0
7159
Газета Персона Печатная версия

08.07.2020 20:30:00

Писатель один в большом доме

Алина Витухновская о полном попадании в точку с нулевым процентом применения чувств

Тэги: постмодернизм, философия, ролан барт, модернизм, политика, ксения собчак, михаил ефремов, владимир познер, поэзия, юрий мамлеев, шатуны, конституция, книгоиздание, жзл, нонконформизм, денис драгунский, захар прилепин, бродский, архетипы

Алина Александровна Витухновская – поэт, писатель, правозащитник, политик. Член Союза писателей Москвы, член международного ПЕН-клуба. Стихи много раз печатались в журнальной периодике. Автор книг «Аномализм» (1993), «Детская книга мертвых» (1994), «Последняя старуха-процентщица русской литературы» (1996), «Черная икона русской литературы» (2005), «Черная икона русской литературы» (2014), «Мир как воля и преступление» (2014), «Человек с синдромом дна» (2017), «Меланхолический конструктор» (2017), «Записки материалиста» (2019), «Постмодернистские постстихи» (2020) и др. Награждена литературной стипендией Альфреда Топфера (1996), лауреат премии «Нонконформизм» (2010).

постмодернизм, философия, ролан барт, модернизм, политика, ксения собчак, михаил ефремов, владимир познер, поэзия, юрий мамлеев, «шатуны», конституция, книгоиздание, «жзл», нонконформизм, денис драгунский, захар прилепин, бродский, архетипы Алина Витухновская: «Чувства остались в эпохе модерна». Фото из архива Алины Витухновской

Две книги Алины Витухновской – «Записки материалиста» и «Постмодернистские постстихи» – вышли в издательстве «Стеклограф». Там же пару лет назад вышел и сборник «Меланхолический конструктор». О том, совпадение это или сознательная линия, а также о последних актуальных событиях в социальной жизни и литературе с Алиной ВИТУХНОВСКОЙ побеседовал Юрий ТАТАРЕНКО.

– Алина, как бы вы описали вашу территорию комфорта?

– Меня всегда утомляли любовные идиллии – и в жизни, и в литературе. Впрочем, столь же бессмысленны любовные драмы – убийство времени и нервов, кража личной энергии. Всякие «к чему-то обязывающие отношения» были для меня петлей на шее. Ибо я намерена делать лишь то, что хочу я, когда и как мне это удобно. Компромисс деформирует. Не говоря о том, что я не находила в этих отношениях никакого смысла (выгоды) для себя. Да, смысл без выгоды – это абстракция. Как бы ни были милы некоторые люди, комфортно я себя чувствовала, только оставшись одна. Писать в принципе можно только в одиночестве. Писатель должен жить один. В большом доме. Один.

– Как пережили самоизоляцию?

– Лично я нормально переживаю одиночество в принципе. Поэтому для меня особых проблем не было. Однако меня пугает сама опасность заражения, болезней, смертей и экономических потерь для людей.

– Что успели прочесть за последнее время? К примеру, знакомы с новой книгой Дениса Драгунского? Ваше мнение о ней?

– Я читаю новости и техническую, а также философскую литературу – как правило, онлайн. Я крайне мало читаю художественную литературу. Однако я сразу обратила внимание на роман Дениса Драгунского «Богач и его актер». Видела только куски произведения, опубликованные на Facebook. Но они радикальным образом контрастируют с теми унылыми неосоцреалистическими текстами, которые сейчас издаются в промышленных количествах. То, что написал Драгунский, – высококлассная проза европейского уровня. Эту книгу необходимо переводить и издавать за рубежом. Не Прилепину же представлять Россию на международном рынке!

– Много ли стихов написали в период пандемии?

– Не отслеживала специально. Возможно, 15–20 стихотворений.

– Сколько из них отдали в сборник Стефании Даниловой «Поэты против коронавируса»?

– Там будет три моих текста.

– В людях поселился страх заболеть коронавирусом. А какая зараза страшнее – может быть, вирусы наживы, равнодушия, бездарности?

– Конечно, опасней всего сам коронавирус. Вышедший из китайской лаборатории боевой продукт с неизученными последствиями еще скажется не только на нашей жизни, но и на всей истории человечества. Как политик праволиберальных взглядов, я не возьмусь осуждать наживу. Сам термин «нажива» – это экономически деструктивный образ, пришедший из советского прошлого.

– Ваше мнение о поправках к Конституции?

– Я категорически против поправок к Конституции. Плебисцит всегда необходим тогда, когда власть не уверена в себе. Эта власть исчерпала свой срок годности. Попытка легитимации через референдум о поправках – жест политического отчаяния.

– В голосовании по поправкам поучаствовали?

– Да. Проголосовала «против». Голосование «против» – это единственная возможность выбить ножку легитимности из системной «табуретки».

– Ваш прогноз по делу Михаила Ефремова?

– Ефремов – проекция массового бессознательного значительной части интеллигенции, обслуживающей власть, но делающей вид, что она настроена критично. Лицедейство и скоморошество такого рода неизбежно ведут к разрушению личности, что мы и наблюдаем в случае Ефремова. Я не могу дать прогноз по этому делу, но думаю все же, приговор не будет жестоким.

– Приведите пример своего спонтанного поступка.

– Я не совершаю спонтанных поступков.

– Расскажите историю создания вашей книги «Постмодернистские постстихи», вышедшей весной в столичном издательстве «Стеклограф».

– «Постмодернистские постстихи» – это отражение моего мировоззрения, которое я бы назвала субъектным материализмом. Это отшлифованные и зарифмованные «Записки материалиста» – книги, вышедшей у меня в прошлом году в том же «Стеклографе».

– Три последних сборника вы издаете там – это совпадение или осознанный выбор? С чем это связано?

– Связано с Даной Курской, прекрасным поэтом и издателем. Мы нашли общий язык сразу, с первой книги. Она подвижник, которых редко встретишь в наше время.

– Идеальное стихохранилище сегодня – интернет или библиотека?

– И то, и другое.

– Ощущаете ли такую субстанцию, как «предстихи»? Из чего она состоит?

– Нет. Я вообще не вижу в писании стихов ничего мистического, таинственного, иррационального. Я всегда создавала их сознательно, исходя из концепции, которую еще 20 лет назад я определила как «полное попадание в точку с нулевым процентом применения чувств». То, что я называю гениальностью.

– Что помогает вам «домолчаться до стихов»?

– У меня нет необходимости их «вымалчивать».

– Когда стихи написаны, что происходит сразу после этого?

– Ничего. Что ожидают от автора? Катарсиса? Удовлетворения? Я начала писать из-за желания донести свои идеи и из страсти к самоутверждению. Увы, сейчас литература не является сферой удовлетворения амбиций такого рода. В том числе потому, что Россия последние годы выключена из мирового контекста. Не только ментально, но и экономически, и культурно.

– Как различаете хорошие стихи и не очень?

– Качественная поэзия видна сразу. Например, Бродский – качественная поэзия во всех отношениях.

– Поэзия – это метафоры, неологизмы, авторская интонация. А что еще?

– Это идея, это некий сгусток энергии, смысловой и словесный концентрат, имеющий целью максимальное воздействие на читателя.

– Недавно прочел у молодого сибирского поэта новое стихотворение, завершающееся знаменитой ахматовской рифмой «умру – на ветру». Когда я обратил его внимание на это, тот ответил: «Ничего страшного!» А вы как считаете?

– Это нормально. Ведь постмодерн состоит из цитирования и заимствований.

– Что относите к системе табу в литературе и искусстве в целом?

– Для меня нет табу.

– С чем связано отсутствие новых архетипов в поэзии – со времен Дяди Степы?

– В моей поэзии достаточно архетипов. При этом я отрицаю их значимость и десакрализую их в своих философских эссе. Я думаю, что там есть и старые, и новые архетипы и образы.

– Необходимые составляющие поэта – любовь к языку, чувство прекрасного, наблюдательность, отзывчивость. А что еще, по-вашему?

– Не любовь к языку, а обреченная впаянность в него. Обреченность переводить нечеловеческие смыслы на человеческий язык. Теперь что касается «поэта». В ХХI веке никакого архетипического поэта просто не может быть. Мы опять имеем дело со схемой модерна, где у каждого была узко отведенная роль, за пределы которой невозможно было выйти.

– Лучший способ монетизации литспособностей?

– Мы можем говорить о монетизации качественной литературы, лишь вернув Россию в пространство цивилизации.

– А каким образом можно ее туда вернуть?

– Путем последовательной либерализации экономического, культурного, социального и, наконец, политического пространства самой России.

– Что можете простить талантливым коллегам – пьянство, лень, невежество, эгоизм?

– Зависит от степени таланта. Но эгоизм – это не порок.

– Верите ли, что в Москве появится станция метро «Аннинская» – в память о великолепном критике?

– Очень хотелось бы!

– Сейчас популярна серия «ЖЗЛ». Чья биография вам интересна для своего исследования?

– Мне интересно, чтобы там вышла моя биография.

– Если бы вы могли выбирать, кому дали бы интервью из этой троицы – Дудь, Собчак, Познер?

– Познеру.

– Почему именно ему? Потому что он на Первом канале? Чем вас не устраивают Дудь и Собчак?

– Вы просили выбрать из трех персон. Собчак отпадает сама собой. Это человек, который полностью дискредитировал себя в моих глазах, это человек с отрицательной репутацией. Познер – мастодонт отечественного телевидения, профессионал, плюс он очень корректен, что я очень ценю. Дудь задает не очень корректные вопросы, не всегда понимает контекст и масштаб собеседника, но в принципе мне было бы интересно поговорить и с ним.

– В списке авторитетов современного общества поэтам отводится «…надцатое» место. Как относитесь к этому?

– Это ваша личная проекция. В России поэтам до сих пор уделяется много внимания.

– А почему же их нет в телевизоре? Почему смешные тиражи поэтических книг? Почему на литвечера приходит совсем немного публики?

– Я не смотрю телевизор – не знаю, есть ли там поэты. Тиражи книг – это общелитературная проблема, а не чисто поэтическая. Нет книжного бизнеса как культуры. В этом смысле для меня куда интересней Германия, где все поставлено на коммерческие рельсы. Что касается литвечеров, на мои приходит много людей, меня все устраивает.

– Бывало ли такое – познакомились с автором и захотелось прочесть все его тексты?

– Нет. Но, прочитав одно интересное произведение, хотелось читать другие. Так было с мамлеевскими «Шатунами». Я прочитала этот роман в 20 лет и позже познакомилась с самим Юрием Витальевичем. Именно с его подачи я стала публиковаться. Он звонил моей бабушке и говорил: «Я много кому помогаю, но здесь исключительный случай. Она у вас такая!..»

– Давно ли ваш читательский интерес переходил в читательский восторг?

– Никогда. Я могу оценивать качество литературы. Я могу, прочитав текст по диагонали, определить его ценность. Но мне непонятен Ролан Барт с его «Удовольствием от текста». Писать для меня всегда было пыткой. А гипертрофированное чувствование, связанное с переживанием прекрасного, видится мне в некотором роде лицемерием. Современный человек не так уж много чувствует в принципе. Причем чем развитей и цивилизованней он, чем выше его интеллект, тем меньше у него чувств. Чувства остались в эпохе модерна.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


И все-таки выборы в США имеют значение для всего мира

И все-таки выборы в США имеют значение для всего мира

Геннадий Петров

Исход борьбы за Белый дом может полностью поменять ход нескольких конфликтов

0
1644
Региональная политика 28-31 октября в зеркале Telegram

Региональная политика 28-31 октября в зеркале Telegram

0
764
Поговори со мной

Поговори со мной

Арсений Анненков

В диалогах Юрия Беликова буквально на ходу рождаются и умирают открытия, разочарования, истины и заблуждения

0
761
Тоска по миру гармонии

Тоска по миру гармонии

Мария Бушуева

Автопортрет Бориса Кутенкова, перерастающий границы личного

0
654

Другие новости