.

– «Я не знаю, что это за сторона, там со стороны, говорят, виднее. / Я так, к сожалению, не умею, опытным путём дохожу до дна». Вообще, трудно ли вам, как творческой личности, находить согласие с самой собой?

– Как творческой личности – не представляю, а как просто человеку – да, трудно. Но опять же, если говорить о Боге... В 26-м псалме есть такие слова: «Потерпи Господа...» Иногда боль внутри означает рост, работу совести. И потерпеть надо, да.

– Что спровоцировало появление этого стихотворения?

трава ещё зелёная, и я ещё влюблённая.

и мы такие тихие предсмертные с травой.

и мы такие нежно-виноватые с тобой.

от каждой в мире жалицы чего-нибудь останется.

и вещество становится другим, но веществом,

и пальцы ищут острое, мне хочется пораниться

чтобы узнать заранее,

как умирать потом.

– Помню, как его написала, даже где сидела. Смотрела в окно, там начиналась осень. Это стихотворение обращено к абстрактному адресату. О завершении любви. Об умирании, но светлом умирании. То есть о предчувствии этого умирания и даже тяги к нему, и всё равно – о вере в бессмертие. Теперь пишу мало, да... И даже могу вообще не писать... Но вот одно новое есть:

Все ждали снег, стонали, где же снег,

И в основном печалились старушки.

Заходит, ставит сумку и ко мне:

– Когда же снег?

Ох, няня, где же кружка.

Усталый раб, замыслил я побег,

Но на снегу следы мои виднее.

Когда же снег? А вот и выпал снег.

Болтаем, шутим, улыбаюсь с нею.

Я работаю, как уже сказала; в салоне связи, и основные мои клиенты – бабушки и дедушки. Молодые всё умеют сами: и баланс телефона пополнить, и разобраться с тарифами в личном кабинете приложения смартфона. У бабушек и дедушек телефоны простые, и денежку на номер они кладут у меня, так им спокойнее. Приходят, и мы с ними иногда по полчаса разговариваем о том о сём. Начнём с тарифов – закончим пасекой.

Иногда устаю, отвечаю машинально, лица не запоминаю, а бабушка в следующий раз заходит, здоровается, смотрит своими голубыми детскими глазами и спрашивает: «Вы меня узнали?» – «Конечно, конечно, узнала!..»

Иногда мне хочется уйти с работы, сидеть дома, топить печку, но не ухожу, и, кажется, из-за них, моих бабушек и дедушек. Придут – а меня нет. Кто же их узнает тогда?

– Какую цель вы преследуете, заменяя лирическую героиню лирическим героем: «Был тёплый июльский день, / но не так, чтоб жарило. / Под мостиком деревянным прохлада влажная. / Я сел, улыбаясь весело, на лодку ржавую / и пялился на горизонты многоэтажные»; «может, я слеп от слёз, от себя такого, / может, улыбкой вверх прибивать подкову»; «Я ушёл в нору на поле нашем...»; «Как помню я себя, я был не пекарь...»?

– Оно само так пишется, просто именно так звучит в голове. Ну и вообще, он – это ещё и человек, просто человек, без пола.

– Пишете ли вы стихи на бурятском языке?

– Нет. Знаю его плоховато, бытовая лексика минимального уровня.

– Тем не менее влияет ли на ваше стихосложение строй бурятской речи? Или, может быть, окружающая природа: «запах ветра степей кижингинских», «пики горных синеющих гряд» вдали, схожие «с узором на платье моринхуристки», «синие реки и белые берега», бегущие «на восток серебром каменистых кряжей, / Где тёмно-зелёной грустью шумит тайга, / И тёмно-зелёной болью на сердце ляжет»?

– Очень влияет. Мелодика, просодия, мотивы, образы. Люблю слушать бурятские стихи и песни. Песни даже пою сама. Некоторые поэты даже слышали.

– Дети, дом – кстати, образ печки у вас один из любимых («Дрова прогорели, заслонку задвинь. / Вот так же в тебе сберегает “аминь” / Тепло прогоревшего слова / И лес поднимается снова»). И – стихи. Как всё успеваете?

– Я не очень хорошая хозяйка. Но умею стряпать. Умею делать буузы. Не хочется называть мою священную буузу большим пельменем... Чтоб вам стало понятнее – это как маленькие юрточки. Фарш внутри составной: говядина, свинина, иногда добавляют немного сердца, лук, соль, перец. Ничего лишнего. Немного воды – чтобы внутри был сок. По кругу делается 33 защипа, наверху оставляют небольшую дырочку. Мои буузы, правда, не идеальной формы, и защипов меньше, но домашние хвалят. Муж много помогает по дому. И старшие дети, наконец, стали делать уборку. И у нас есть робот-пылесос. А печку – да, люблю. И для меня сакральный момент её белить. Потом хожу вокруг своей белёной печки и заставляю всех ею восхищаться.

– Снова ваши строки: «я не знаю, что со мною / будет завтра и потом». И всё же вы спрашиваете себя: «Что дальше?»

– Мне сейчас важно окрепнуть волей, перестать ныть, ввести себя в режим. Сохранять порядок, чтоб порядок сохранил меня. Бережнее относиться к близким. А вообще, жить надо только сегодня. Здесь и сейчас всё нормально, и слава Богу. Но, конечно, люблю подарки, радостные сюрпризы бытия. Когда они не в долг. Спасибо вам за интересные вопросы! И извините за несколько дурашливый тон, я всегда так разговариваю.