Захватывает каждого свое, а правда одна

Анна Берсенева: «Когда я посмотрела, как снимал сериал «Гадание при свечах» Вадим Дербенев, то поняла, как много значит старая школа». Кадр из фильма «Гадание при свечах»

Анна Берсенева – пример активно действующего в самой гуще жизни писателя. Об этом говорит и количество книг, на которых отзываются читатели, и то, что ее произведения востребованы для съемок художественных фильмов, и многолетнее преподавание в Литинституте. Обо всем этом с Анной БЕРСЕНЕВОЙ побеседовала Наталья РУБАНОВА.

– Татьяна Александровна, у вас почти каждый год выходит новая книга. Хватает ли вам этого времени и не влияют ли сроки сдачи рукописи на качество текста?

– Настолько распространено мнение, будто качество текста зависит от времени его написания, что мне давно уже стало любопытно проверить, правда ли это. И совершенно точно могу сказать, причем не на своем примере, что было бы странно: нет, неправда. Каждый автор пишет с разной «скоростью», причем она меняется на протяжении его жизни, и меняется не раз. Это зависит от очень многих обстоятельств, внешних и внутренних, и если ты относишься к тому, что делаешь, с уважением к себе и к читателю, то издательские сроки вообще ни при чем. У меня всегда было так, что издатели просто спрашивали, когда я предполагаю сдать рукопись, а я, оценив степень своей готовности ее написать, отвечала на этот вопрос. Потом, конечно, старалась издателей не подводить.

– Параллельная жизнь – сценарная работа. На вашем счету, в частности, сериалы «Куприн», «Орлова и Александров» и другие. Какие работы вы считаете наиболее удачными, а какие – менее и как с этим соотносятся пресловутые рейтинги отечественного «зомбоящика»?

– «Куприна», «Орлову и Александрова» и сериалы «Вангелию», «Личные обстоятельства», «Ангел-хранитель» мы написали в соавторстве с мужем – Владимиром Сотниковым. Одна я писала сценарии сериалов по своим книгам – «Ермоловы», «Слабости сильной женщины», «Серьезные отношения», «Гадание при свечах». Если оглядывать картину в целом, выглядит она неплохо, по-моему. На рейтинги тоже грех жаловаться. Но многое в этих фильмах, конечно, вызывало оторопь. Я не считаю каждый свой чих драгоценным, прекрасно понимаю, что это нормально, когда сценарий многократно меняется от замысла до фильма. Но когда сделанные режиссером изменения невозможно объяснить не только законами кинематографа, но даже обычной логикой…

– Часто ли режиссеры и продюсеры «ломали» ваши сценарии?

– О, об этом вам любой сценарист, конечно, расскажет! Как его гениальный сценарий испортил режиссер. Не хочется повторять это заклинание. Не могу сказать, что у нас с Владимиром это случалось часто, но, например, с фильмом «Ермоловы» так и было, к сожалению. Его снимали два режиссера – одну часть Владимир Краснопольский, другую – Сергей Виноградов. С Владимиром Аркадьевичем мы обсуждали буквально каждый эпизод сценария, да что эпизод – каждую реплику. И это было не благостное обсуждение, мягко говоря. Но после того как пришли к общему решению, Краснопольский не изменил во время съемок ни-че-го. Режиссер же Виноградов вообще не счел нужным что-либо обсуждать, зато во время съемок изменил сценарий, а главное, героев полностью, иногда просто превращая протагонистов в антагонистов и наоборот. Зачем это делалось, не может объяснить никто. Все переписывалось неизвестно кем, на коленке, буквально накануне каждого съемочного дня. В результате половина этого сериала вызывает у меня радость, половина – ярость. Когда впоследствии я посмотрела, как снимал сериал «Гадание при свечах» Вадим Клавдиевич Дербенев, режиссер того же поколения, что и Краснопольский, то поняла, как много значит старая школа. Она предполагает уважение ко всем участникам съемочного процесса, и к сценаристу тоже. И это не елей на самолюбие, а профессионализм. Результат сразу виден на экране.

– Вы – доцент Литературного института. Расскажете о студентах. Что заставляет их сейчас выбирать такую «непрофессию», как литератор.

– Я с большой любовью отношусь к студентам Литинститута. Работаю с ними уже, страшно сказать, 30 лет, а любовь эта не ослабевает. Наоборот, сильнее становится. Мне нравится, когда молодой талантливый человек не говорит себе: «Плюну-ка я на свой талант, лучше займусь чем-нибудь практичным» – и дает себе шанс самовоплощения. Таких людей я вижу каждый год и радуюсь такому постоянству и с уважением отношусь к их смелости. Что же до шанса, о нем еще Чехов когда-то сказал: из ста талантливых, подающих надежды людей оправдают эти надежды то ли шестеро, то ли трое. Забыла точную цифру, но в любом случае доля понятна. Она и сейчас такая же. Видимо, так природа устроила – как с новорожденными водяными черепашками. Только в отличие от черепашек талантливые молодые литераторы все-таки не гибнут на пути к океану. Просто, если с возрастным изменением химического состава организма у них пропадает желание или способность сочинять, они находят для себя другое занятие.

– Какие полезные профнавыки получают ваши студенты и смогут ли в дальнейшем реализоваться на литпоприще, учитывая некий переизбыток журналистов и редакторов?

– Навыки они получают достаточные, чтобы стать литераторами, то есть людьми, умеющими делать в гуманитарной сфере буквально все, что может потребоваться. Правда, это происходит только в том случае, если сами они хотят такие навыки в Литинституте получить, а не просто как-нибудь спихнуть зачеты и экзамены. Что же до переизбытка редакторов и журналистов… Есть ведь и противоположный эффект: ты видишь, что работу ищет тьма людей с гуманитарным образованием, но как только, будучи, например, менеджером СМИ или издательства, сам начинаешь подыскивать толкового сотрудника, тьма эта сразу рассеивается. Ключевое слово здесь – «толкового». Со всей ответственностью могу сказать: выпускник Литинститута может быть толковым сотрудником, причем очень широкого профиля. Недавно я читала интервью руководителя крупной IT-компании, и он сказал, что в его сфере нужно не более 10% людей с техническим образованием, на все остальные позиции требуются как раз гуманитарии – с нестандартным мышлением, способностью анализировать данные и делать из своего анализа правильные выводы, ведущие к прорывным решениям. Мир ведь меняется стремительно, и как раз люди с широким и свободным мышлением очень при этом востребованы. Мы стараемся, чтобы у наших студентов такое мышление выработалось. Не с целью развивать IT-сферу, а потому, что именно оно необходимо для творчества. А уж как студент сумеет применить его в своей жизни, зависит только от него.

– Вы долго писали рецензии в сети Facebook – создали рубрику «Моя литературная премия по средам», которая плавно перешла теперь в газету; недавно вы написали о новом романе Пелевина, вашего стилистического антипода. Чем является для вас подобная работа?

– В юности я думала, что буду заниматься только литературной критикой, много рецензировала, писала статьи. Диссертацию защитила по теории литературы. И даже когда восторг сочинения собственных романов меня захватил, мне не хотелось оставлять это занятие – попытку разгадать, что в том или ином авторе есть такого, что не дает мне оторваться от его книги. Это я в том числе и о Пелевине. Конечно, он пишет совсем иначе, чем я, но как читателю он мне очень дорог. Ну а если чтение приносит тебе радость и поэтому тебе не безразлично, что будет с литературой, русской в частности, то рано или поздно ты заметишь, что с премиальным нашим процессом дело обстоит плохо. И я сейчас даже не о том, что он приобретает все более официозный характер и все более подчиняется знакомым по советскому литпроцессу интригам. И даже не о том, что из страны тихо вымели премию «Русский Букер», хотя как можно было до этого довести, в голове не укладывается. Но помимо этого понимаешь: читаешь ты одни книги, а премии получают не просто другие книги, но какие-то такие, которые у тебя как читателя все-таки не совсем наивного вызывают сильное недоумение. Громогласно доказывать, что жюри премий ошибаются? Это было бы крайне глупо, а с моей стороны, и вовсе двусмысленно, поскольку я участвую в литературном процессе как автор. Потому я и завела эту «Мою литературную премию по средам»: рассказ о тех новых книгах, которые кажутся значимыми лично мне. Книг таких немало – недавно я написала семидесятый текст рубрики, и это притом, что летом она не выходит.

– Кто же из современных авторов вам по-настоящему интересен?

– Ну, во-первых, я всю свою сознательную жизнь вижу перед собой работу одного современного автора. Написать о нем в своей рубрике, правда, не могу, потому что он мой муж, Владимир Сотников. Но зато могу судить о том, что он пишет, не по-родственному, а как человек, всю жизнь вглядывающийся в литературу и, смею думать, развивший в себе способность понимать ее ценности. То, что делает Владимир Сотников, очень значимо и серьезно. Я вообще радуюсь тому, как много талантливых людей есть в нашей литературе сейчас. И Пелевин, и Акунин, и прозаики Валерий Бочков, Алексей Макушинский, Алексей Винокуров, Борис Шапиро-Тулин, и Юлия Яковлева, и Наталья Громова с ее сильнейшей документальной прозой. В общем, есть что почитать, грех жаловаться. И это я еще современную зарубежную прозу не называю – там тоже яркий цветник.

– Что вы могли бы сказать о нынешней культуре чтения? Какие в школах должны быть уроки литературы?

– Интересные должны быть уроки. Должны работать талантливые люди, любящие литературу и имеющие возможность свободно и с удовольствием передавать свою любовь детям. А не очень талантливые люди – невозможно ведь требовать таланта от каждого учителя – должны иметь в качестве подспорья блестящие методические рекомендации и учебники, написанные опять-таки свободно и с удовольствием.

– Вы часто встречаетесь с читателями: чем отличаются вопросы, которые задают в провинции, от вопросов в обеих столицах?

– Никакой разницы никогда не замечала. Вопросы очень разные – от бытовых вроде «как два писателя уживаются в одной семье» до таких, которые касаются природы творчества. И те, и другие задавали мне как в Москве, так и в поселках Нижегородской и Тамбовской областей. А от книг, в том числе моих, люди ждут правды. Конечно, есть читатели, которые и от любого писателя, и от жизни в целом ожидают благостной сказочки. Но все-таки больше тех, для кого важно, чтобы автор честно писал о том, что он думает и чувствует. И чтобы это было интересно и захватывающе, конечно. Но захватывает-то каждого свое, а правда для всех одна. Или есть она в тексте, или нет ее.

– Какую бы литпремию вы создали, если б была возможность финансировать проект, чем бы она отличалась от ныне существующих институций?

– А вот не расскажу подробностей! Дело в том, что я эту свою премию, принципиально частную, отлично себе представляю, причем буквально в деталях. И название ее знаю, и все номинации, и кого пригласила бы в жюри, и даже дату, когда она должна вручаться. Не хватает мне одного: человека, который взял бы на себя материальную сторону этой премии. Не только выплаты, но и организацию процесса, которая тоже требует денег, потому что может быть осуществлена только квалифицированными менеджерами, которых за две копейки не пригласишь. Вот если найдется такой человек, то и премия будет – поверьте, неординарная. Этот человек должен быть не просто «кошельком», но единомышленником. Это совсем не значит, что у меня с ним не может быть расхождений в оценке тех или иных книг. Но речь о взгляде на жизнь, на ее ценности, на то, что такое хорошо и что такое плохо – в этом не должно быть расхождений. Но найти такого человека очень непросто, поэтому и о премии говорить пока рано.