Идеальная ночь библиофага

Чтение запускает выработку адреналина и всяческих гормонов удовольствия. Андреа дель Сарто. Портрет леди с книгой. 1514. Галерея Уффици (Флоренция).

Календарь Ольги Балла измеряется не в днях, а в книгах. 365 брошюр, сборников и талмудов за год для нее – это норма чтения. Жизнь в графике «ни дня без дедлайна» – пустяки, дело житейское. И это не считая редакторской работы в журналах. Откуда у Ольги Балла берутся силы и чем она жертвует, известно только ее домочадцам. О современной литературе и идеальном дне библиофага с Ольгой БАЛЛА побеседовал Владимир КОРКУНОВ.

– Ольга Анатольевна, критик, если утрировать, – это профессиональный читатель, который выбрал особую форму работы с текстом. Для чего вам нужна подобная рефлексия?

– Просто я так лучше всего думаю. Можно даже сказать и так: в каком-то смысле написать о книге – это наиболее интенсивный способ ее прочитать. Такое чтение фокусирует взгляд, настраивает восприятие. Читающий «профессионально» читает еще и качественно. Вот первая из важных причин.

Вторая – то, что иной раз о книге хочется или чувствуется нужным написать затем, чтобы иметь к ней и/или к ее автору отношение, разделить судьбу этой книги или ее темы, войти в ее смысловой круг и жить там. 

Ну и, наконец, потому, что это вообще интересно – как тип действия. Запускает выработку адреналина и всяческих гормонов удовольствия. Наверное, во мне все-таки умер не вскультивированный вовремя, по небрежению и невнимательности к самой себе, филолог – в отрочестве и юности изрядную часть моих чтений составляли критика и литературоведение: мне было интересно разбираться, как и почему устроены тексты как часть мироздания. Если бы я чудесным образом обрела хотя бы еще одну жизнь с сохранением тех же самых личностных свойств (чего я, разумеется, хочу и даже согласна на сохранение личностных свойств, хотя, право, стоило бы уже обзавестись другими), я бы обязательно постаралась получить качественное филологическое образование.

И в конце концов: уж если возможно зарабатывать (хоть какие-то) деньги любимым занятием – чтением книг и писанием, то грех упускать такую возможность!

– То, что вы живете по завету: ни дня без дедлайна, хорошо известно. А как много и быстро вы читаете?

– Это, конечно, очень зависит от характера текста, от задач по отношению к нему (что-то читается с конспектом, что-то глотается, по чему-то ползешь) и актуального состояния читающего. В среднем получается одна-две книги в день,  при условии что день занят не только чтением (когда только им, это такая роскошь, о которой и мечтать грешно). Скажем, книгу Игоря Сида «Геопоэтика», в которой 430 страниц, я прочитала за один вечер (нырнувший, конечно, глубоко в ночь) того дня, в который получила ее от автора. Кроме такого «потокового», «мейнстримного» чтения, когда книжки глотаются сразу, целиком и, как правило, ради написания о них текста, я еще читаю несколько книг параллельно, в «фоновом» режиме, отвлекаясь и возвращаясь.

– Вы недавно возглавили отдел библиографии журнала «Знамя». Новая метла, как известно, – новые правила. Скажите, какой вы видите работу вверенных вам разделов, что изменится?

– Пока я там еще в стадии ориентирования и набирания навыков, но можно сразу сказать, что мне очень интересна новейшая русская литература, всевозможные точки роста в ней, разведывание новых путей, то, что полно будущим и вырабатывает его уже сейчас. Мне хочется обратить усиленное внимание на то, что пишут сейчас молодые – те, кому от 20 до 30, ну, максимум до 35 лет, – и привлекать нетривиально мыслящих авторов, в том числе и из своего поколения, конечно, и из более старших. Мне бы хотелось представить разные видения современного литературного процесса, чтобы складывалась, насколько возможно, объемная картина. Вообще же, по личному пристрастию, мне очень интересны критики с «культурологическим» видением анализируемых текстов, ставящие их в широкие контексты, – критика как форма самоосмысления культуры. Я уже рада видеть на страницах «Знамени» Александра Маркова – человека с широчайшим видением; очень надеюсь на участие Дмитрия Бавильского, Александра Чанцева... (Это далеко не исчерпывающий список, просто не названные о моих надеждах еще не знают!)

– Расскажите, что больше всего вам запомнилось за последнее время: события, имена, книги. И почему?

– Мне кажется, что в ушедшем году начал наступать и будет дальше развиваться новый этап в (авторских, читательских, общекультурных) отношениях с прошлым и с памятью как способом его переживания. Я бы предположила, что это отношение становится более критичным, с повышенным вниманием к тому, как именно помнится прошлое, почему именно так, что в нем от реальности, а что от неминуемого домысливания и дочувствования. В этом отношении «знаковая» книга, которую недаром многие заметили, – «Памяти памяти» Марии Степановой (да, я не буду оригинальна, это одна и из моих главных книг 2017 года, как и поэтический сборник «Против лирики» того же автора). Но в этом ряду мне хочется назвать также и пока менее замеченную «Севастопологию» Татьяны Хофман. Написанная в Швейцарии по-немецки и переведенная Татьяной Набатниковой, эта книга, по моему разумению, несомненно факт русской литературы и русского самосознания, поскольку это воспоминания автора, русской по происхождению, о своем детстве в Севастополе первых послесоветских лет, точнее, о своей памяти об этом. В этот же ряд я бы поставила и пока не изданный роман Дмитрия Бавильского «Красная точка» – о взрослении в позднесоветском Челябинске, об истории личных смыслов, наложившихся на историю «времени-и-места» и даже «Энциклопедию юности» Михаила Эпштейна и Сергея Юрьенена, которая во втором, доработанном издании попала в руки русскому читателю в декабре 2017-го и стала моей читательской радостью.

К моим читательским радостям последнего времени относятся также упомянутая уже книга (обобщенно говоря, эссеистики) Игоря Сида «Геопоэтика: пунктир к теории путешествий», «Метафизика Венеции» и «Палладио. Семь философских путешествий» Глеба Смирнова, «Проективный словарь гуманитарных наук» Михаила Эпштейна, сборник статей «Антропология искусства.  Язык искусства и мера человеческого в меняющемся мире», эссеистика и записные книжки Александра Цыбулевского, изданные под названием «Поэтика доподлинности». Из художественного – сборник повестей и рассказов Василия Голованова «На берегу неба», сборник малой прозы Аллы Горбуновой «Вещи и ущи», роман Лены Элтанг «Царь велел тебя повесить»; поэтические сборники: Анны Глазовой – «Земля лежит на земле», Бориса Кутенкова – «решето тишина решено», Полины Барсковой – «Воздушная тревога», Виктора Качалина – «Письмо самарянке», Василия Бородина – «Пес», Елены Зейферт – «Греческий дух латинской буквы». Ярким явлением в современной русской словесности, достойным внимательной рефлексии, мне видится сновидческая проза Станислава Снытко «Белая кисть». Очень порадовала книжка комментариев Марии Гельфонд к одной из коренных книг моего детства – трилогии Александры Бруштейн «Дорога уходит в даль». Тот же издательский проект «А и Б», в котором вышла эта книга, выпустил комментарии и к другим архетипическим книгам моей жизни «Денискиным рассказам» и «Приключениям капитана Врунгеля», но их я еще не читала, лежат в запасе. Сюда же отнесу второй том проекта Линор Горалик «Частные лица», дочитанный в бессонную новогоднюю ночь.

Мне видится важным, что издан на русском роман Ласло Краснахоркаи «Сатанинское танго» в переводе Вячеслава Середы; что Алешей Прокопьевым была полностью переведена книга Пауля Целана «Мак и память»; что вышел громадный полный перевод «Кантос» Эзры Паунда, выполненный Андреем Бронниковым (еще не дочитала, читаю медленно, по частям). Не знаю, многим ли в России будет важен и заметен перевод «Турецких писем» Келемена Микеша, сделанный Юрием Гусевым, но мне, как человеку пристрастному к венгерской культуре, радостно, что теперь они станут предметом и русского внимания. Сильное впечатление на меня произвел роман Сергея Жадана «Интернат», переведенный с украинского Еленой Мариничевой. Если отвечать обобщенно на вопрос, «почему» это все мне заметилось и запомнилось, я бы сказала, что я – читатель субъективный, и запоминается мне то, что соответствует моим внутренним запросам и вопросам к себе и к миру. Что, в конце концов, совпадает с внутренней ритмикой.

– Для успеха, как известно, недостаточно любить свое дело – нужны и страсть, и доля сумасшествия (но не одержимости!). Расскажите, как библиофаг Ольга Балла проводит свой идеальный день, и достаточно ли только книг для обретения гармонии?

– Как истинная сова и даже совища, я бы сказала, что идеальный день – это идеальная ночь! По крайней мере это такой день, когда долго спишь (дописав и отправив на рассвете очередной текст к сроку и отправившись спать с чистой совестью), просыпаешься уже вечером и неторопливо – главное, чтобы неторопливо, без вечного чувства вины, стыда и неадекватности! – пишешь что-нибудь такое, что хорошо получается, а сделав приемлемую часть работы, отправляешься что-нибудь интересное читать. Для гармонии книжек, конечно, совсем недостаточно (даже написанных!), но думаю, что для меня гармония и недостижима. Гармоничным людям, которые хорошо и с удовольствием умеют много всего в разных областях жизни, которые полно и ярко осуществились одновременно в разных областях, я как раз очень и вполне безнадежно завидую. Я умею слишком мало и вряд ли уже научусь.