Не речь, но междуречье

Иногда создается впечатление, будто внутри живут два одновременно похожих и разных человека. Константин Сомов. Две маски (Пара накануне карнавала). 1930. Музей Ашмола, Оксфорд, Великобритания

– Наринэ, вы с детства владеете двумя языками – армянским и русским?

– Моя бабушка по маме – русская, из Архангельской области. Нам нужно было как‑то общаться с ней, потому что она очень плохо знала армянский язык, хотя вышла замуж за армянина и переехала в Кировабад. И мама с нами с детства говорила на русском. С младых ногтей мы одинаково говорили и на армянском, и на русском. В этом есть положительные стороны – ты сразу знаешь два языка, и это замечательно. Но с другой стороны, это ловушка, потому что билингвизм исключает совершенное владение каким‑либо языком, ведь всегда есть второй язык, на который ты можешь перескочить, если в первом что‑то не получается сформулировать. Эдакий спасательный круг, или, если хотите, запасной аэродром.

Со временем я научилась извлекать из этого пользу. Последние четверть века я живу в Москве, соответственно больше думаю и говорю на русском, но во время работы, когда мне не удается какую‑нибудь мысль или предложение сформулировать на русском, я переключаюсь на армянский, довожу все до ума, а потом перевожу на русский язык. Это очень помогает. Я привыкла такое состояние называть междуречьем, потому что ты вынужден существовать между одной речью и второй и одинаково от обеих зависеть. Язык – это не только говорение, это и образ мышления, и картина мира, и внутренняя культура. Иногда создается впечатление, будто внутри тебя живут два одновременно похожих и разных  человека, у каждого из которых свои корни и свои предпочтения.

– А сейчас вы не чувствуете, что забываете армянский? Или вы им активно пользуетесь, несмотря на то что уже так давно живете в Москве?

– Безусловно, забываю, с годами все сложнее и сложнее читать на армянском, поэтому я заставляю себя читать, смотрю новости – постоянно восполняю язык. Если я уезжаю в Армению и больше трех недель живу там, у меня начинает выпадать русский. Не знаю, свойство ли это моей памяти или уже возраст – все‑таки мне 48 лет, – но сейчас мне гораздо сложнее быть билингвой: я или там, или тут. Поэтому постоянно работаю над тем, чтобы второй язык не был подавлен.

– В посвящении к «Человеческой комедии» у Сарояна есть слова, обращенные к матери, которая не могла читать по‑английски. В них Сароян выражает надежду, что кто‑нибудь переведет его повесть на армянский язык и тогда она сможет прочитать ее. Переводы ваших книг на армянский язык – как их воспринимают там, в Армении?

– К сожалению, я не владею литературным армянским на таком уровне, чтобы самостоятельно переводить свои книги, но мне повезло с переводчиками. «Манюню» вообще переводила моя землячка. Она придумала интересный ход: второстепенные персонажи говорят на диалекте. В русском языке это, к сожалению, было невозможно. Огромная страна, но нет такого диалекта, который ты можешь использовать, чтобы он контрастировал с литературным русским и звучал по‑другому, может быть, более колоритно, или задавал интересный тон повествованию. А в Армении сколько деревень, столько диалектов. Я знаю, что в украинском варианте «Манюни» кое‑где звучит суржик, и это прекрасно.

– Вы занимаетесь деятельностью благотворительного фонда «Созидание». Расскажите о нем.

– Действительно, лет пять являюсь попечителем благотворительного фонда «Созидание». Это небольшой фонд, но чуть ли не самый старый в России. Недавно нам исполнилось 18 лет. У нас есть много прекрасных программ. В прошлом году мы выиграли президентский грант и помогали региональным библиотекам. Вы не представляете, как это чудесно, когда ты отправляешь книжки, а тебе приходят письма с благодарностью и фотографии. Наши девочки кроме книг клали в посылки пачку печенья и баночку кофе или чая, а в деревенских библиотеках устраивали посиделки, присылали нам групповые фотографии и писали очень трогательные отчеты. У нас есть совершенно прекрасная стипендиальная программа «Пять с плюсом». В России очень много талантливых детей из многодетных, неимущих семей. Они очень нуждаются в финансовой поддержке. Иногда у этих детей нет даже денег, чтобы выбраться в школу, которая находится в соседней деревне. Мы находим для таких детей доноров, спонсоров, которые им ежемесячно перечисляют 5 тысяч рублей. В прошлом году мы помогли пятистам с лишним детям. Программе несколько лет, но у нас уже есть большие успехи: мальчик из‑под Иркутска, который получал стипендию, поступил на бюджетное отделение в МГИМО. И родители постеснялись обратиться в фонд – они вынуждены были продать корову, чтобы оплатить ему дорогу до Москвы. Он приехал в столицу, устроился репетитором, заработал деньги и эту корову за год выкупил обратно. Таких теплых, греющих душу историй очень много.

У нас целая страна прекрасных людей, которым не хватает обычного человеческого тепла. Любовь, которая царит в семье, естественна, она сама собой разумеющаяся. Но когда нуждаешься в помощи и эту помощь тебе оказывает совершенно посторонний человек, это, мне кажется, дает дополнительные силы, чтобы жить дальше, чтобы быть уверенным в завтрашнем дне. Человек, которому когда‑то помогли, обязательно тоже поможет. Еще к нам обращаются, если нужно организовать срочный сбор денег на операцию, которую нужно было оплатить, образно говоря, еще вчера. И мы стараемся как можно быстрее эту сумму собрать: пишем в соцсетях, выискиваем деньги. Я говорю «мы», но на самом деле я всего‑навсего попечитель и не делаю даже тысячной доли того, что делают сотрудники фонда и ее директор Елена Смирнова. Они не любят, когда я об этом говорю, но я не перестаю восхищаться ими. Я считаю их настоящими героями. Помогать – это тяжелый и изматывающий труд, и он не каждому по плечу.

– Тяжелый, но приятный. Вы сказали «у нас в стране». Вы воспринимаете Россию как свой дом?

– Так как мы все родились в Советском Союзе, для меня сложно Россию воспринимать как чужую страну или Узбекистан воспринимать как чужую страну, потому что все равно это была общая культурная среда. Я – гражданка Армении, в России у меня вид на жительство. Мой сын – гражданин России. Выше я уже упоминала состояние билингвы. Здесь у меня получается та же история. Будучи гражданкой Армении, армянкой я живу в России. И естественно, обе страны для меня родные. И когда я нахожусь в России и говорю «у нас», я имею в виду Россию, а когда я нахожусь в Армении, то, говоря «у нас», я имею в виду Армению.

– Я вас прекрасно понимаю. Когда я бываю в Киргизии, Армении, Грузии, я тоже не чувствую себя не дома. И местные жители тоже относятся не как к чужому.

– Очень жаль, что это уходит. Мне очень обидно. Это было такое мощное единение разных стран и культур. Прекрасная эклектика. Я понимаю, что и бытовая ксенофобия была, ее, увы, исключить и изжить невозможно. Но у нас была огромная прекрасная сборная солянка, и мы, к сожалению, не сумели ее сохранить. Поэтому сейчас писатели, которых мы с детства считали своими, оказываются иностранными: мой любимый Нодар Думбадзе теперь не советский, а грузинский писатель, и он уже представитель иностранной литературы. И Чингиз Айтматов, и русские писатели. Каждый раз будто отрываешь от себя крупиночку себя же. Наверное, хорошо, что наши дети не испытывают чувства сожаления по этому поводу.

– А как вы восприняли прошлогодние события в Армении?

– Я их очень поддержала, потому что страна находилась в тяжелейшей, патовой ситуации – повсеместная коррупция, олигополия, плутократия, апатия, царящая повсюду, катастрофический отток населения. Спустя год мы наблюдаем проблемы, с которыми вынуждено сталкиваться новое правительство Армении. Люди, которые совершили революцию, не предполагали прийти к власти. Профессиональная оппозиция не всегда готова и умеет управлять страной. Потому команда Никола Пашиняна учится на своих ошибках. К этому я отношусь с пониманием – в конце концов, просчеты и промахи неизбежны. За этот год в Армении произошло немало перемен, потому я смотрю на будущее моей родины с большой надеждой. Но я бы не хотела, чтобы Россия прошла тот же путь, который прошла Армения. Страна огромная, многоконфессиональная, разношерстная, всякая встряска может привести к необратимым и катастрофическим результатам. У нас уже была революция 1917 года, которая имела тяжелейшие последствия. Армения –  маленькая страна, возможно, она и может себе позволить какие‑то эксперименты, но я считаю, что в России такое недопустимо. Глядя на то, что сейчас происходит в стране, я думаю, что власть должна наконец‑то прислушаться к народу. Нельзя доводить дело до бунтов, а мы уже очень близко к этому подошли. В обществе огромный запрос за справедливость, люди устали от беззакония, лжи и коррупции, они заслужили уважительное к себе отношение. И сигналы, которые посылает общество наверх, должны обязательно быть услышаны, и выводы должны быть сделаны правильные. Иначе проиграют все.