Бородатая и бритая литературы

Христос – это не идеология. Писатель, стремящийся к себе и людям, не может его миновать. Михаил Нестеров. Воскрешение Лазаря. Эскиз росписи северной стены церкви Св. Александра Невского в Абастумани. 1899. Русский музей

– Сергей Сергеевич, как у вас получилось попасть в оргкомитет Патриаршей литературной премии? Вы что, больше не преподаете в Литинституте? Ушли в церковь?

– В Литературном институте я, конечно, преподаю и, надеюсь, преподавать буду. А в оргкомитет попал потому, что по совместительству работаю в Издательском совете Русской православной церкви, который премию и организует, и проводит. Третий год подряд выполняю некоторые функции по Патриаршей – начал с проработки сценария торжественной церемонии (выверял и дополнял данные о писателях‑номинантах). В этом году вошел в коллегию экспертов (там десять человек: Олеся Николаева, Александр Сегень, Борис Тарасов и др.), составлял литературно‑музыкальную композицию на основе стихотворений лауреатов и номинантов прежних лет. Правда, мой вариант ее показался членам Попечительской палаты весьма и весьма мрачноватым, не соответствующим духу торжества. А что делать? Особенно радостных стихотворений в современной поэзии – поискать… Далее, готовил вопросы и снимал видеоинтервью с номинантами, отрывки из которых вошли в фильм, демонстрировавшийся в самом начале церемонии вручения премии. Полные версии этих интервью скоро будут на портале «Правчтение».

– А где проходит церемония вручения премии?

– В Зале церковных соборов храма Христа Спасителя. Для тех, кто ни разу там не был, – это самое большое помещение храма, зал на полторы тысячи мест.

– Ваши впечатления от церемонии награждения этого года?

– Как всегда, все прошло торжественно, ярко. Прозвучало множество замечательных слов, многим запомнилась речь святейшего патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Он говорил об эпохе постмодерна и эстетическом противостоянии уничтожению в человеке человеческого, миссии современной русской литературы.

Мы старались приглашать на церемонию как можно больше членов Союза писателей России, и студентов Литинститута, и, конечно, прессу.

– Кто получил награду 2019 года? Расскажите об авторах поподробнее.

– Александр Стрижёв, Дмитрий Володихин, Михаил Тарковский. Александр Стрижёв – это такой натурфилософ «русского мира», начинал с рубрики «Заметки фенолога» в «Науке и жизни» – казалось бы, о русском разнотравье, смене времен года, но на самом деле это была попытка обратить осовеченного читателя к его национальным корням, заставить вспомнить, кто он такой и откуда. Затем уже последовали подробные библиографии забытых русских писателей, подвижников духа. Одного Иоанна Кронштадтского несколько томов, и столько же – Сергея Нилуса. Десятки «житий». Дмитрия Володихина читатели в основном знали по фантастическим романам и повестям, но он, профессор истфака МГУ, давно занимался и мускулистой исторической прозой. Захватывающе! Читал и рецензировал его. Ну и, наконец, загадочный отшельник из Сибири Михаил Тарковский – и поэт, и прозаик, учившийся и у Виктора Астафьева, и у многих именно немосковских словесников. Он выверил себя под ликами нездешними, и читать его местами и больно, и блаженно. Он – о Руси, современной, столицами не познанной.

– Как проходит утверждение длинного и короткого списков премии, финальный выбор лауреатов? Если можно, раскройте ее тайные механизмы, если они, конечно, есть.

– Ничего особенно тайного не заметил. Сначала писателей номинируют на нее – например, издательства, журналы, епархии. Потом заседает экспертная коллегия, рассматривая каждый год до сотни представлений и формируя свой список, а затем доходит очередь до Палаты попечителей премии под председательством святейшего патриарха Кирилла или в его отсутствие главы Издательского совета митрополита Калужского и Боровского Климента (Капалина). Палата состоит преимущественно из лауреатов премии прошлых лет, формирующих уже короткий список…

– А вот интересно – лауреаты все православные?

– Все они близки премии по взглядам на литературный процесс – ценностно. Многие из них по‑своему смотрят на вклад в него того или иного поэта или писателя, но вместе мыслят примерно в одном направлении, заботясь при формировании короткого списка о том, чтобы награда досталась действительно самым достойным.

– Ну, и самая захватывающая часть – выбор лауреатов. Где и когда это происходит?

– Прямо на церемонии. То есть пока полторы тысячи человек собираются, уже затевается итоговое голосование Палаты попечителей, тут же заседает счетная комиссия из трех человек, в ней в этом году работал замечательный писатель, воин‑интернационалист Виктор Николаев. Совершается подсчет, результаты несут на подпись патриарху (он всю церемонию проводит на сцене) и сразу же объявляют, кто победил. Заранее практически ничего не известно, только догадки и предположения, которые бывает, что сбываются, а бывает, что и нет.

– Может ли светский писатель попасть в круг рассмотрения премии, номинироваться, выиграть?

– Может. Вопрос только в том, зачем ему именно такая награда, к чему он вообще стремится. Если только к популярности, увеличению тиражей, рекламе – вряд ли. Текст выдаст его.

– Критерии рассмотрения – чисто литературные или есть элемент политики?

– Может быть, и есть какие‑то соображения помимо литературных достоинств, но мне о них ничего не известно. Более того, я считаю совершенно естественным то положение вещей, при котором человек, высказывающийся о Церкви негативно, не должен претендовать на получение премии. Неэтично как минимум. Или, допустим, на премию подает автор одной или двух книг на церковную тематику, думая, что этого вполне достаточно для попадания в короткий список. Смею уверить – нет, недостаточно. Номинанты – это не просто люди с миллионным совокупным тиражом, они – подвижники, люди не буквы, но поступка, живущие и работающие на земле ради совершенно определенных ценностных установок.

– Каких именно?

– Евангельских. Каждый номинант по‑своему преломляет Новый Завет, но именно Христовы заповеди являются основополагающими. Здесь нет идеологии: можно писать вовсе не о святых, подвижниках, ревнителях благочестия, но – о людях совести, долга, и быть при этом большим христианином, чем те, кто без цитат из Святого Писания и слова не может произнести.

Христос – это не идеология. Писатель, стремящийся к себе и людям, попросту не может его миновать – где‑нибудь обязательно возникнет Иисус, след его поучения. В общем‑то, почти вся наша литература – от Него. Тот есть взгляд на мир особый… делается это и звучит так, естественно, не для получения премии. Судьба каждого писателя‑христианина глубоко индивидуальна, но она выстроена как единство долгих десятилетий. И премия дается не за книгу, а за общий вклад в словесность на протяжении – в случае молодых писателей – двадцати, а иногда и сорока, пятидесяти, а то и шестидесяти лет.

– То есть стилистика не важна, важен дух?

– Не совсем так. Дух руководит буквой, стилем. Патриаршая литературная премия не стремится угнаться за быстро появляющимися на горизонте и так же быстро с него исчезающими «литературными вспышками», «людьми‑проектами», чутко отслеживающими тренды, потому что не чувствует в них именно духа. Мелькнуть в прессе с еще более циничным романом, чем твой предшественник такого же пошиба, не так сложно. Нужно просто растоптать в себе себя, пойти на поводу у низости и приняться выписывать из себя всю цивилизационную муть и пошлость. Гораздо сложнее быть не в цивилизации и не с ней, а в культуре – величине, практически вечной по сравнению с преходящими модными течениями. Патриаршая премия – о человеке и о вечности. И о труде души в человеке и над человеком. Если нет этого труда, то и говорить не о чем.

– Ходит в народе прибаутка, что все писатели, отмеченные Патриаршей премией, обязаны носить бороду, и потому православную литературу называют «бородатой»... Что скажете?

– У Дмитрия Володихина, лауреата этого года, – усы, и вряд ли он в ближайшее время пересмотрит отношение к ним. Михаил Тарковский и Александр Стрижёв, Михаил Чванов и Василий Дворцов – да, носят короткие бороды. Чисто бреются попавшие в короткий список 2019 года Константин Скворцов и Вячеслав Бондаренко. Видите? Не получается модель. Дело не в лицевой растительности.

– Так, подходим к ключевому моменту. А в чем?

– В том, как человек относится к себе, ближним, дальним, Отечеству и миру вокруг него.

– Не слишком ли пафосно звучит?

– Нет. Речь же идет о больших величинах. Или русская словесность – тень себя прежней? Нет же, верно? Значит, и говорить мы должны о любви. Той самой, о которой говорил Распинаемый и Воскресающий каждый год.