Пародисты ветра

Из нечитающих формируется стадо. Они – овцы. Их либо волк подрежет, либо пастух определит в загон. Иван Шишкин. Овцы под дубом. 1862–1864. ГТГ

Скоро откроет новый сезон конкурс для молодых поэтов и драматургов «Филатов-фест». А с осени прошлого года на сцене Центра драматургии идет спектакль «Черви», поставленный силами Московского театра поэтов. С организатором фестиваля, постановщиком спектакля и руководителем театра, поэтом, баснописцем, актером и режиссером Владом МАЛЕНКО побеседовала Юлия ВЕЛИКАНОВА.

– Влад, вы как-то сказали: «Ты же всегда учишься, если не дурак». Расскажите о своих учителях и об уроках.

– Мне страшно повезло с учителями! Это надо отдельную книжку писать. После шестидесяти засяду за нее. А пока скажу только, что люблю утром забывать о былых завоеваниях. Лучшее празднование побед – это постоянная готовность к новым сражениям, а главный учитель – русская литература.

– Насколько массовым в принципе может быть искусство, связанное с поэзией? Есть ли тут предел охвата? И каков он?

– Ну, что касается личного опыта, то я с радостью могу говорить о судьбе своих многочисленных басен, которые известны в среде театральной «абитуры» и у студентов по стране. Кое-что интересное я делаю на ниве поэтической телевизионной сатиры. В целом же подлинная современная поэзия – явление редкое. Вкус размазан. Графоманы-проныры оккупируют территорию поэзии, как беженцы старушку Европу. Они агрессивны, уверены в себе, они лезут-лезут-лезут… а подлинные новые башлачевы-губановы-рубцовы читают дома книжки… Мне смешно, что иногда про меня кто-то думает так: «Ага… сам, поди, писать-то не умеет, поэтому руководит…» Ну, и еще люди расколоты червями в своих головах. Это все дикое деление на либералов и ватников уже достало!

– Почему так нелегко поэту, литератору, режиссеру, художнику («продолжи ряд») в современной России? И вообще, как вы думаете, есть ли творческие люди, которым легко?

– Ну, в современной Америке или Румынии какой-нибудь он бы вообще не смог бы дышать, ваш поэт… Что за фраза такая «в современной России нелегко жить художнику»? Фигура речи, обязательная для «деятеля», получающего за нее привычные дивиденды? Только, кстати, в ней, в России, и жива поэзия. В остальных местах ее давно днем с огнем не сыщешь. Ну, может быть, где-то индийские рыбаки еще обсуждают ритм утренних волн… А так, в маленьких лабораториях прячутся не достреленные рынком солдаты Третьей мировой поэзии… Наличие творчества в крови лучше, чем его отсутствие. Легко – нелегко… Давайте вспомним стихотворение Александра Блока «Поэты» и выучим его наизусть. Пригодится. А любой художник одновременно шизофренический бунтарь и хранитель традиций. Мы же – пародисты ветра все… Волнуемся и волнуем. В этом главный смысл.

– На чем и как возрос и сформировался поэт Маленко? Стихи, проза, песни?

– И до школы, и в школе были тонны книг. Начало – это, разумеется, сказки Александра Сергеевича. Потом классный набор советского мальчика: Николай Носов, Маршак, Кассиль, Гайдар, Жюль Верн, Конан Дойл, Фенимор Купер, Дюма…. А в армии моим сержантом был Денис Золотухин. Его отчим – актер и поэт Леонид Филатов сформировал для нас программу изучения русской и мировой литературы. И мы ее штудировали ежедневно и еженощно, в течение двух лет и далее. Обожаю Аполлинера, Брехта, Лорку, Бодлера, Рембо, Блока, Маяковского, Есенина, Цветаеву, Пастернака, Мандельштама, Сашу Черного, военных поэтов, Заболоцкого, Рубцова… Из песен? Ну, пожалуй, наизусть вспомню примерно 500 Высоцкого. Люблю Башлачева, Гребенщикова…

– Реальность сегодня такова, что молодые поэты почти не читают книг – ни классической поэзии, ни современников. За всех сказать не могу, но знаю, что не читают и будущие художники-дизайнеры, и будущие юристы-международники. Что с этим можно делать?

– Из нечитающих формируется стадо. Они – овцы. Их либо волк подрежет, либо пастух определит в загон. Рано или поздно.

– Обида моя личная и досада, что ни Влада Маленко, ни Московского театра поэтов массовый зритель не знает. Я провела небольшой соцопрос.  Не знают. Есть у меня образ такой: вы варите свой суп, он очень вкусный, но вы мало кому даете его попробовать. Как вы к этому относитесь?

– Дорогая Юля! Вы полагаете, что Михаил Лермонтов, Федор Тютчев или Саша Черный отодвинули Стаса Михайлова, Ольгу Бузову и Шнура? Думаете, что массовая публика помнит, что собой представляла «Бродячая собака», или способна пересмотреть лекции Ираклия Андроникова? Смешно. Мы же с вами давно не в проклятом Советском Союзе живем. И здесь за людьми никто не ходит, как за детьми, по выражению Достоевского. Лет 20 назад ваш покорный слуга мгновенно расставался с девушкой, если та не читала «Записки из мертвого дома» и была не в курсе, что за место Ферапонтово... Сегодня я буду счастлив, если девица оторвавшись от айфона, все еще умеет читать и посмотрела фильм «Догвиль»... У меня недавно одна особа спросила в контексте фестиваля «Филатов-фест», кто такой Филатов? Интеллектуальный геноцид выгоден правящим корпорациям. Верх информированности – это «как стулом махались Мамаев-Кокорин…» или творчество Шнура…. Потому моя позиция проста: держать оборону в своей башне из слоновой кости и стараться удочкой ловить из окна этой башни золотую рыбку. Забирать к себе тех, кто еще жив... А что до рецептов? Нельзя при гангрене делать маникюр.... нужно менять уклад. Возвращать глобальный смысл. До этого очень далеко. Это все грустно.

– Вы сказали «Третья мировая поэзия»… Уже одно название с его могучим подтекстом и энергией претендует на масштабный и нужный проект. Это так?

– Те немногие люди, которые встают «под ружье», понимая, что жизнь духа (извините за пафос) – это и есть настоящая жизнь, а не потребление вторичного макдоналдского дерьма. А это по-любому война. Выбор. Убить в себе раба свободы тяжелее, чем убить в себе раба. Потому что внутренний разврат и хаос – необычайно живучая гадость. В этом смысле я никогда не понимал Юру Шевчука – которого люблю очень – с его подростковой мечтой обязательно все разрушить, потом удивиться, что это плохо, что вдруг все вокруг горит и опять война, потом самому исправить, но все равно любить давать детям спички...

– О чем бы Влад Маленко хотел сам у себя спросить, а многочисленные интервьюеры упрямо никогда не спрашивают?

– Я каждый день хочу спросить сам у себя: кто я такой... и для чего живу? И спрашиваю. И недоволен. И «обнуляю счетчики», забыв прежние достижения.

– Величие поэта измеряется величиной эпохи. Так ли это?

– Ну, про величие это не ко мне.  Мне вот нравится на лавочке выпивать под сырок... Кустурицу люблю в этом плане. Ему лучи не мешают в метро проходить и кур ощипывать...

– Лирика наша сейчас довольно тихая, потому что и время относительно спокойное? Или мы не открыли еще голос, соразмерный эпохе? Не зазвучал он пока еще? И все мы здесь и сейчас – почва, гумус, плодородный слой для него?

– Боюсь, мы еще поностальгируем по нашему тихому времени... к сожалению... Но уверен, что голоса звучат. Они живы. Лирика и не должна быть трубной. Маяковский – тоже притихший в современной лирике. Никакая мы не почва. Мы, возможно, последние, кто помнит чернила, имеет почерк, рифмует... Нас будут путать с египетскими пирамидами, называя собак именами писателей, которых никто не будет читать и знать...

– Какой мрачный прогноз. Давайте сменим тему. Есть ли муза у Влада Маленко? Вдохновляет ли женщина? Каковы роли в жизни поэта Прекрасной дамы или Жены – хранительницы очага?

– Муза обязательна, как вода. Как осень и вино. Как фотосинтез, как сама жизнь. Все в принципе всегда делается исключительно для девочек. Но я не выношу выносить... Вот если бы письма Пушкина издали при его жизни, он бы убил издателя. Из пистолета в лоб. «Недотыка моя...» Ну зачем такое знать из писем Пушкина к жене? Или постоянные их супружеские подсчеты денег зачем нам нужны? Лучше читать произведения. В них человека больше, чем в этом вот неудобном соседе по самолетному креслу...

– Вы даете молодым поэтам шансы реально, не в одном только Интернете, выйти к людям и к миру. Это и «Филатов-фест», и Московский театр поэтов. Но это – большая ответственность и огромный труд. Во многом самоотверженный и даже где-то противоречащий индивидуалистическому началу поэта и актера. Расскажите, пожалуйста, какова отдача и в чем ваша главная личная радость от этих трудов?

– За такой вопрос – спасибо. Даже отвечать не надо. Вы сами все сказали. Открытие новых имен – само по себе творчество сладчайшее! Это как новые стихи и спектакли, только еще интереснее! Вот появилась Алена Беловежская. И это и вправду – явление! Вот поэты Саша Антипов, Саша Скуба, Рина Иванова, Юлия Мамочева, Вениамин Борисов, растущий Антон Аносов... Они же – поколение! У нас с Максимом Замшевым и Сергеем Геворкяном в начале 90-х было объединение «Железный век», мы по-своему «рубились», шли к весне; а новые нынешние по-своему «отжигают». Только их надо заметить. Если бы у нас в свое время были «мы», нам было бы в сто раз радостнее! Не легче – радостнее! Но тогда была только юность и война по соседству.

– Есть выражение «Найти своих!». А какие они  – «свои» для Влада Маленко?

– Свои – это свои. Общий шаг к горизонту. А главное – всех нас время проверяет на своих и чужих. Безошибочно. Свои – это бессмертный герой-пограничник Женя Родионов, его мама Любовь Васильевна, мой старший друг, недавно ушедший Иван Бортник, актер Володя Завикторин, это Миша Довженко и Маша Семушкина, это Наташа Дрожникова и Даша Сенина, это Вася Семенов и Аня Панина, Саша Степанец, Аня Шалимова, Саша Богачев, Володя Вяхирь, Дима, Паша, Витя… Слава богу,  своих много. Почти вся Россия.