Смесь самогона с портвейном

Для одних неудачник-недотепа, а для других – герой. Кадр из фильма «Огни большого города». 1931

Проза Анатолия Гаврилова – это странный мир. Она предельно лаконична, но порой возникает ощущение, что время в ней растягивается и сжимается, как меха гармоники, и в двух предложениях можно прожить целую жизнь, а пара страниц сокращается до мгновения. Каждый рассказ – как эксперимент, где автор обманывает ожидание читателя. Делается это во многом благодаря разрушению комфортной классической парадигмы и ломкому парадоксальному ритму, который можно уподобить сложной полистилистичной оркестровке. Недавно в берлинском издательстве Propeller вышел новый сборник рассказов Анатолия Гаврилова «С Новым годом!». С Анатолием ГАВРИЛОВЫМ побеседовал главный редактор издательства Илья КИТУП.

– Анатолий Николаевич, в перестроечной «Юности» я наткнулся на очень странные рассказы – там фигурировали сортир и курятник. Я запомнил имя автора. Спустя пять лет мы познакомились с вами в Берлине – и вот тогда прочитанное связалось с носителем имени. Это было откровение! А в 2004 году я посетил моего друга Бавильского. Из огромной стопы присланных ему книг немедленно выудил томик «Весь Гаврилов» и прижал его к груди. «Конечно, бери!» – сказал Бавильский. Я был счастлив. А теперь я счастлив, потому что мне посчастливилось издать вашу новую книгу. Не слишком ли много счастья?

– Счастья много не бывает.

– Не вспомните ли, когда вы впервые потянулись к печатному слову – газете, книге? И каковым было это первое знакомство?

– Ты еще не умеешь читать, а только рассматриваешь книжные иллюстрации – радость. Ты уже научился читать – еще большая радость.

– Что было вашим любимым чтением в детские, а потом в юношеские годы?

– В детстве любил читать сказки, про войну, шпионов, про путешествия. В юности – лирическое, политическое, философское.

– Были ли авторы и книги, которые в какой-то момент «прострелили мозг» и изменили сознание?

– Книга способна изменить ракурс, под которым ты смотришь на мир и себя.

– Были ли авторы и книги, которые подтолкнули вас к тому, чтобы вы сами впали в безумие и превратились в того, кого принято называть писателем?

– Книга способна спровоцировать самому написать книгу.

– Неприличный вопрос: писали ли вы когда-либо стихи?

– Со стихов и начинал. Например:

Антрацит на снегу.

Или снег на антраците.

Потом стихи кончились. Сейчас опять появились. Например:

Сжата рожь, не поют соловьи.

Море мерзнет, не море, а mori.

– Как вы выдержали пытку Литинститутом – заведением, калечащим и убивающим все живое и плодящим графоманов?

– Литинститут – это и море, и mori.

– Ваш записной лирический герой – неудачник-недотепа с трагическим восприятием мира. Честно говоря, я не любитель соотносить лирического героя с его автором. Трагическое восприятие вами мира могу в принципе допустить. Но считать неудачником писателя, добившегося немыслимых литературных высот, категорически отказываюсь. Что бы вы могли бы на это сказать?

– В моем случае соотносить лирического героя с автором вполне допустимо.

– Больше всего я люблю писателей, которые бьются за каждое слово и пишут, как принято говорить, «мало». Вы – один из них. Осмелюсь предположить, что Бабель и Добычин – из ваших главных любимцев. Я не ошибся?

– Вы не ошиблись.

– К вышеперечисленным я бы добавил такие имена, как Гоголь, Зощенко, Платонов. Не попал ли пальцем в небо?

– Да, и Гоголь, и Зощенко, и Платонов. И, конечно, Чехов.

– Кого из классиков мировой литературы (проза, поэзия) вы любите и цените?

– Фолкнер, Джойс, Хемингуэй, Оден.

– Удивительно, что в любой момент времени в России можно насчитать с десяток-полтора отличных поэтов. С прозой все категорически иначе. Для меня важны Аркадий Бартов, Дмитрий Александрович Пригов, Владимир Сорокин. Позволительно ли узнать ваше мнение об этих авторах?

– Пригов, ранний Сорокин.

– Кого из ныне пишущих прозаиков и поэтов вы хотели бы отметить?

– Евгений Попов, Эдуард Русаков, Дмитрий Кантов, Павел Елохин.

– Мне кажется, Facebook в последнее время оказался для вас идеальным поводом и местом для появления новых текстов. Он вас не раздражает?

– Facebook – это коммунальная квартира, где может быть все.

– Как вы называете свои сочинения – рассказы, миниатюры, тексты?

– Рассказы.

– Мне просто невозможно представить написание таких объемных текстов, как роман. Как набрать и сколотить в гениальное целое море гениальных слов? Ваше отношение к повести и роману?

– Не могу представить себя в качестве романиста.

– Ваш оригинальный стиль и способ письма появились сами собой, как чудо (или черт из табакерки), или же вам пришлось их искать?

– Свой стиль я искал мучительно долго.

– Мне всегда было понятно, что вы поэт. И весьма заметно, что некоторые из последних ваших текстов без пяти минут стихотворения в прозе. Мне очень импонирует это межеумочное состояние. Поэтическая проза (или наоборот) – что бы вы об этом могли сказать применительно к себе?

– Это смесь самогона с портвейном, а иногда – виски с содовой.

– Ваши сверхлаконичные, а то и уклончивые ответы выказывают желание вставить пистон как интервьюеру, так и читателю. И это правильно. Это – весело. Так веселится прищуренный лукавец – или изощренный художник-концептуалист. Не исключаю оба варианта. Кто вы, Анатолий Гаврилов?

– Мне близок Чарли Чаплин.

– В переводах у вас выходили книги в Германии и, кажется, в Италии. Где-то еще?

– Еще в Голландии.

– Бываете на родине?

– На родине война.

– О творческих планах – запланированы ли неожиданные эксперименты?

– Нет, не планирую.

– Хвалить – не ругать. И хвалящему приятно, и тому, кого хвалят, тоже. Так что можно подвести итоги. Я уверен, что произведение искусства имеет смысл и ценность лишь тогда, когда оно новаторское. И в этом смысле сочинения Гаврилова именно таковы. Уникальный авторский стиль и способ повествования – уже одного этого хватило бы за глаза. Но есть еще оригинальный лирический герой – простофиля и нытик. Есть проза, которая без пяти минут поэзия – или наоборот. И, по-моему, вообще новый жанр (литературного) текста, вскользь – промеж жанров. Притом весьма читабельно. Главреды журналов должны на коленях вымаливать у такого автора новые тексты. Издатели – предлагать заманчивые гонорары и туры с чтениями по всей стране. Где все это?

– Предложения есть, гонорары – символические.

– Был бы очень рад выпустить ваши новые книги. Издательство «Пропеллер» работает быстро и мобильно. Я могу надеяться?

– Спасибо, буду рад соответствовать «Пропеллеру».

– Вы такой шутник, уважаемый мастер. Примите нашу неземную любовь и земной поклон.