Точки над «ё»

Публика голосует сердцем… Фото РИА Новости

В сентябре стал известен шорт-лист Международной премии имени Фазиля Искандера, учрежденной Русским ПЕН-центром в 2016 году. Имена лауреатов объявят в декабре, а пока с Николаем ЖЕЛЕЗНЯКОМ, финалистом в номинации «Дерево детства». Детская и подростковая литература», побеседовала Ольга РЫЧКОВА.

– Николай, со времени нашего предыдущего интервью («НГ-EL» от 22.10.20) в вашей жизни – как литературной, так и театральной – произошло немало событий. Давайте начнем с литературы. Причем с детской. Какие книги вы любили в детстве – и любили ли вообще читать?

– Сегодняшних детей часто ругают за то, что они не тянутся к книге. В настоящее время у них добавилось так много отвлечений, заменяющих чтение, по сравнению с прошлыми временами. В общем, пресловутые гаджеты. А если помнить, что человек 98% информации получает через зрение, то, грубо говоря, смотреть видео интереснее чтения страниц. Но присуще это всем, как мне кажется, поколениям. Ведь дети любят играть. Так что я тоже в раннем детстве читать не рвался. Правда, играли мы тогда на улице в подвижные, как говорится, игры, а не бегали глазами по экрану, как чаще делают дети нынешние. Но тем не менее тоже не любили читать. Помню, как меня насильно мама заставляла читать перед школой. Одна из книг для прочтения была переводной, и там не было точек у буквы «ё». Я же, узнав, что такая буква есть, не начинал чтения, оттягивая его по возможности, проставляя сначала на требуемых к прочтению листах те самые точечки. Чтобы, значит, было удобно читать. А потом вдруг полюбил чтение. К примеру, о героях книг про Незнайку. Помнится, это была первая самостоятельно, без понукания, прочитанная мной книга. Возвращаясь к началу ответа, должен сказать: мне кажется, что чтение книг развивает воображение. Ведь действия героев надо представить. Чего не нужно при просмотре кино.

– На премию Искандера претендует ваш рассказ «Русская мама». Вы целенаправленно решили попробовать себя в жанре детской и подростковой литературы или все получилось само собой? Главный герой рассказа – семилетний мальчик, но «Русская мама» явно предназначена читателям более старшего возраста. «Отчего этот поселок на берегу моря назывался Русская Мама, с ударением на последний слог, а не на первый, что было бы естественным, он не знал. Но необычное название очень понравилось. Он много чего тогда еще не знал в той жизни, куда пришел семь лет назад. Не понимал до конца и почему родители уезжали из этой удивительной бухты такими грустными. Но был уверен, что они сердятся друг на друга. А мама так скорее всего даже не могла простить за что-то папу. Который откровенно злился, как и всегда при размолвках, когда не мог пробиться к маме, которая становилась как-то меньше, но тверже, слегка сутулилась и на несколько дней замолкала...» Порой трудно провести грань между подростковой и взрослой литературой – многие классические произведения, которые проходят в школе, изначально предназначались не детям.

– Рассказ пришел ко мне из моего детства. Любой пишущий знает, как иногда рождается сюжет, как настойчиво он стучится к тебе. Для меня таковым зовом к письму было воспоминание о деревянной даче на песчаном берегу бухты Азовского моря в Крыму, где я провел с родителями несколько часов одного дня дошкольником. Ощущения, вызванные пребыванием в этом домике у самого моря, ощущения от запахов, звуков, осязательные и в целом образа, не забывались. Поразило меня тогда и прежнее название поселка Курортное – Русская мама, и вот именно из этого дома и вырос рассказ. Понимаете, я чувствовал историю, заключенную в его стенах, ее необходимо было раскрыть. А уж вылился текст, естественно, как всегда бывает, с дополнением других впечатлений и выдумки. Послал я рассказ на премию Искандера, не упомянув номинацию, не заметив, что есть деление прозы на конкурсе, и организаторы самостоятельно приняли решение, куда отнести «Русскую маму». Так он попал в детскую и подростковую номинацию.

– Что ж, подождем до декабря, когда объявят лауреатов премии. И, конечно, желаю вам победы. А теперь перейдем к театру. Ваша новая должность – заместитель худрука Театра сатиры, видимо, требует много сил и времени. Будучи завлитом, вы рассказывали, что занимались и общением со СМИ, и читками пьес современных драматургов, и экспериментальными показами спектаклей, и даже модными дефиле… А теперь?

– Общением со СМИ я теперь не занимаюсь, у нас есть отдел развития – это в том числе его зона ответственности. Но все, что вы перечислили, остается в поле зрения, как и многое-многое другое. Наш театр в процессе трансформации, только в июле Департамент культуры утвердил слияние Театра сатиры и Театра под руководством Армена Джигарханяна. Теперь это четыре сцены в трех зданиях. У нас вскоре откроется Детская сцена на метро «Спортивная», меняется «Прогресс сцена А. Джигарханяна». И естественно, изменения не обходят стороной и сам Театр сатиры в целом. Одна из моих основных задач сейчас – проекты театра, новые постановки, новые идеи, в том числе экспериментальные, от замысла до воплощения, в широком смысле вникая и в процесс производства.

– Один мой знакомый уверен, что современный театр (он имеет в виду не какой-то конкретный, а театральное сообщество в целом) все больше заигрывает со зрителем. Отсюда – опрощение классики, некая водевильность, рассчитанная на то, что публика настроена прежде всего развлекаться. Согласитесь? Поспорите?

– Хотя со зрителем чаще заигрывает антреприза, не чурается действительно этого и репертуарный театр. С одной стороны, это нормально. Ведь, как ни крути, публика приходит в театр, ни к сожалению и ни к счастью, чтобы отвлечься от будней и забот. И здесь уже задача театра увлечь ее действом. Кто-то идет по легкому пути. А кто-то, и я уверен, что и мы, давая зрителю возможность пообщаться с героями, рассказывает, кажется, легко, но о сложном. Задача не переврать или перекроить классику, не облокотиться на плечо великих и создать свою нетленку, задача открыть пьесу, даже давно известную, но так, чтобы зритель был по-хорошему удивлен и взволнован. И тогда найдется место и смеху, и слезам. А иногда смеху сквозь слезы. Публика, как говорится, не дура, она голосует сердцем. Но до него нужно достучаться.

– Весной в Театре сатиры состоялась премьера по Лермонтову «Арбенин. Маскарад без слов». Жанр спектакля обозначен как «пластическая драма». Действительно, спектакль без единого слова, а занятым в нем драматическим актерам приходится танцевать, как в балете. Эксперимент, на мой непрофессиональный взгляд, получился интересным. Есть ли в планах поставить еще что-то неожиданное?

– Да, спектакль случился. Мне думается, премьера стала событием. Мало кто ожидал от Театра сатиры такого. Мы и дальше будем по-хорошему удивлять. Каждой новой постановкой. Это и драма по пьесе француза Жоэля Помра «Этот ребенок» режиссера Никиты Кобелева, о самом сложном, о человеческих взаимоотношениях в их самой трудной части – родители и дети. Пронзительные истории о взаимных ошибках, о том, как мы не слышим других, вроде бы слушая при этом друг друга. Зрителя ждет незаслуженно мало ставящаяся тонкая пьеса Александра Островского «Невольницы», где современное прочтение режиссером Михаилом Мокеевым великого драматурга не умаляет текст, а делает его созвучным нашему времени. Спектакль насыщен живой музыкой, в столкновении стилей отражая противоборство полов, поколений и амбиций. Здесь переплетены проблемы и неравного брака, и тема нравственности, власти денег и ее трагические последствия. А в начале года выйдет огромная работа – «Весталка», военная драма по одноименному роману Николая Никонова, пережившего подростком Великую Отечественную. Ставит спектакль художественный руководитель театра Сергей Газаров. Честная, без капли фальши и наигрыша история о женщинах на войне, живая память о героической эпохе. Когда не прозвучит ни одного выстрела и каждый почувствует тяжесть прожитых судеб. Кстати, не менее неожиданной была и предыдущая постановка худрука, спектакль по Чехову «Дядя Жорж», собранный Газаровым из пьес «Дядя Ваня» и «Леший». Спектакль для людей о людях. Как у Антона Павловича: «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни…» И режиссер с иронией и самоиронией вместе с автором, не зная снисхождения к человеческим слабостям, вывел на свет нас с вами, сегодняшних. Блистательно умеющих оправдывать в своих глазах любой блеф и эгоизм. Будут еще и детские спектакли. Например, обновляется легендарный «Малыш и Карлсон», который идет у нас с 1968 года. К Новому году появятся еще премьеры для детей. «Щелкунчик» и многое другое, что сейчас в работе.

– И непременный вопрос: какие творческие планы лично у вас – как у прозаика, драматурга?

– Как прозаик и драматург за последний год я не написал ни строчки. Крайней, как сейчас суеверно говорят, была пьеса «Фрида la Vida» о четырехугольнике: Фрида Кало, ее муж Диего Ривера, Лев Троцкий и Наталья Седова, его жена. Троцкий некоторое время жил в доме у Фриды и Диего в Мексике на излете изгнания. Ну а потом меня забрал обновляющийся театр с многозадачной работой и единым вектором – стать самым заметным на театральной карте страны. Желание писать не пропало, есть в портфеле ждущие своего часа сюжеты. Больше в прозе, как ни странно. Надеюсь завершить роман с символичным для моего положения названием «Repetition», что, собственно, означает не только репетицию, но и повторение. Писать его начал до прихода в театр, что для меня оказалось символичным.