Госпожа Ураган, жестокая Алевтина

Выйти к морю, ничего от него не ожидая, радуясь, что были силы дойти, увидеть волны и почувствовать щекой ледяной ветер. Лев Лагорио. Берег моря близ Алушты. 1889. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

История о море, исцеляющем от грусти, боли, несчастной любви и страха смерти. История о надежде, а еще о непостижимой силе, которая проявляется в нас и действует через нас, чтобы мы спасали друг друга. О новом романе «Чувство моря» с его автором, исследовательницей повседневных чудес, городской мифологии, неуловимых превращений жителей мегаполисов и маленьких городков УЛЬЕЙ НОВОЙ побеседовала НАТАЛЬЯ РУБАНОВА.

– Мария, в прошлом году роман «Собачий царь» не был номинирован ни на одну из литпремий, хотя легко мог бы получить тот же «Нацбест» или «Большую книгу». Я редко влюбляюсь в тексты, но в ваш роман, как позднее и в роман Александры Николаенко «Убить Бобрыкина», – да, влюбилась: они схожи по типу письма, таких вещиц сейчас почти не делают. Что думаете о писательской удаче при игре в премиальную рулетку? «Убить Бобрыкина» стал лауреатом «Русского Букера», а «Собачий царь»…

– «Собачий царь» позволил испытать литературную удачу другого рода: он сделал возможной маленькую серию из трех книг, которая называется «Улья Нова: Городская проза». В этой серии вышел сборник новелл «Аккордеоновые крылья» и была переиздана книга «Лазалки». Таким образом, «Собачий царь» вытащил на свет, преподнес читателям еще две мои книги. Подобное нечасто случается. Это не хуже любой премии.

– Возможно. Город, море – в ваших текстах это одушевленные стихии, не случайно новая книга называется «Чувство моря». Насколько близость Даугавы и Балтики повлияла на написание романа и о чем он, кроме как о бездонной глади и любви на ее фоне?..

– Эта книга о двух людях, которые пытались спасти друг друга. У одного внутри таится мина, ее взрывное устройство временно приостановили в больнице. С этим он и выходит к морю, ничего от него не ожидая. Каждый раз радуясь, что имеет силы дойти, увидеть волны и почувствовать щекой ледяной ветер. Потому что он капитан, а море – его жизнь. У другой в сердце – граненый стеклянный кинжал взаимной любви, которая, увы, закончилась болью. Она медленно угасает в Москве. Эти двое пишут друг другу письма утопающих. А в море сталкиваются и тонут корабли и паромы. И свирепствует жестокая Алевтина, госпожа Ураган. Не буду пересказывать, не хочу раскрывать все тайны этого романа. Только добавлю: жанрово книга сочетает морские притчи, реквием, карнавал, легенду о святом, роман в письмах. Балтийское море, конечно, повлияло на ее создание.

– Вы читаете, приезжая в Москву, лекции в школе литмастерства, коих развелось сейчас множество, и каждая претендует на позиционирование типа the best. Забавно то, что все – ну или через раз – хотят стать писателями. Что за болезнь – тщеславие, графомания головного мозга, причуда?.. Таланты-то обычно самородки.

– Но чем же человек, мечтающий написать книгу, принципиально отличается от нас, уже написавших? На мой взгляд, ничем, кроме того, что он сейчас в самом начале пути: ищет наставника, старается узнать больше о писательском мастерстве или хотя бы получить представление о ремесле. Да, у кого-то, быть может, есть легкая грусть и даже зависть к тем, кто делает первые шаги, еще никак не обозначился. И перед кем еще так много чистых листов. Но справедливости ради хочу заметить: писатели все разные. Тем и прекрасно это занятие, что в него приходят с разных сторон. И самородки, и те, кто получил прекрасное гуманитарное образование или даже периодически посещает занятия литературных мастерских. Любой имеет право и может попытаться написать свою книгу.

– Тогда и балетом любой может заняться, нет? Я думаю, как не следует плодить нищих «для улучшения демографии», так не следует плодить и авторов, которым никогда не стать писателями. О какой такой зависти к начинающим можно говорить? Как заметил однажды Гафт, «вдохновение испытывает и посредственность». О'кей, вы кандидат медицинских наук: обойдемся без банальных сравнений с классиками, коснемся лишь того, насколько подобное образование помогает в сюжетном препарировании человека, имя которого «звучит гордо», ведь человечек предстает пред врачующим изнутри нутра в прямом смысле, со всеми своими кишками и остеомиелитом…

– Мы клятву Гиппократа давали в гостинице «Россия». Но время идет, многое меняется. Нет теперь гостиницы «Россия», на ее месте – парк «Зарядье». И врачом я, увы, не стала. Но заповедь «Не навреди» навсегда со мной. Недавно в Риге я зашла в замечательный Музей истории медицины им. Паула Страдыня. Там мое внимание привлекла неброская на вид витрина с хирургическими инструментами – всякими тоненькими крючками для операций, которые веками создавались и совершенствовались. Я больше не занимаюсь медициной. Но медицина во многом сформировала меня, мой взгляд на мир. Иногда с нею хочется соглашаться, иногда с нею хочется спорить. Наверное, мне-писателю хотелось бы иметь такой же набор тоненьких крючочков, безжалостных и точных инструментов. Чтобы читатель снова начинал сопереживать, учился чувствовать чужую боль. Это не желание манипулировать. Нет. Это порой неотложная и безжалостная магия исцеления души литературой.

– Писатель прежде всего манипулятор: к чему оправдания? Надо, надо манипулировать сознанием, ведь «…только море не врет. Оно все время меняется, оставаясь неизменным» – цитата из нового вашего романа. Что море для вас? Не думали ли вы, что отъезд в Ригу из Москвы, где чувством моря и не пахнет, – материализованная проекция чуда?

– Я написала книгу, в которой много размышлений о море, о вечности, о возможности спасения из шторма и даже из урагана. На морском берегу смотрят вдаль разные герои. Один из них неизлечимо болен. Другой, вероятно, когда-то потерял в море ногу. Кто-то обречен утонуть. А кто-то освобождается от печали, наблюдая волны. Мне бы не хотелось сейчас, когда роман только что вышел, раскрывать, какой именно взгляд на море мне ближе. Я попыталась вложить в текст много чувств, раздумий, ускользающих образов, боли и любви, веры и ветра. Возможно, для меня холодное и безлюдное море тесно связано со свободой и вечностью.

– Клиповое сознание, по сути, должно бы отодвинуть архаичные романные формы и отдаться волнам рассказа. Илья Кормильцев в свое время сказал, что «книги придумали просто для того, чтобы скоротать время в дороге», а коротать его удобнее короткими стори-клипами. Будущее за лаконизмом – нужно лишь донести это до читателя, привыкшего к длиннотам лишь потому, что альтернативы нет, рассказы выходят довольно редко. Что можно сделать для возрождения жанра и даже введения провокации типа «читательской моды» на него?

– А мне кажется, с рассказом сейчас как раз все хорошо. Жанр на глазах трансформируется и обогащается. Один за другим выходят замечательные сборники. Многие из них – литературные события. Например, на днях дочитала «Ноктюрны» Кадзуо Исигуро. А летом большую читательскую радость мне доставил, кстати, очень тревожный, пронзительный сборник «Крушение пирса» Марка Хэддона (того самого, который «Загадочное ночное убийство собаки»…). Или вот, совсем недавно вышел сборник из девяти историй Леонида Юзефовича «Маяк на Хийумаа»: я встретила теплые отзывы на эту книгу, собираюсь читать. Так что рассказы пишут, их сейчас довольно активно издают. Не думаю, что есть необходимость вводить какую-то особую моду. Ведь рассказы – это то, что было и будет всегда.

– Вам лишь кажется, будто с рассказом «все хорошо». И вы говорите сейчас не о талантливых текстах нераскрученных авторов, а о сборнике рассказов нобелевского лауреата и об историях лауреата «Большой книги». И как будто что-то недоговариваете… Что же на самом деле болит? О чем хочется писать, невзирая на негласные запреты? И появится ли наконец такой отчаянно смелый текст? Тот, который будет писан от сердца, а не от ума, размышляющего, «издадут ли»...

– Никогда мой ум не размышляет, «издадут ли». Когда пишу, его занимают совсем другие вещи – чтобы все сюжетные ниточки сошлись, чтобы все шестеренки романа или рассказа сцепились, чтобы эта птичка сложилась, ожила и полетела. А вам «Чувство моря» не показалось смелым текстом, написанным от сердца? Почитайте, вдруг это – то самое, чего вы так ждете от меня.