Но это не вошло потом в печать

И я почувствовала себя героем Вячеслава Тихонова. Кадр из фильма «Доживем до понедельника». 1968

Литературная жизнь столицы разорвана на островки, часто авторы столь нелюбознательны, что даже не стараются выходить за их пределы. Титанические усилия для объединения сообщества совершает Дана Курская, организующая самый большой на сегодня поэтический фестиваль Москвы. С Даной КУРСКОЙ побеседовала Елена СЕМЕНОВА.

– Дана, вы талантливый поэт, человек, увлеченный поэзией. Какими были ваши первые поэтические впечатления? Как произошло вхождение в литературную среду?

– Литературную среду я начала обживать довольно рано – с восьми лет. Мой поэтический наставник, учитель и друг Константин Рубинский порекомендовал меня в Международную благотворительную программу фонда «Новые имена», которая помогает талантливым детям. Хочу обратить внимание, что «Новые имена» – это действительно звездная путевка в настоящую творческую жизнь, это программа, в которой ребенка действительно любят и поддерживают, а не делают из него вундеркинда на забаву толпе, с тем чтобы забыть навсегда, едва детскую улыбку сменит подростковый обиженный на весь мир оскал. То есть хоть я и писала стихи с юных лет и много выступала с ними, у меня были концерты в Челябинске и Москве, меня показывали по телевизору, но я была изначально избавлена от потенциальной судьбы Ники Турбиной. Кстати, очень хорошо понимаю Нику Георгиевну, сочувствую ей и веду один из главных сайтов, посвященных ее непростой, хоть и яркой судьбе. Благодаря программе «Новые имена» я познакомилась с поэтами Львом Обориным, Алексеем Кащеевым. Нам тогда было по 12, а то и меньше лет, дружба  продолжается и по сей день. Они мне и помогли освоиться в московской литературной среде после моего переезда в столицу в 2005 году – давали ссылки на интересных авторов, приглашали послушать любимых поэтов на концертах.

– Кого вы можете назвать своими литературными учителями?

– Безусловно, мой самый главный учитель – это Константин Сергеевич Рубинский. Сейчас он – важная фигура российской культуры, а когда мы познакомились, был еще восемнадцатилетним студентом. Впрочем, мне тогда самой было всего восемь. Любые написанные мною стихи я первым делом показываю ему. Так было на протяжении 10 лет, и так будет дальше. Он – один из моих самых любимых поэтов, моя «соль» и совесть. Также я много лет люблю до одури стихи Юлия Гуголева, Анны Павловской, Дмитрия Быкова и Марии Ватутиной. Из классиков мне близки Владимир Маяковский и Франсуа Вийон. Второй мой литературный наставник – Сергей Сергеевич Арутюнов. Он просто спас меня как поэта. Когда в 2013 году я осознала, что стихи во мне закончились, да и не имели никогда смысла существовать вообще, Сергей Сергеевич возродил во мне поэзию. Это педагог от Бога.

– Вы ведете в Москве активную литературтрегерскую деятельность. Как получилось, что вы фактически одна организуете фестиваль MyFest?

– Фестиваль мне достался в наследство от поэта и культуртрегера Бориса Кутенкова. Борька как-то посетовал, что его рук не хватает на все придуманные им проекты, и предложил мне взять бразды правления фестивалем в свои руки. Тогда фестиваль назывался не MyFest, а Майский фестиваль современной поэзии и представлял собой совсем не те масштабы, которые вы наблюдаете в последние годы. У Бори он длился два дня, в день выступало человек 12. Сейчас MyFest – самый крупный поэтический фестиваль в России: он длится неделю, в день выступают от 35 до 50 поэтов. Проходит фестиваль в Москве, Санкт-Петербурге и Челябинске, на него съезжаются поэты и зрители со всей страны. Курьез состоит в том, что в год, когда я начала готовить первый MyFest, одна очень известная поэтесса, к которой я хорошо отношусь, заволновалась и произнесла фразу: «Дана совершенно не разбирается в современном литературном процессе! Надо сообщить предыдущим организаторам, что они не понимают, кому передали проект! Фестиваль надо спасать!» Но время показало, что Дана во всем как раз-таки правильно разобралась.

– Какова концепция фестиваля? Как вы думаете, изменил ли фестиваль литературную жизнь Москвы? Какие отзывы о фестивале слышите?

– MyFest был создан для демонстрации самых различных, иногда даже полярных направлений современного поэтического творчества и попытки консолидации его сегментов, порой трудно пересекающихся, а то и вовсе не взаимодействующих между собой. Именно поэтому в рамках фестиваля свободно уживаются те имена, которые, казалось бы, невозможно представить не только на одной площадке, но и на едином эстетическом поле. Каждый год я снова и снова доказываю поэтам, что есть кое-что поважнее наших привычных ссор, дрязг и выяснений отношений в Facebook. Это, собственно, сама поэзия. Представляя каждого участника фестиваля, я рассказываю его товарищам по литературному цеху и зрителям что-то такое важное о нем, что-то нутряковое – такое, что в итоге перевешивает количество журнальных публикаций и наград. Так я даю возможность нам всем расслышать стихи друг друга через белый шум неприятных будней. Поэтому с каждым годом при подготовке фестиваля я слышу все меньше просьб: «Не ставь меня в один день с N, он негодяй». Мой фестиваль не имеет аналогов, потому что он построен целиком на моей крови и любви. Слоган его – MyFest. Потому что люблю!

– Наверняка на фестивале случались курьезные вещи. Могли бы что-нибудь рассказать на эту тему?

– В 2017 году. Это был один из самых важных моментов моей жизни. Тогда на фестиваль было много нападок в соцсетях, это было нелегко. И вот, в заключительный день, в Музее Серебряного века я решила принять решение – будет ли MyFest жить дальше или этот год станет последним. И, делая контрольный глоток виски, стоя за сценой и готовясь к финальному слову, я поняла, что сил нет. Что я не смогу каждый раз реветь кровавыми слезами, когда кто-то вздумает походя сообщить народу, что я занимаюсь бессмысленным делом. Что не хватит всех слов, чтобы объяснять, почему я делаю все именно так, а не иначе. Я стояла за сценой, вцепившись в бутылку, и думала: «Меня не хватит, не хватит, не хватит...» И вот я вышла и говорю, что спасибо всем, пусть фестиваль будет, только теперь не скоро. И посмотрела в зал. 60 человек, слушавших стихи три часа, молча глядели на меня. И в их глазах появилась грусть. Они любили меня и мой бессмысленный фестиваль. Они хотели читать стихи по четыре минуты, слушать друг друга, смеяться над моими шутками, слушать мои признания в любви, пить после водку в весенних закоулках, приезжать на фестиваль из разных стран и городов, встречаться, общаться, обниматься... И я почувствовала себя героем Вячеслава Тихонова в финале фильма «Доживем до понедельника», где он говорит, что хочет попрощаться, а на него смотрят десятки ребячьих глаз и не хотят прощаться с ним. Все это длилось не больше двух секунд, но передо мной пронеслись года, клянусь вам. Ася Аксенова, прилетевшая специально из Израиля, ходившая на все дни фестиваля, согласившаяся впервые в жизни выступить – ради меня, неотрывно смотрела в мои глаза и явно не хотела слышать сказанного мною: «Следующий фестиваль состоится теперь очень не скоро...». И тогда я добавила: «...через год». Я никогда не слышала столько аплодисментов. Ни разу. И люди кричали «Браво!» И некоторые в зале заплакали. А я сдерживала слезы, смотрела на этих людей, любила каждого из них и слушала, как ровно и уверенно – для каждого из них – бьется в моей груди вырванное сердце.

– Как возникла идея создания издательства «Стеклограф»? Как придумано название? Есть ли у издательства манифест? Кто работает в издательстве?

– Все мои идеи литературных проектов возникают ровно за одну минуту – спонтанно и без повода. А вот название я выбирала долго – целых семь минут. Понятие «стеклограф» имеет в названии двойное значение. С одной стороны – это аппарат для печатания текста на матовой стеклянной пластинке, с которой делается оттиск оригинала. Из-за малой производительности и недолговечности формы применяют только для малотиражных изданий. С другой стороны – стеклографом называют маркер, которым пишут на стеклянных пластинках с анализом крови. В этом и состоит суть моего издательства – показать на прозрачном фоне содержимое поэтических капилляров. Занимаются этим непростым делом всего три человека, и все трое абсолютно безвозмездно. Собственно, я сама, художник издательства и мой ближайший друг Александр Прокофьев и чудесный профессионал верстки Дмитрий Макаровский. Я не устаю благодарить этих людей за то, что они работают со мной, и работают качественно, выдают продукт высшей пробы в рекордно короткие сроки, с учетом всех пожеланий автора и моих страдальческих истерик. Уверена, что книги «Стеклографа» проигрывали бы, не имей они таких невероятных обложек и такой превосходной верстки.

– Если я не ошибаюсь, в «Стеклографе» вышло уже около 20 книг. Какими книгами вы особенно гордитесь?

– Безусловно, я горжусь каждой книгой, которую выпустило мое издательство. За каждой книгой стоят удивительная история и живые эмоции. Для Светы Богдановой книга «Ностальгический газ» стала возвращением в современную поэзию, а для Николая Васильева его книга «Выматывание бессмертной души» – первым вхождением туда. Книга легендарной Алины Витухновской «Меланхолический конструктор» и сборник новых стихов Феликса Чечика «Своими словами» – это знак того, что мне доверяют самые востребованные авторы нашей эпохи, а книги Вячеслава Памурзина «Мертвая петля Веселого Роджера» и Антона Васецкого «Монтаж все исправит» – это доказательство того, что первые книги молодых, но известных авторов нужны не только самим авторам, но и огромному числу их читателей. Удивительная книга Льва Оборина «Будьте первым, кому это понравится» стала самой востребованной книгой моего издательства на сегодняшний день, а сборник «Мои друзья», составленный Асией Музафаровой, явился символом человеческой любви. Книга Оли Литвиновой «Сберкнижка» – наше общее детище, которое все называют моей удачей, а «Танцы» Егора Сальникова – это вообще не книга, а фейерверк! Я больше всего довольна книгой стихов и прозы Игоря Силантьева «Вагон-ресторан», потому что это тоже не книга, а путеводитель в потусторонний мир, куда я однажды надеюсь сбежать, когда все мои проекты окончательно обрушатся мне на голову!

– Какие авторы в ближайших планах?

– В данный момент мы работаем над книгой новосибирского поэта Юрия Татаренко «В 7.70 утра», к выходу готовятся книги Светланы Шильниковой и Дианы Рыжаковой. Совсем скоро увидит свет долгожданный сборник стихов Сергея Ивкина. К началу осени, надеюсь, смогу представить книги Ильи Плохих, Олега Бабинова, Вадима Седова, Андрея Мартынова, Серафимы Сапрыкиной, Романа Степнова, Светланы Пешковой, Юлии Тишковской, Петра Лодыгина, Анны Цветковой, Анастасии Кинаш, Алексея Ушакова, Александра Гальпера, Ирины Карениной. Самое пристальное внимание я бы рекомендовала всем обратить на книгу Максима Матковского, которая почти готова, – его я считаю лучшим молодым поэтом нашего времени, и для меня издавать его – большая честь. Кроме того, важным сентябрьским событием станет посмертный сборник стихов и прозы «Бульвар» прозаика, поэта, драматурга, преподавателя Литературного института им. Горького Алексея Антонова, которого мы не так давно проводили в последний путь. Эту книгу мы издаем на средства, которые собрали все помнящие и любящие его студенты. Также список посмертных книг пополнит сборник стихов Ромы Файзуллина, которого не стало два года назад и о котором не перестаю думать каждый день. А самым неожиданным сюрпризом в августе явится книга шестнадцатилетнего Данилы Давыдова – да-да, таким вы его еще не видели, гарантирую полный успех!

– Процитируйте какое-нибудь свое последнее стихотворение?

– Наверное, уместно прочесть мое стихотворение «Интервью», написанное три недели назад:

Когда вдруг жизнь иным сменилась 

фоном –

Однажды все мы встретим смерть

свою, –

К ней подошел какой-то с диктофоном

И попросил на память интервью.

Прямой эфир, заросшая могила –

Всё в ожиданье Страшного суда.

И на вопрос: «Довольны тем, 

что было?»

Она сказала: «Не совсем, но да».

«Вы были доброй?» – «Нет, но я 

старалась.

И для других пахала горячо».

«А вам при жизни нравилась 

усталость?» –

«Ну если ради дела, то ничё».

«Но для чего вы так возились с ними?»

Тут надо было что-то отвечать.

Она шепнула: «Я любила (имя)».

Но это не вошло потом в печать.