Весь ужас в том, что нас сейчас поймут

Наглядный пример слияния слова и изображения. Коллаж из арт-проекта Андрея Рыбакова и Владимира Вишневского «Изостишия»

Владимир Петрович Вишневский (р. 1953) – поэт, актер, телеведущий. Окончил факультет русского языка и литературы Московского областного педагогического института. Широко печататься начал с середины 1980-х. Как телеведущий вел с 1990-х годов множество программ на ТВ. Снялся более чем в 25 фильмах. Широкую известность получил благодаря ироническим стихам и моностишиям. Автор 25 поэтических книг. Стихи вошли в антологию «Строфы века». Автор работы «Язык телевидения как уникальный кладезь экспрессии для практикующего поэта» и шоу-трактата «ВЕЛИК, МОГУЧ, СВОБОДЕН=как мне ДОРОГ! – ЯЗЫК, где НЕТ СЕГОДНЯ ОГОВОРОК+вопросы я з ы к о З р е н и я». С 2010 года в соавторстве с художником Андреем Рыбаковым реализует арт-проект «Изостишия». Лауреат премий «Золотой Остап», «Золотое перо России» (2002, 2015), национальной премии «Любовь народная», Союза писателей Москвы – «Венец».

В этом году у Владимира Вишневского вышла очередная книга, озаглавленная его знаменитым моностишием «Все больше людей нашу тайну хранит». Компактная, яркая и нешаблонная, выполненная путем витиеватого смешения искусств – стихотворного, афористического, графического, драматургического и художественного, – она выразительно и объемно подает сложную личность автора. С Владимиром ВИШНЕВСКИМ побеседовала Елена СЕМЕНОВА.

– Владимир Петрович, несмотря на все ваши яркие ипостаси – от кино до шоуменства, – с поэтической стороны вы широко известны в народе именно как автор моностихов…

– Обычно «в этом месте» я, живя в режиме перманентного интервью, почти истошно (и безуспешно) пытаюсь напомнить, что в знаменитой антологии «Строфы века» поэт Вишневский представлен именно лирическими стихами, причем канонической протяженности. Но что да, то да: Одностиши-Я. И соотечественники при встрече в городе или аэропортах мира цитируют чаще всего «моностихи», даже и не ведая о таком термине… И грех мне на это сетовать! «Спохватывая себя», неустанно благодарю жизнь/небеса за эту Возможность, за территорию, где меня легко идентифицировать. То, что я поэт – какой-никакой, – могу уже никому не доказывать. А одностишия сделали меня небезызвестным – и спасибо им. Включая то, самое популярное «О, как внезапно кончился диван!», которым друзья-поздравители/эстеты/издатели меня почти уже затравили… 

– Извините, но я восхищена вашими произведениями именно в этом жанре, поэтому позвольте задать еще вопросы о них. Не вспомните ли вы, когда сочинили первый моностих? Какие считаете вашими главными удачами? Что для вас важней и фундаментальней в моностихе – ритм, интонация, ирония, эротизм? 

– Почти процитирую автобиографию… Как-то, в прошлом веке и еще до книг, когда в статусе хронически молодого поэта я уже бодро печатался в разделах иронической поэзии столичной периодики, я задумал/замутил сочинение о том, как у поэта с говорящей фамилией Скунсо (сегодня я такую использовал бы разве что в качестве пародии на юмор остряка-искрометчика) вышла в свет книжка. И вот я представил себе и людям ее оглавление. Ну, например: «Бывало, в первый день в пансионате…» или «Как холодит ладонь бутыль кефира…» И элегическое «Не то уж натяженье гамака…». И вдруг я понял, что каждая строчка, как бы являющаяся начальной стихотворения, имеет некоторую самоценность. И увидел, что могу это усилить. Одним из первых моих признанных одностиший был «салют» классику: «И долго буду тем любезен я, и – этим…» (знаково, если не пророчески оказалось). И – пошло-поехало... А вот, кстати, из ранних, развивая вашу изящную мысль, с «фундаментальным эротизмом»: «И тут она увидела, что он…» Само одностишие как форма уже эротично, хотя бы в силу ритмизованности, а не только почти неизбежного многоточия… Что же касается перечисленных составляющих, то важно все, и не всегда можно так вот разъять условную гармонию такой алгеброй (хотя в отдельных случаях ирония, как ни странно, может и не доминировать). Что до явных удач, то их мне подсказывают пока практически из любого зала: от «Был отвергаем, но зато – какими!» до «Любви моей не опошляй согласьем». Так что не буду заниматься мелочной «самоцитацией» своей «недлинки», ограничусь названием новой книги – «Все больше людей нашу тайну хранит». Если же отвечать кратко – а как же еще?! – важнее/фундаментальнее всего, как ни банально – поэзия это или нет… Ночевала ль?.. 

– Но все же ощутимо, что юмор и ирония – почти обязательные составляющие ваших моностихов. Без этого они так красиво не «заиграют». А как же быть с теми моностихами, в которых печаль, грусть, смерть? Ведь и такие тоже вы пишете? 

– Я их преимущественно не пишу, а проживаю – в экстремальные моменты любви и дружбы… Не буду описывать в подробностях встречу спустя годы четверых друзей, живущих уже в разных странах, когда со щелчком выключателя в прихожей пустующей квартиры у одного из нас вспыхнуло в голове, в душе ли: «Уж некому сказать: «А вот и мы!»… Есть и другие примеры – в той же книге… Но ваше «так ощущаю» точно отражает все еще традиционное восприятие однострочий как заведомо ироничной/экзотичной формы… «Как важно оборвать стихотворе!..» 

– Когда вас читаешь, возникают ассоциации с Игорем Губерманом... 

– Нет! Вот только с этим «классиком» ассоциировать я отказываюсь! С некоторых пор… Извините. 

– Хорошо. Но есть другие. Например, поэт Герман Лукомников… 

– Вот это вполне приятное и неожиданное имя! Представляю, сколько пытливых читателей «НГ» пробьет его и – откроет для себя нового поэта… А не иного… 

– Вы все, включая «запиканного» вами Губермана, работаете в лаконичной и смешной форме. И вместе с тем я ощущаю, что все вы – поэты разных ниш, у каждого своя аудитория. Ощущаете ли вы общность с этими поэтами? 

– Я готов быть в профессиональном родстве с поэтами, которых интересно и читать глазами, и слушать со сцены… И чтобы зазор тут был минимальным. Ведь публичные выступления – часть моей работы и даже зарплаты… Вдруг вспомнились стихи Маяковского о любви, означающей еще и «срываться, ревнуя к Копернику, его, a не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником…»... 

– Вообще, моностих – это здорово. Короткая фраза, вмещающая в себя глобальный концентрат мысли. Возможно, именно благодаря краткости и удельному весу она всколыхивает ментальные дебри. Я так понимаю, вы пишете много, но в итоге происходит отсев. Случалось ли у вас, что вы считали моностих отличным, но он не обрел популярность? 

– Случалось чаще наоборот… «Нет времени на медленные танцы» стал «проектобразующим» для Леонида Парфенова на «том» НТВ (где, кстати, вышло и мое ТВ-собрание сочинений «Вишневский Сад»: это когда знаменитости согласились исполнить по строке). Пока не забыл, сверкну одной самозащитной цитатой из Яна Парандовского, автора моей любимой книги «Алхимия слова» (с которой мягко рекомендую ознакомиться всем писателям, не только начинающим), и это «ЦИТАименноТА»: «Иногда поэты задумывались: а не следовало бы остановиться, написав первую строку, словно бы посланную с неба? Зачем добавлять вторую, которая обычно дается с трудом, ценой всех капризов и случайностей, навязываемых рифмой? Не выглядит ли временами эта вторая строка так, будто ее нам подсунул злобный и коварный враг, чтобы разрушить очарование первой строки? Если такие однострочные стихи восхищают нас в записках и черновиках поэтов, издаваемых после смерти авторов, то почему не закрепить за моностихами право на самостоятельное существование? Однако никто из поэтов на это не отваживается...» Можно, конечно, мне и поуглубляться в «ментальные дебри», но более сведущие люди в свое время уже все сформулировали: автор, сатанинским образом совпав с эрой клипового сознания/мышления, нечаянно создал тренд (задолго до этого продвинутого слова), подсадив русскоязычный мир на однострочную поэзию. При этом я подчеркиваю, что не явлюсь первооткрывателем в чистом виде и салютую классикам – и Карамзину, и Брюсову… 

– Не могу не спросить о поэтах, которые для вас важны. Интересно бы услышать и о поэтах ушедших веков, и о современниках. Как вы относитесь к Маяковскому, ведь художественные работы с вашими моностихами по методу подачи перекликаются с Окнами РОСТА? Хотя, конечно, логично бы было определить их как «антиплакат», ибо в них нет никакой пропаганды. 

– Позвольте расценивать кое-что из вашего массивно-ёмкого вопроса так же, как нормально-читательское ИМХО с потенциалом сотворчества... Все, что явлено в слове, можно счесть и пропагандой (например, «хорошего вкуса»), и жанром плаката надлежит владеть, и лучшее из Маяковского чтить… Я, знаете, когда у меня дочь родилась, написал жене наставление: «Должна забыть ты, чо такое «спать»: ты – Мать». Вспоминается и более «общественный» пример: двадцать один год назад юбилейная столица была местами оформлена щитами с моим, ставшим даже знаменитым «Пусть я не мэр, но я – обеспокоен...».
Поэт поэтов для меня Александр Блок. Это в 14 лет со мной произошло… Я его стихи даже в своей чтецкой программе (из примерно 50 поэтов) наизусть исполняю и, как считают, по-новому. Но сказать я хочу о поэтах либо незаслуженно забываемых, например, широко, но «безымянно» известных по одной кинопесне, таких как Александр Аронов («Если у вас нету тети…» из фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!») или Алексей Дидуров («Когда уйдем со школьного двора…»). Аронов меня впервые напечатал и – наставлял. Через знаменитое дидуровское рок-кабаре «Кардиограмма» прошли многие из тех, чьи имена на сегодня на слуху, – от Дмитрия Быкова до Инны Кабыш… (Я помню, как стоило мне что-то написать, я звонил Алексею.) И дело даже не в том, что они мне многое дали и чему-то научили. Это значимые русские поэты. А есть еще и классик Николай Глазков, кого я не имел чести знать лично. А какой большой поэт, самобытный человек, скоморох… У Глазкова немерено прекрасных стихов. Ну, по памяти: «Затем, чтоб как деревья и трава,/ Стихи поэта были хороши,/ Учиться надо складывать слова,/ А не кичиться сложностью души». 

Но прежде всех – Евтушенко и Вознесенский. Это, наверное, последние поэты, которые являли собой некую гармонию – в моем юношеском понимании. Слава, любовь женщин, самостояние (про благо – уж и не говорю) – вот что значит быть в России знаменитым поэтом. (Так я был наивен, ибо молод.) Мне «выстраданно» повезло: с кумирами юности я в зрелости своей подружился. Более того, они мне стали друзьями и старшими коллегами, оказали уважение… Андрей Андреич посвятил мне стихи, а Евгений Александрович даже статью написал «Наш Сострадамус». У меня просто есть одностишие: «Да, я пророк, но я же Сострадамус!..» 

– Я знаю, что художники рисовали картины на ваши стихи. А как сложился этот проект? 

– На мои стихи рисовали прежде всего самодеятельные художники, то есть читатели, норовившие проиллюстрировать известные стихи (например, про палача – «Работа-то на воздухе, работа-то с людьми!»), нарисовать карикатуру «по мотивам». Но вот меня, что называется, «втянули»… И родился наш с художником Андреем Рыбаковым арт-проект «Изостишия». В релизах можно прочитать: «Стихотворный текст, лежащий в основе каждой работы, выполняется автором: поэт пишет пером, кистью, маркером, создавая уникальные шрифтовые композиции. Экспериментируя с цветом, формой, фактурой и ритмом, художник Рыбаков объединяет слово и изображение в единое целое». Пресса уже отмечала «оригинальные коллажи, способные не только восхитить, но и шокировать». Как оказалось, «любимые строчки Вл.В. теперь не просто передаются из уст в уста – их еще можно и увидеть». Восемь лет проекта – это более десятка выставок, кое-что из работ пополнило музейные и частные коллекции. К примеру, один коллаж так вот «звучит»: «Весь ужас в том, что нас сейчас поймут…» 

– Ваша новая книга «Все больше людей нашу тайну хранит» – это на первый взгляд конгломерат стихотворных мыслей, афоризмов, неологизмов, выстроенный в интересной комбинированной форме, где задействованы и элементы спектакля, и графическая игра. Возникает ассоциация с записями комментов в соцсетях – трансформация, обрывы, переклички. В общем, полифония. Как бы вы сами назвали такой жанр? 

– Поэтическая книга-перфоманс как жанр – догадка хорошая и лестная. Всякому, кто окажет мне честь и возьмет книгу в руки, чтобы перелистать, а то и прочитать, будет очевидно: при том нетривиальном макете, который выбран автором, и при понятной специфике разнокалиберного материала каждую страницу пришлось буквально «вышивать»! Поэтому книга имеет для меня высокую себестоимость в смысле работы: много времени надо было провести плечом к плечу с верстальщиком, и я, как на службу, ежедневно отправлялся в издательство. Характерно, что по ходу этого ответственно-радостного процесса родилось изрядно стихов, «с колес» влетевших под обложку!.. 

– На одной из кафедр русского языка защищена диссертация «Лингвистические особенности идиостиля В.П. Вишневского». Сознаюсь, что не читала. А какие особенности подмечены в ней? 

– А мне вот довелось прочитать и – спасибо автору Галине Верченко – узнать про себя много нового… Позвольте не грузить вас цитацией с использованием «наукотерминов» – «усечение словоформы», «обыгрывание иноязычных основ», «расширение парадигмы сравнительной степени прилагательного». Речь там по-научному суха, но в контексте смеховой культуры ведется о склонности автора к языковой игре, о работе с русской идиомой, клише и штампами СМИ… Ну и, конечно, о словообразовании, про неологизмы мои… Ведь выпустили еще и «Словарь языка произведений В.П. Вишневского», извините… Где уже много чего не хватает. Из новой книги: амбицепсы, клептовалюта, биткоитус, реноварварство, единорозги, перезагрусть, РосЦеликом, отзовисимость, грехопадерево… Или – из личного новояза и «эйфористики»: «оскорбление чувств ворующих», «паяцы одной руки», «рейтинг проклинаемости», «Приход зимы в столицу – снегатив». А в прозе, спровоцированной дискурсом, возможна своя сумасшедшая поэзия: «Наша задача как все еще влюбленных выйти на добрачный уровень интима»; речевой троллинг с грозной интонацией: «И давайте, вот что – не переступать грани между содействием и пособничеством!..», «И не надо тут вскрикивать в угоду своим болевым ощущениям!» Я убежден, что всё это не просто словесное «комикование», а выражает нечто очень сегодняшнее: «Всех многоруких проверять на шивость!» Ну, словом: «Шаблон разрывен – и матчасть/ Нас выучит, неровен час...» 

– Название шоу-трактата «ВЕЛИК, МОГУЧ, СВОБОДЕН=как мне ДОРОГ! – ЯЗЫК, где НЕТ СЕГОДНЯ ОГОВОРОК+вопросы я з ы к о З р е н и я» говорит о том, что важнейший для вас метод – это разрыв шаблона. Есть ли у вас творческий манифест? Если да, то каков он? 

– Пожалуй, есть, и это – как «Отче наш»… Со всей «энергией заблуждения» (выражение Шкловского) отстаиваю свое: на едином аварийном пространстве нашей уже объятной Родины самая успешная отрасль и самодостаточная стихия, самая экономная экономика и эффективная логистика – Русский Язык. Современный и тот, о котором процитированный Тургенев сказал сверх знакомого со школы: «Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?» (Так вот он – больше чем повод для «уникально-нашенского» оптимизма…) Сегодняшний, но все более великий русский язык – территория свободного волеизъявления, это наше реальное право Выбора. Выбора слова. Которое в той или иной ситуации позволяет нам сохранить достоинство, выразить свою мысль (а она, будучи «изреченной», вопреки классику, не обязательно «есть ложь»), любой нюанс – хотя бы вот этот… Не умаляя ни один из «двунадесяти» великих языков, настаиваю на отдельной уникальности современного РЯ: он, как никакой другой, склоняет к словотворчеству. То статусно представляет персону, то раздевает ее, обнажая суть явления. Мой, увы, любимый пример пророчески-трехлетней давности – ответ из министерских уст: «Продление моратория на денежные накопления не связано с дефицитом пенсионной системы, а направлено на усиление ее солидарного характера». (Вот как надо отвечать супруге на вопрос «Где ты был?») А какие «правильные» глаголы царят – «отжать», «продавить», «прессовать», «слить». И несть числа примерам. Когда с экрана звучит уже ставшее мемом «но что-то пошло не так», это не оговорка – это алгоритм новейшей истории. Каждый божий день что-то идет не так, из чего и складываются «не самые лучшие времена». Как сказал тот же Глазков аж в прошлом веке: «Чем столетье интересней для историка,/ тем для современника печальней». Мне тут недавно дочь, восьми лет от роду, поздравляя с ДР, написала: «Я желаю тебе всегда оставаться наяву событий...» 

– Бывали ли случаи, когда ваш моностих, афоризм сыграли серьезную действенную роль в какой-либо человеческой истории? 

– У меня, конечно, скопилась некоторая почта и актив, откуда можно черпать нескромные примеры… Когда в 90-е приобрело популярность, и не только в столице, мое первое увесистое издание «Спасибо мне, что есть я у тебя», как бы застолбив жанр, я получил такое, к примеру, письмо из города Камышина: «Прочитал вашу книгу и женился». Есть и послание от читательницы по имени Света в стихах: «Спасибо Вам, что Вы на свете есть./ Но только жаль, что не на каждой Свете./ Спасибо, что не про мою вы честь –/ Вы честь мою не раз спасали этим». Храню и фото – его на автограф-сессии без слов вручила мне девушка, которая в курсе как минимум «Ты мне роди, а я перезвоню!» – с дарственным обещанием: «Я вам рожу – вот номер телефона!» Про то, что одностишия не раз и не два использовались как слоганы разных структур, я подробничать не стану, но есть и чистосердечно признавшийся в том, что мое «Делай, что должен, и будь!» он использует как личный девиз. Однажды, еще в «доновейшеисторическом» Киеве мне удалось, начав читать не те, а именно эти стихи, предотвратить начавшуюся было политическую драку с реальным мордобоем. (Про эффект моей стихотерапии мне время от времени напоминают, спасибо.) Тысячи людей, дотоле и не писавших, соблазнились так называемой «кажущейся легкостью» одностишия, пополняя собой легион последователей/подражателей. Но – ни одного случая, чтобы это кого-то сгубило или звездно прославило, мне не известно. Есть, впрочем, один единственно бесспорный «случай человеческой истории» – скромно моей… Как я написал/зафиксировал (кстати, общаясь с любимой), так и стараюсь худо-бедно следовать своему главному Моностиху: «Жить надо так, чтоб не сказали «помер»…» 

– Вы много лет в поэзии, на эстраде и телевидении, вас знает вся страна, у вас недавно вышла 25-я книга. Жизнь удалась, как говорится, – это все-таки приятное чувство, наверное?.. 

– Знаете, я бываю как гость на разных юбилеях, где уже стало штампом: на пике обязательно зазвучит великая песня «My way» в исполнении Синатры: на экране сменяют друг друга основные вехи жизни юбиляра. Вот он – мальчик в матроске, вот – в армейской пилотке, а вот – уже у своей нефтяной вышки, а вот – с Путиным на вручении… И все это «My way», и все подпевают (сгубили, короче, такую песню). Но это лишь подводка к суперштампу: выходит сам юбиляр и говорит, как принято не только в интервью: «Я не жалею ни о чем». Какие же вы эталонно счастливые, хочется мне вновь восхититься, а я вот жалею – и о стольком!.. О том, что не дерзнул – и не раз в свое время, о малодушии собственном, о не реализованных мной же пенальти, предоставлявшихся мне жизнью. И о том свидании с девушкой, которое прервал, потому что надо было ехать на выступление. (Вот этого точно никогда себе не прощу.) Я обо всем со-жалею, но с этим же надо что-то делать. И мне все чаще кажется, что только на энергии сожаления я и держусь – и, может, что-то еще успею…