Согбенный сторож среброрунных стад

Фантазер Маттео Боярдо придумал Анджелику и любовь Роланда к ней. Жан Огюст Доминик Энгр. Руджьер спасает Анжелику от морского чудовища. 1819. Лувр

Александр Триандафилиди перевел «Неистового Роланда» Лудовико Ариосто, одну из великих поэм европейской литературы, сохранив не просто дух и букву оригинала, но рифмы октав всех 46 песен. На этот труд у него ушло 20 лет. Перевод вышел в апреле в издательстве «Престиж Бук», и это событие сравнимо с публикацией в 1950 году «Божественной комедии» Данте Алигьери в переводе Михаила Лозинского. С Александром ТРИАНДАФИЛИДИ побеседовал Александр СТРУНКИН.

– Александр, расскажите, пожалуйста, о своем знакомстве с поэмой Ариосто и о начале этого большого пути. Что в «Неистовом Роланде» так поразило вас и подпитывало вашу мотивацию все эти годы?

– В юности я увлекался античной культурой и мифологией. Через Вергилия и Овидия пришел к Данте, почитателем которого остаюсь до сего дня. Рыцарской тематикой я заболел лет в 17, прочитав Сервантеса и Торквато Тассо. Возникший тогда же интерес к Ариосто подогревали хрестоматийные фрагменты, прежде всего Пушкина «Пред рыцарем блестит водами…». Но оба полных русских перевода «Неистового Роланда» (прозаический XIX века и экспериментальным стихом Михаила Гаспарова) меня разочаровали. Тогда я сосредоточился на изучении итальянского языка, чтобы объективно оценить этот шедевр в оригинале. Меня поразил размах творческого замысла, сила фантазии и, конечно, мелодика строфы, магия звонкой октавы. Я был готов с головой погрузиться в пучину поэмы и тогда еще малопонятного мне языка, посвятить этому всю жизнь. Нельзя забывать, сколь причудлива география поэмы, сколь много в ней исторических экскурсов, аллюзий, подтекстов, персонажей и сюжетных линий, крайне запутанных, переплетенных между собой. Словом, для читателя входить в мир Ариосто очень непросто. Уверен, что, преодолев все трудности, вы будете сполна вознаграждены и обогащены духовно. Эпоха Возрождения в плане культуры – едва ли не самая прекрасная во всей мировой истории, а «Неистовый Роланд» – одна из вершин ее словесности. Открытие Ариосто лично для меня было сродни открытию Америки.

– В какой момент вы решили, что подобный перевод должен быть выполнен, и выполнен именно вами? Как на это решение повлиял экспериментальный перевод Михаила Гаспарова?

– Решение пришло само собой от мысли, что памятник такого значения и художественной силы в принципе недоступен русскому читателю. В России не знают Ариосто, в отличие от Запада, на что сетовал еще Осип Мандельштам, большой его поклонник. Сыграло свою роль и честолюбивое «кто, если не я», ведь объем поэмы – почти три «Божественных комедии» (более 40 тысяч строк вместе с продолжением), что требует от переводчика не только мастерства, но терпения и полной самоотдачи на многие годы. Более пяти лет ушло на ученичество и подготовку. Когда я читал верлибры Гаспарова, глубоко уважаемого мною ученого, меня не покидало чувство обделенности… поэзией. Верлибр не может заменить октаву; все равно что копировать Тициана в технике Пикассо. К труду Гаспарова я обращался и впоследствии для сверки отдельных мест, ведь в точности перевода ему не откажешь. Интересный факт: одновременно со мной на Урале над Ариосто работал поэт Юрий Крымский, переводя тоже в октавах. О работе друг друга мы не знали. Cмерть помешала коллеге завершить свой труд, остановив его где-то на 15-й песни.

– Оказывалась ли вам какая-нибудь материальная поддержка? Удалось ли привлечь спонсоров, получить грант?

– Нет. На русские культурные фонды и расчета не было. Итальянцы с Ариосто отказали. Правда, год спустя проспонсировали мой перевод романа Джованни Боккаччо «Филострато», который скоро выйдет в петербургском издательстве. Ариосто выходит в свет благодаря Артуру Саятовичу Артеняну. Пользуясь случаем, выражаю благодарность издателю. Светлая память Евгению Владимировичу Витковскому, которому я обязан литературной учебой и очень многим другим. Ему, кстати, посвящено наше издание. Часть расходов пришлось взять на себя. Трехтомник выпущен в хорошем качестве, в подарочном оформлении, в нем более 600 иллюстраций Гюстава Доре и подробный комментарий, составленный мной. И без гранта мой замысел осуществился на все сто процентов, если не брать во внимание малый тираж.

– Помимо итальянского, вы владеете французским и английским языками. Встречались ли вам сопоставимые по уровню исполнения переводы «Неистового Роланда» на эти языки?

– Английских полных переводов в октавах – шесть (последний вышел в 2009 году). Безусловно, классической работе сэра Джона Харингтона среди них нужно отдать первое место не только хронологически – блеск шекспировской эпохи! Технически совершенен и перевод Уильяма Роуза. Но моей настольной книгой был оксфордский перевод Гвидо Вальдмана: он технический, в прозе, то есть слово в слово. Во Франции за пять веков было создано бессчетное количество переложений Ариосто, но мне не известно ни одно заслуживающее внимания.

– На протяжении этих 20 лет вы не только активно переводили, но и читали, открывали для себя целые новые пласты мировой поэзии. Не произошло ли у вас некоей переоценки поэмы Ариосто?

– Все годы своей работы я усиленно штудировал поэтический эпос: античный от Гомера до Нонна, от Вергилия до Клавдиана, восточный (Фирдоуси, Низами, Навои) и западный от Кретьена де Труа до Байрона. Конечно же, не обошел вниманием русскую поэзию от Антиоха Кантемира до наших дней. Читал в оригинале итальянских предшественников и последователей Ариосто, осиливал на английском «Королеву фей» Эдмунда Спенсера. При этом моя оценка «Неистового Роланда» возросла даже по сравнению с юношеским восприятием.

– Вы перевели не только «Неистового Роланда», но и его неоконченное авторское продолжение – «Пять песен», изданное в 1545 году в Венеции. В чем, на ваш взгляд, причина непопулярности этой поэмы? Ведь она малоизвестна даже в Италии.

– Единственный перевод «Пяти песен» – английский прозаический – вышел только в 1994 году. В России эта поэма даже толком не исследована. Непопулярность, видимо, вызвана тем, что Ариосто здесь захотел представить все в ином свете, мрачном. В итоге оставил больше вопросов, чем ответов о дальнейшей судьбе героев. Сплетается новый сюжетный клубок и внезапно обрывается, почти на полуслове, меж тем как в финале «Неистового Роланда» все ясно и определенно. Кстати, вторая поэма не дописана не по причине смерти автора, как обычно бывает, а потому что автор просто не захотел ее продолжать. Но я уверен, что любознательному читателю она будет интересна, хотя бы ради полноты материала. Мною сделано все возможное для облегчения восприятия «Пяти песен», задавших ряд неразрешимых загадок для мирового литературоведения.

– Расскажите, в каких отношениях поэма Ариосто состоит с такими произведениями, как «Влюбленный Роланд» Маттео Боярдо, одноименное продолжение Никколо дельи Агостини, «Влюбленная Анджелика» Винченцо Брузантини и «Большой Моргант» Луиджи Пульчи. Ждать ли от вас и их переводов?

– Перечисленные вами поэмы являются итальянским вариантом каролингского цикла, берущего начало в древнейшей «Песни о Роланде». Из ряда выпадает самый ранний «Моргант» Пульчи (завершен в 1483 году), в котором автор опирался на народных сказителей, родственных французским труверам. Это бурлеск и, если угодно, «плебейский» эпос, написанный аристократом. Аристократическая традиция, которой следовал Ариосто, зародилась совсем незадолго до него, в голове одного человека – графа Маттео Боярдо, гениального фантазера, но не столь блистательного поэта. Именно Боярдо придумал героиню Анджелику и любовь Роланда к ней, а также всю довольно путаную историю происхождения рода д’Эсте, правителей Феррары. Малоизвестный поэт Никколо дельи Агостини дописал «Влюбленного Роланда», присоединив четвертый том. Это не удовлетворило Ариосто. Он принялся продолжать Боярдо, доведя до конца все начатые им сюжетные линии, и превзошел всех предшественников. Боярдо, впрочем, признавали великим до середины XVIII века, когда появился эпос, завершающий столь долгую традицию, – «Риччардетто» Никколо Фортигуэрри. Брузантини – всего лишь один из многих эпигонов Ариосто, продолживший историю Анджелики, забавной авантюристки, кружившей голову чуть ли не всем знаменитым рыцарям. О ней потом писали поэмы и скандальный Пьетро Аретино, и молодой Лопе де Вега. Как видите, традиция чрезвычайно богата. Что касается перевода, то у меня конкретные планы пока только на Пульчи, но и «Влюбленного Роланда» надо со временем сделать – хватило бы жизни.

– Вы ведь не только переводчик, но и поэт; расскажите, пожалуйста, о собственном творчестве. Какое влияние оказала на него ваша переводческая деятельность?

– Как поэт, вернее стихотворец, я начинал свою литературную деятельность. Страстное увлечение поэтическим переводом напрочь отбило у меня охоту к сочинительству. Впрочем, одно мое стихотворение нравится людям – «Сад солнца», сонет, в котором все слова начинаются на «с»: Согбенный сторож среброрунных стад…

– Ну и традиционный вопрос о творческих планах.

– Из чопорной аристократической Феррары я захотел вновь перенестись в медичейскую Флоренцию XV века, жаркую и разгульную, как это было в моей книге «Лоренцо Медичи и поэты его круга». Мой выбор пал на бурлеск, как на яркий самобытный жанр, характерный только для Италии. Перевожу «Большого Морганта» Пульчи, уморительную поэму в октавах о рыцарях и великанах, объемом немногим меньше «Неистового Роланда». В моих черновиках – наброски перевода «Филоколо», большого любовно-приключенческого романа Боккаччо.