Быть сумасшедшим, зато – свободным

Мыслящий писатель опасен. Вильгельм Котарбинский. Смерч. Ангел с поднятым мечом. Сумской художественный музей им. Никанора Онацкого, Украина

– Елена, вы дебютировали в 1990-м с повестью «Прекрасная мельничиха». До сих пор помню ощущение от прочитанного – вероятно, это было восхищение: что-то подобное случилось и после прочтения романа Гессе «Сиддхартха». Каким поворотным пунктом стала для вас эта повесть, как родился этот текст?

– Мы тогда жили как во сне. Каждый сочинял свой сон и по-разному реагировал на реальность. Кто-то проснулся счастливым в новой стране. Кто-то проснулся в отчаянии. Я – из последних… А «Прекрасная мельничиха» прыгнула, образно говоря, в последний вагон. Это было время перестройки, когда – по инерции – еще сохранялось понятие «слава». Время, когда на новинки в литературе, кинематографе, живописи откликалась вся страна. Потому что вся страна еще читала, смотрела, интересовалась. Вот я и захватила кусочек славы. Это когда мешки (без преувеличения: мешки) писем в редакции «Юности» с восторженными, и совсем наоборот, откликами читателей. Тогда писателей еще уважали. Это теперь странно признаться, что ты писатель, ибо творческие профессии дискредитировали себя. Что до повести, то я никогда серьезно к ней не относилась. Считала ее баловством, хулиганством, мгновенным взрывом эмоций. Скорее – реакцией на происходящее в стране. Абсурд, хаос, алогичность. Когда против беспорядка в стране протестуешь творческим беспорядком. Эксперимент в стране – эксперимент в литературе, с моей стороны неосознанный. Фраза главной героини «Только сумасшедший может быть истинно свободным» воспринялась тогда на ура. Большинству людей на изломе эпохи вдруг захотелось стать сумасшедшими, истинно свободными. Получилось. Долой разум! Долой здравость! Теперь эта фраза воспринимается буквально: вполне прозаично и очень печально. Многие на собственной шкуре убедились, что значит быть не в себе: быть сумасшедшим, зато свободным.

– Можно ли перефразировать Флобера: «Мельничиха – это я»?

– Нет. О себе я никогда и не писала. Мне легче придумать мир, чем жить в нем… Хотя до сих пор читатели воспринимают меня как автора «прекрасной», так они ее называют, повести «Прекрасная мельничиха». Но это тот случай, когда мнение читателей не совпадает с мнением автора. И я подпишусь под словами Хачатуряна, сказавшего так о «Танце с саблями»: «Честное слово, если бы я знал, что он получит такую популярность и начнет расталкивать локтями остальные мои произведения, я бы никогда его не написал!» А еще… не люблю то время и соответственно не люблю «Прекрасную мельничиху», очень плохо ее помню – только общие впечатления, неверное восприятие мира. Да, «мельничиха» – не героиня моего романа, я ее не понимаю: ни теперь, ни 30 лет назад. Кстати, «Мельничихе» в этом году – всего лишь 30. К слову, сейчас какая-то странная тенденция – поощрять тех, кто пишет о себе. Этакие «тетушкины-дядюшкины» истории, еще один из способов прикончить литературу. Все мы писали сочинение на тему «Как я провел лето». Теперь и не различишь, где проза, а где школьное сочинение. Но воображение – это мысли, а не изложение знакомой темы. Да, о себе писали и классики… Только это была Литература, а не школярство! О себе можно написать талантливо. Но таланты сегодня не котируются.

– В конце 90-х вышли три ваших книги: психологический детективный роман «Смертоносная чаша» и два сборника повестей и романов – «Улица вечерних услад» и «Предпоследний день грусти». В 1999-м немецкое издательство выпустило вашу повесть «Я слушаю, Лина...». В начале 2000-х издали психологический детектив «Город призраков», а повесть «Нечаянная мелодия ночи» была опубликована в «Роман-газете». Возможно, я что-то упустила, но, кажется, с тех пор в виде книг ваши тексты не выходили, были только журнальные публикации?

– В виде книг мои романы не выходят давно. Но с 2006 по 2010 год в журнале «Подвиг» опубликована трилогия «Иная судьба» – остросюжетные психологические романы «Перевернутый мир», «Всё хоккей!» и «Гайдебуровский старик». Также в 2019 году вышел сборник моих эссе «Писатели, которые потрясли мир». Он родился из моей авторской рубрики «100 книг, которые потрясли мир» в журнале «Юность», начатой в 2012 году. О писателях, поэтах и мыслителях, перевернувших мир своими произведениями. О людях, которые не боялись ставить вечные вопросы, искать на них ответы и, даже не находя, предоставляли это право читателям.

– Замалчивание в литературе – тема тем, не так ли? Поговорим о днях нынешних: ситуация абсурдная, разговор более чем уместен. В переводе с литгеноцида (термин мой), замалчивание – это «просто бизнес, ничего личного».

– Замечательный термин. А «просто бизнес» – плохо, конечно. Но то, что творится в литературе, еще хуже: это уже не про бизнес. Это более глубоко, более трагично, более политично. Просто бизнес – еще куда ни шло. Это, например (утрирую), когда предлагают «Идиота» и «Всадника без головы». Кто читает Достоевского для ума и сердца, тот с тем же успехом прочтет и Майна Рида для отдыха. Вот она – настоящая и стоящая конкуренция… Когда же изначально расчищают поле для бизнеса, выливают ушаты грязи на бесспорных классиков, «ставят в угол» современных талантливых авторов, отодвигают и подающих надежды, это уже политика. Сегодня обласканы те, кто плохо писал школьные сочинения. А наиболее верные сделки заключаются именно с реваншистами. Это и называется бизнесом. Когда из читателей сделали «идиотов без головы», предложив на выбор среднее, ниже среднего и совсем постыдное. В такой альтернативе среднее выглядит шедевром. И главное – легко читается! Как школьное сочинение… Вот и читайте теперь классиков – они уже не мешают. Они уже никому не нужны. Мы всегда были «самой читающей» и самой эмоциональной страной. Нам всегда хотелось мыслить и мечтать. В этой ситуации для книжного бизнеса был лишь один выход – культивировать серость и пустоту. Не спрос рождал предложение, а наоборот. Людям грубо навязывали культуру, которая незаметненько, у всех на глазах, превращалась в культурку, при молчаливом согласии общества и власти. Сегодня наша культура как никогда отделена от государства. И двигаются они в противоположных направлениях. Разве в конце 80-х – начале 90-х кто-то мог предположить, что в один непрекрасный момент мы проснемся в другой стране с другим народом? Что в один момент из почитателей «Алисы в Стране чудес» превратимся в посетителей «Поля чудес»? А художники в один миг разучатся снимать, рисовать и завалят мир пошлостью? Значит – все возможно. И «завтра» опять может запросто стать другим. Поэтому в нашей непредсказуемой стране место для надежды всегда есть!

– Есть электронные книги, и все же этот формат не заменит бумажный. Но бумажных публикаторов часто интересует медийность персоны автора. Хотелось бы, чтобы ваши книги стали исключением из правил, но вы давно никому не показываете рукописей…

– Давно. Случайностей в бизнесе не бывает, особенно в книжном. Когда ко мне пришло понимание всего, что творится в культуре, я стала гораздо счастливее. И свободнее. Хочу пишу – хочу нет. И пишу что угодно, без оглядки. Хотя я всегда так делала, но… с некоей надеждой на отдачу. А теперь стало легко, тем более что на творчестве я не стремилась зарабатывать. Терять мне нечего. Одно поняла – можно написать лучше, чем ты можешь, а вот хуже – практически невозможно, даже если сознательно стараться сделать текст как можно более серым. Можно прыгнуть выше головы, а вот ниже головы прыгнуть невозможно. Мы живем во времена, когда низкий уровень – причем во всем – это и есть наша жизнь. И прыгнуть чуть выше непозволительно. Вдруг произойдет такой издательский промах: поднимут планку, значит, нужно будет всех авторов «поднимать» до этого нового – на самом деле единственно возможного – уровня. А это опасно. Мыслящий писатель опасен. Именно поэтому сегодня мы живем не в отдельной стране, а в общем мире общего «искусства». В рамках гофманического перформанса. Когда мы все – ниже плинтуса. За плинтусом должны и остаться. И уже не важно, какой ты политической направленности. Абсолютно не важно! Да и направленностей нет. Все условно. Нужны патриоты? Вот раскрученная литература от патриотов. Нужны либералы – сколько угодно. Нужны абсурдисты – милости просим. Нужны реалисты – вот, ешьте… Многообразие? Нет, по сути, – все одинаково. Всех уравняли. Как в сетевых магазинах. И можно сколь угодно долго бить великолепными текстами о бетонную стену. Но завтра перестанешь – и успокоишься. А послезавтра проснешься больной и старой, а перед тобой на блюдечке вместо коньяка – почет и слава… Только зачем они? Так ведь случилось с Этель Лилиан Войнич?

– Вернемся к вашим текстам. Грин и Андерсен – соприродные вам писатели. Быть может, ваша проза выросла именно из их книг, даже если сама не знает об этом.

– Я сама не знаю об этом. Мне действительно нравятся и Грин, и Андерсен. Но более близок сумасшедший и свободный Достоевский. Печальный и потерянный Ремарк. Сказочно реалистичный Гофман. Могу добавить к своим симпатиям и писателей соцреализма – Горький, Симонов, Николай Островский... Считаю катастрофой для нашей культуры, что соцреализм вычеркнули из литературы и литературоведения. Ведь он – только наш, он уникален, неповторим!.. А какое огромное влияние соцреализм оказал на мировую литературу XX века. Из него родились Анри Барбюс, Луи Арагон, Бертольд Брехт… Но вы задали прекрасный вопрос. Я все же еще с багажом книг советского образования. А вот если вы зададите такой же вопрос новоявленному писателю лет через двадцать? Из кого он вырос? Назовет ли имена писателей конца прошлого – начала нынешнего века? Не думаю. Он припомнит и Шекспира, и Толстого… Даже если их не читал: гамбургский счет никто не отменял. И его никакому книжному бизнесу, никакой политике не отменить. Гении никогда не обанкротятся. А может, и впрямь гениев прошлого достаточно еще на 20 веков? Пусть только они и остаются? И нам в искусстве пора идти назад, а не вперед? Чтобы по-настоящему стать духовными? А сегодняшние рукописи собрать бы да сжечь?.. Иронизирую. Увы, многие достойные творческие люди ушли и уходят из профессии, которая стала почти комичной. Писателям в этом плане повезло больше других: нам уходить легче. Мы можем уйти, не покидая профессии. Мы можем писать «для вечности», в отличие от артистов, которые «для вечности» не сыграют.

– Вы работаете над новой книгой. Понимаю писательские суеверия – не говорить ничего никому до завершения текста, и все же что это за история?

– В писательские суеверия давно не верю. О чем новый роман? Если скажу, что философский, все начнут зевать. Если скажу, что о настоящей любви, засмеют: анахронизм. Если скажу, что детективный, сыронизируют: очередная детективщица. Есть последняя попытка – конспирологический. Ну да этого тоже навалом, в нашей стране достаточно параноиков… О чем мой новый роман, сказать нечего. И не надо. Пока он существует в реальности только для меня.

– Что бы вы посоветовали тем, кто лишь пробует себя в литературе, не представляя себе «масштабов катастрофы»?

– Если вам нужна слава сегодня, сейчас, немедленно (любая слава – позорная, грязная, бесславная), идите на все. Начиная с продажи души и заканчивая продажей… того, что купят. А талантливым надо запастись терпением. И мысленно надеть пуленепробиваемый жилет. Нужно оставаться собой… понимая, что быть собой сегодня – уже маленький подвиг. А вообще, знаете, я как собака: смотрю умными глазами, все понимаю, но сказать не могу. Мне проще написать. Новый роман.